| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Всё возможно — но вы хоть представляете себе размер доплаты при таком обмене?
— Надеюсь, Яша, ты нам его сейчас и сообщишь. — мягко улыбнулся Клаймич.
— Это выйдет не менее двадцати тысяч... — сокрушенно покачал головой маклер.
— Вот видите, Витя — я же говорил, что Яков Ефимович может достать жилплощадь даже в Кремле!
Клаймич отпил из чашки и продолжил:
— Но Яша — зачем нам квартира в Кремле? Двадцать тысяч! К чему этот ненужный шик?!
— Какой Кремль, Гриша?! Это хорошо, если не ближнее Подмосковье! — патетически воскликнул Эдель, и заломил руки.
— Яша-Яша... — укоризненно покачал головой Клаймич, — Я тоже еврей — и мы теряем время. Вспомни, пожалуйста, что я тебе говорил...
Эдель прекратил придуриваться, и прищурившись, остро посмотрел на меня.
— А ты уверен?.. — с сомнением протянул он, видимо, невоодушевленный увиденным.
— Уверен! — отрезал Клаймич.
— Да ж заради Его, Гришенька! — тут же примиряюще поднял руки маклер, — Все сделаем, как в Парижах... Но бюджет в десять тысяч — залог всеобщей радости. — и он ткнул в небо похожим на сосиску толстым пальцем...
— ...Витя, я не хочу лезть не в свое дело — но вы подумали, что будет, когда Верины родители узнают?
Вот такой "замечательный" вопрос — нейтральным тоном и глядя куда-то вбок — неожиданно задал мне Клаймич.
Редкие фонари с трудом рассеивали сгустившуюся темноту сентябрьской ночи. Прогулочным шагом мы неспешно возвращались в "Россию", проводив Якова Ефимовича до метро. "Великий маклер" передвигался общественным транспортом!
— Вы о чем, Григорий Давыдович? — спокойно откликнулся я, "не поняв" вопроса.
Клаймич усмехнулся:
— О квартире, Вере — и о судьбе группы, когда родители все узнают...
— Что... так заметно? — недовольно морщусь.
— По вам — вообще нет. По Вере — почти сразу. Заметил еще на "отвальной" в ресторане, но... — Григорий Давыдович изумлённо покачал головой и улыбнулся, — сначала просто не поверил сам себе. А на вокзале все стало ясно. Мне... Остальным — вопрос времени.
— Я "поработаю" с ней... Все будет нормально. — пообещал я.
— Уверены?.. — недоверчиво покачал головой Клаймич, — А мне показалось, что и Альдона что-то заподозрила.
— ...мне тоже...
— ...?
— Она никому ничего не скажет. — уверенно заявил я.
— ...? — левая бровь Клаймича изогнулась еще скептичнее.
"Вот как он так делает?.. Нужно будет все-таки порепетировать перед зеркалом...".
— Хотя у нас с ней сложные отношения... НО она никому не скажет...
— У нее со всем миром "сложные отношения". — неожиданно выдал Клаймич.
Я понимающе усмехнулся.
"Снежная Королева" даже нашего спокойного и уравновешенного Григория Давыдовича "подбешивает!"
— Не она, так какой-нибудь другой "доброжелатель" найдется. — не отставал от меня Клаймич.
— Ну а что, в конце концов, случится? — недовольно пожал плечами я, — Не в милицию же они пойдут, заявление писать на собственную дочь? Начнут требовать, чтобы она ушла из группы. А ей это зачем? Так что с родителями на какое-то время поссорится, а в группе останется...
"Со мной останется... Или я ничего не понимаю в женщинах!..".
— А если не останется? — продолжал непонятно давить Клаймич.
— Значит заменим другой солисткой... — буркнул я.
— Понятно... — удовлетворенно откликнулся Клаймич.
— Эй... бобры... стоим на вязку... — негромкий хриплый голос с хорошо узнаваемыми блатными интонациями неожиданно раздался за спиной. Пока "бобры" разворачивались посмотреть на его обладателя, из темноты ближайшего подъезда отделились две тени, и перегородили нам дорогу спереди.
У подошедшего сзади вид был такой же уголовный, как и голос. Темная куртка, руки в карманах, щетина на худой роже, и щербатый оскал гнилых зубов.
