Фэнтези 2016 Кинопольский Волк

На короткое мгновение голоса замерли, примериваясь друг к другу, а потом снова рванулись вверх, уже сливаясь в один неразделимый поток. И с каждой секундой воя там, внутри, высыхала одна из капель той горечи, которой окатило их в лагере. Два воя стонали и плакали, словно две скрипки, играющие в унисон. Потом они побежали наперегонки, вновь вытягивая ноту всё выше и выше, рванулись к самому приделу — и мягко затихли.

Наступило молчание. Копи поднялась и они побежали дальше.

Они пробирались сквозь лес, в сизой темноте, почти раздавленные обступившей их тишиной. Копи снова бежала впереди, но теперь уже медленней, а иногда оглядывалась назад и словно просила у него ответа на старый, как мир, вопрос:

— Доколе это будет продолжаться?

И Лакс знал, что будь он сейчас в человеческом облике, то ответил бы точно так же, как за три с половиной сотни лет до него отвечал неугомонный протопоп Аввакум:

— До самой, Марковна, смерти!

Часть IV. Хозяин и его псы

XXVI. Чернобыльник и полынь

Далеко в лесу говорил голос.

Лакс прислушался лучше. Голос не пропал. Он бубнил и бубнил, тихо и неразборчиво. Живот подводило от голода и Лакс готов был поверить, что это галлюцинация. Но заметил, что Копи замедлила шаг и замерла, навострив уши. Значит, это слышал не он один.

Голос сделал патетическую паузу, а потом продолжил. Разобрать, о чём он вещает, не получалось. Лакс решил подойти поближе и двинулся вперёд, осторожно переставляя лапы.

Небо очистилось, звёзды стали похожи на мелкую соль. Степенная полная Луна стояла высоко-высоко и светила на лес, как огромный прожектор.

В полумраке между деревьями показалась светлая полоса. Лакс узнал дорогу. Он вышел к кустам и выглянул из них так осторожно, словно совал голову в гильотину.

Голос доносился из небольшой сторожки возле сломанного шлагбаума. В сторожке не было ни огонька и она казалась заброшенной. Только голос говорил и говорил.

Оборотень подошёл поближе.

— Мы спасены Христом и теперь молимся о таком же спасении для всех остальных людей, — говорили в сторожке, — при жизни или после искупительной смерти за веру. Неважно, был ли ты устойчив в вере. Смерть оправдывает всё. Поэтому наши мучители после смерти тоже смогут узреть рай и весьма раскаяться, потому что видеть они его будут только из ада. Не принявший Церковь Воссоединения имеет весьма небольшие шансы на успех в этом мире и рай после смерти. Учёные установили, что только один из двух сотен участников успешно играет на бирже. Насколько же сложнее расчёты с небом самых искусных биржевых игр! Капитал вашей праведности следует доверить надёжному, проверенному брокеру. Церковь Воссоединения, пришли вы к ней, или только собираетесь посетить наше богослужение, гарантированно позаботится о вашей благодати. Основанная в Южной Корее, она действует более чем в двухстах странах мира и миллионы людей уже приведены ей к полному и окончательному спасению. Задумайтесь над этими цифрами. Остались ли у вас сомнения в том, что доверить свою веру Церкви Воссоединения будет лучшим вкладом за всю вашу жизнь?

Судя по скрипу помех, говорил радиоприёмник.

Лакс осторожно подкрался к дверям и принюхался. Пахло человеком. Но это мог быть и старый запах.

Рядом, в нескольких метрах, кралась неслышная Копи.

— Семья — основа нации, поэтому объединение наций невозможно без объединения семей. Ведение правильного семейного хозяйства требует правильного бюджета. Нет никакого сомнения, что вера куда драгоценней чем любые деньги. Но разве можно позволить вкладывать такое сокровище куда попало? Приведу доступный пример. Валовый внутренний продукт Южной Кореи в этом году составит 212 миллиардов долларов, это одна из самых богатых стран мира. Жители этой страны знают, куда вкладывать свои деньги. Там же, в Южной Корее, была основана наша Церковь, Церковь Воссоединения. Нет никаких сомнений в том, что жители этой страны знают толк в инвестировании и материальных, и куда более важных духовных богатств.

Лакс переглянулся с подругой. Надо было на что-то решаться. Наконец, он подкрался к дверному проёму и очень осторожно заглянул.

Лунный свет падал в окно и выхватывал из темноты коленопреклонённого человека с лохматой головой и остекленевшими глазами. Он сидел на укрытой тьмой табуретке, уткнувшись глазами в едва различимый радиоприёмник. Рядом на столе лежал обрез.

— Кто же охотится за вашим духовным капиталом? Это воры, грабители, коммунисты духовных миров, главнейшая мечта которых — похитить вашу веру, унести её в своё логово и бездарно там её растранжирить. Одетые в овечьи шкуры, они шарят повсюду, словно налоговая инспекция. Кто же эти волки хищные? Имя им — ...