— Завязывай моргала пучить, фраера... Бабло откалывай, и хиляй здоровьем наслаждаться, а то... его сейчас не станет... — один из подошедших уркаганов встал настолько вплотную к Клаймичу, что почти задевал его лицо длинным козырьком своей кепки.
Третий — сутулый, с длинными обезьяньими руками — молча пялился на меня, перекидывая дымящуюся папиросу из одного угла рта в другой.
"А вечер перестал быть томным... Странно... самый Центр... Менты и конторские... где вы, мать вашу?!..".
Клаймич растеряно посмотрел на меня.
— Григорий Давыдович, отдайте им деньги. — спокойно посоветовал я, — Вы один с троими не справитесь.
— Фазан дело говорит... Ты, Давыдыч, не жмись... гони лопатник... Еще наласкаешь себе с трудового народу, пархатый... — урка в кепке осклабился, металлический щелчок... и на лезвии блеснул отсвет тусклого фонаря.
Клаймич, заворожённо смотря на нож, неохотно полез во внутренний карман пиджака.
— Шустрее, гнида! — первый раз подал голос "обезьянорукий".
Если Клаймич смотрел на нож, то стоящие спереди урки на секунду отвлеклись на появившийся кожаный бумажник.
"Ну, понеслась...".
Очко играло... Все-таки суперменом я никогда не был — а тут аж трое взрослых мужиков, и минимум один нож. Поэтому бил быстро и изо всех сил.
Первому, конечно, типу с ножом... Рывок вперед — и кулак смачно врезается в небритый подбородок, той же правой рукой — локтем и всем весом — в лицо "обезьяны". Хруст и дикий вопль.
Третий... потрясённо смотрит, приоткрыв рот. Бросок к нему... Блатной только и успевает поднять руки, закрывая лицо, как моя нога врезается в его голень. Еще один вопль — который прерывает короткий боковой в челюсть.
Быстрый разворот к скулящей "обезьяне". "Она" стоит согнувшись и закрыв лицо ладонями, а сквозь пальцы неудержимыми ручейками течет темная в сумерках кровь. Опасности нет, но адреналин требует выхода.
За спиной неожиданно взвывает сирена — но удар моей ноги уже опрокидывает "обезьяну" на спину, и заставляет замереть на асфальте третьей бесформенной кучей.
— Стоять, милиция!.. — из заливающегося красно-синими огнями мигалок "Жигуленка" выскакивают двое служивых.
"Даже пистолеты не достали..." — автоматически фиксирует сознание.
Через считанные секунды со свистом тормозов рядом замирает еще один "Жигуль" — только теперь без мигалок и милицейской раскраски. Из него вылезают двое в штатском.
В течение пяти минут одна за другой подъезжают еще три машины: милицейская "буханка "ПМГ" и две черные "Волги".
Нас с Клаймичем усаживают в милицейский "Жигуль", а два "тела" и очухавшуюся "кепку" загружают в "буханку "ПМГ".
— Там их нож еще... не забудьте подобрать. — спокойно подсказываю я сержанту из "нашего" "Жигуля". Он нервно оборачивается, смотрит на меня, и вылезает из машины к начальству.
Несколько секунд по асфальту шарят пятна света от трех фонарей, и наконец, судя по возгласам, искомое находят...
...Пока нас везли в отделение, я успел не только успокоиться, но даже сообразил, как из всего случившегося попытаться извлечь выгоду!..
Доставили нас в восемнадцатое отделение милиции, и когда мы вылезли из машины, Клаймич крепко сжал мое плечо. Я обернулся.
— Спасибо, Витя... Я сам чего-то подрастерялся... — негромко выдавил Григорий Давыдович, пряча глаза.
"Хм... Ты смотри, стыдно ему...".
Отвечаю так же негромко:
— Вас же не тренирует каждое утро двухметровый бугай-боксер... Зато вот вам наглядный пример, зачем нашей группе будет нужен Леша и "его служба"...
Клаймич криво усмехнулся, и мы пошли за позвавшим нас лейтенантом. Тот развел нас по разным кабинетам, дал ручку и бумагу, и велел описать всё что произошло.
Такая ситуация стала мне активно не нравится. Ни тебе цветов герою, ни почетного оркестра с бравурными маршами! "Охренелость" ментов дошла до того, что у меня спросили документы. "Свидетельство о рождении" осталось в чемодане в гостинице — о чем я и сообщил, а заодно попросил разрешения позвонить.
— Ты сначала напиши все что тебе сказано, а потом будешь названивать по телефону. — строго заявил мне молодой лейтенант.
— Ты сначала измени Уголовно-Процессуальный Кодекс РСФСР, а потом уже будешь допрашивать несовершеннолетнего в ночное время и в отсутствии его родителей. — раздраженно ответил я, и развалился на стуле, — И пока мне не дадут позвонить — я не буду ничего писать!
Лейтенант сначала подавился воздухом, покраснел, открыл рот и хотел что-то сказать... Затем снова его закрыл, постоял в раздумьях, и вышел из кабинета.
Посидев немного в одиночестве, я задумался... Странно, в сегодняшней драке мне ни разу не попали по голове... Тогда какие другие оправдания мешают несчастному идиоту позвонить, если телефонный аппарат стоит на соседнем столе?!
Не находя комментариев для своей тупости, я подхожу к телефону и поднимаю черную трубку.
"Слава богу, номер простой, засел в памяти... 261-06-06...".
Странные короткие гудки раздались в трубке еще до того, как я закончил набирать семь цифр.
"Хм... Чё не так?.." — поднапряг мозги, вспомнил сочинский санаторий, и попробовал набрать номер через "девятку":
— Дежурный...
— Э... Здравствуйте...
— Слушаю, кто вам нужен?
— А Юрия Михайловича можно услышать?
— Юрия Михайловича нет на работе в такое время. — мужской голос напрягся.
— А вы его помощник? — не нашел спросить что-то умнее я.
— Нет, во внерабочее время телефоны переключаются на дежурного офицера. — сухо ответил мне невидимый собеседник.
— Меня зовут Виктор Селезнев. Юрий Михайлович сказал, что я могу к нему обратиться, если у меня будут проблемы... Ну вот они у меня и случились... Я сейчас в восемнадцатом отделении милиции, и с удовольствием его покинул бы.
— А что вы хотите от меня? — озадаченно спросил "дежурный".
"Сам туплю, и вокруг тупые...".
Уже не скрывая раздражения, я ответил:
— Так свяжитесь с ним или с его помощниками... Я помню по фамилии только подполковника Зуева — он, кажется, сейчас в отпуске, но остальные тоже должны меня знать...
— Хорошо. Повторите вашу фамилию-имя-отчество, и в каком отделении вы сейчас находитесь ... — уже деловито ответил министерский дежурный...
* * *
...Дверь открылась, и в кабинет "вплыл" пузатый майор с добродушным круглым лицом, на котором покоряли своим великолепием длинные ухоженные усы "а la" Буденный!
— Ти чого буянишь?! — ухмыляясь в свои роскошные усищи, пророкотал майор густым басом.
— А чего он... — заканючил я плаксивым голосом, одновременно тыча пальцем в маячившего в дверной проеме лейтенанта, — Сочинений я и в школе писать не люблю, а он говорит — "пиши подроообно"...
Передразнил я недовольно зыркающего на меня молоденького офицера.
Майор стал еще добродушнее, и расплылся в широкой улыбке — но маленькие глазки жили на его лице своей отдельной жизнью, смотря цепко и настороженно:
— Врач со "Скорой" казав, шо тама дви зламани челюсти и нис всмятку!.. — "усатый хохол" счастливо захохотал.
Я изобразил святую невинность и независимо засопел, уставившись в пол.
— Ти ж не хочеш, щоб тебе звынуватили у драке?! — "испуганно" округлил глаза майор, как бы предлагая мне тоже напугаться...
— Хочу! — провозгласил я с пионерским задором.
-...Э... Нащо?.. — не нашелся "усатый хохол".
— Тюрьма, колония, блатная романтика... Новые люди, интересные знакомства... — я увлеченно и с придыханием принялся перечислять "плюсы" новых жизненных перспектив.
— Сплюнь, дурной... — мигом растеряв свою веселость, посоветовал майор... и даже перестал улыбаться.
— Ну, не знаю... Тогда... хотя бы посмотреть на того судью, который даст срок четырнадцатилетнему ребенку, отбивавшемуся от трех вооруженных рецидивистов! — я опять вольготно развалился на стуле, и насмешливо посмотрел на собеседника.
— ...Куди дзвонив-то?.. — немного помолчав и усмехнувшись в усы, спросил майор, легким кивком головы указывая на сдвинутый мною с места телефон.
— Да так... знакомому одному... милиционеру... — неопределенно отозвался я.
— Еге-еге... Ти напиши на листке, що було... Сам. Хоча б скильки зможеш... Я... хвылын через десять прыйду... — майор дернул себя за левый ус, и переваливаясь, вышел.
Когда с тобой разговаривают по-человечески, то почему не написать... Тщательно выверяя на бумаге каждое слово, я изложил свою версию "принуждения к миру": мол — гуляли... подошли... угрожали ножом... Забрали бумажник... один хотел меня ударить... Завязалась драка... Сирена... Спасибо родной Советской милиции! Ура...
Посидел... Поковырял в носу. Затем осторожно выглянул в коридор. Пусто и тихо... Недолго думая, отправился в соседний кабинет...
— ...И обязательно, Григорий Давыдович, укажите, что "обезьяна" попыталась меня ударить, и только после этого завязалась драка. Не забудьте отразить, что вы растерялись, и участия в драке принять не успели...
— Виктор, если у нас будут неприятности... то не нужно меня выгораживать! Их словам не поверят... Давайте скажу, что дрался я...
Я постарался максимально успокаивающе улыбнуться:
— Не будет у нас неприятностей. А если я дрался один, то получается трое рецидивистов против ребенка... А двое против троих — уже... несколько иначе... Не так героически! — я засмеялся.
На лестнице послышался непонятный шум, идущий с нижнего этажа... На фоне неразборчивого бубнёжа голосов слышались визгливые женские нотки.
Похоже, в ментовку доставили современных "интердевочек", и я счел за благо быстренько вернуться в "свой" кабинет, ободряюще кивнув Клаймичу.
Вовремя... Минуты через три из-за неплотно прикрытой двери я услышал, как кто-то бегом поднимается по лестнице.
В кабинет, тяжело дыша, буквально ворвался давешний молоденький лейтенант. Яркий румянец на щеках и округлившиеся глаза...
"Началось?!".
— Пойдемте скорее! — резко перейдя на "вы" и переминаясь от возбуждения, лейтенант всем своим видом как бы призывал меня присоединиться к его бегу.
Неторопливо поднявшись и собрав со стола свою писанину, я так же неспешно последовал за подпрыгивающим от нетерпения милиционером.
Видимо, весь "ночной" личный состав отделения сейчас толпился в коридоре первого этажа. Они о чем-то активно перешептывались, но когда появились мы с лейтенантом, все разговоры тут же стихли. Провожаемые взглядами присутствующих, мы подошли к обитой светло-рыжим дерматином двери. Висевшая сбоку табличка информировала: "Начальник отделения майор Галушко Н.Е."
— Товарищ министр, задерж... э... гражданин Селезнев доставлен! — как мог, отрапортовал "мой" лейтенант.
Я стоял, понуро свесив голову и держа руки за спиной. Услышав обращение "товарищ министр", я дернулся и чуть было не испортил свою клоунаду, но нашел силы продолжить изображать "статую обреченности".
Вначале послышался чей-то смешок, затем присоединился второй голос, а затем уже смеялись несколько человек.
"Надо мной, гады! Держим паузу...".
— Ладно, шалопай, заканчивай изображать тут из себя жертву царского режима! — раздался веселый голос Щелокова.
Я медленно поднял голову, и... охренел...
В довольно просторном кабинете "милицейского Буденного" за столом для совещаний вольготно расположились Щелоков и Чурбанов в парадной форме(!), а рядом с ними сидели в вечерних платьях смеющаяся Светлана Владимировна — жена Щелокова, и... (бум-бум-бум-тарям!) — легко узнаваемая Галина Леонидовна — дочь "дорохога Леонида Ильича"! Ну и, "по совместительству", жена Чурбанова...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