Лакс бросился без рыка, бесшумный, словно тень. Сектант заметил движение, вскрикнул, увернулся, схватил со стола обрез и вскинул его так ловко, как умеют только тренированные стрелки. Лакс врезался в табуретку, опрокинул её и загремел какими-то банками, но быстро сориентировался и ловко вцепился зубами в ствол обреза. Грянул выстрел, пасть укололо огнём, а радиоприёмник фыркнул, брызнул синими искрами и умолк.

Сектант рванул обрез на себя, но Волченя держал его крепко. Сообразив, что так дело не пойдёт, тот попытался дотянуться другой рукой до стола — но там её встретили зубы Копи.

Вопль заполнил сторожку и разлетелся по окрестному лесу. Пальцы разжались, а потом хлопнула дверь и крик понёсся прочь, переходя во всхлипывание.

Волки остались одни. Победа была полной.

Они взялись за осмотр комнаты и очень скоро нашли маленький холодильник, который удалось открыть. Внутри их дожидались сосиски, половина курицы и приправы, от которых хотелось чихать и немного подсолнечного масла. Последнее на волчий вкус показалось редкостной гадостью.

Увы, от голода эта не спасло. Похоже, за эти сутки они слишком часто перекидывались и скидывались. А может, это влияла полная Луна. Когда дожевали последнюю косточку, оказалось, что есть им хочется не меньше.

Копи свернулась в углу, чтобы немного успокоить живот и попыталась заснуть. Лакс посмотрел на неё, пару раз прошёлся по домику, а потом коротко ей кивнул и бросился прочь, так, что только подушечки лап засверкали. Копи хотелось верить, что он вернётся.

Его не было не меньше четырёх часов. За деревьями уже растекался рассвет и проснувшаяся Копи, не в силах ничего предпринять, мерила шагами тесную сторожку и иногда обнюхивала пустой холодильник. Ударами её хвоста было впору заколачивать гвозди.

Наконец, она услышала шум. Кто-то большой и тяжёлый ломился сквозь кусты. Она выбежала на порог и прислушалась.

Заросли расступились и на просеку перед сторожкой выполз, еле держась на лапах, Лакс, измождённый, грязный и весь в репейниках. Он едва переставлял лапы.

А в зубах переярок тащил огромную овцу с разорванным горлом. На ухе болталась оранжевая бирка с номером 6394.

Лакс подтащил добычу к порогу, бросил её и посмотрел на Копи почти торжествующе. Копи оскалилась, во рту блеснули белоснежные зубы.

И они приступили к трапезе.

— Это же заповедник, — пояснял Лакс свой поступок, — на любых диких животных охота запрещена. Да я и не умею охотиться в волчьем виде. У волка нет инстинкта охоты, у него есть инстинкт ей учиться.

— Но ты же биолог! А значит, должен представлять, как это делается.

— Я охоту только видел, но сам не тренировал. Это как плавать — одно дело видеть, а другое плыть. Поэтому я выбрал одомашненное животное.

— Мне кажется, что заяц был бы лучше. Всё-таки, ты животное, ты в заповеднике, а значит, должен делать всё, чтобы ты не вымер. Если волк забежал в заповедник — он уже под охраной, и не имеет значения, чем он раньше занимался. Так что можешь охотиться. Межвидовая борьба за выживание, как и положено.

— Ну, между хищником и жертвой борьбы нет, там скорее взаимодействие видов. А так — я был слишком голодный, чтобы за зайцами бегать и следы распутывать.

— А за чужими овцами не голодный?

— Домашние животные, Копи, кормили волков с самой зари человечества. Как только появились стада одомашненных животных, которые были толстые, жирные и плохо убегали, волки тут же это оценили и стали селиться поближе к людям. Самые мощные, самые откормленные стаи охотятся вблизи человеческого жилья и питаются тем, что он вынужден им оставлять. Поэтому волк — такой же спутник человека, как собака. Вот только спутник не домашний, а дикий. Эдакая зловещая тень, которая крадётся по пятам животноводства. А, например, в городах, где нет животноводства, функции волков берут на себя люди.

— Это какие функции у волков?

— Внушать ужас.

— Ясно. Тогда сегодня ночью ты справился.

— Главное, что получилось вкусно.

Копи смотрела в вечерний мрак.

— Надо с твоим отцом связаться, — сказал Лакс, — Сказать ему, что с нами всё в порядке. Где твой мобильный?

— В лагере остался.

— Разве ты прятала одежду не на острове?

— Как ты себе это представляешь? В одежде через реку?

— Ну мало ли, какие у вас хитрости.

— Пусть поволнуется, — Копи отвернулась.

— Зря ты так. Он выглядит нормальным человеком. Я заметил, что вы не ладите, но не понимаю, почему.

— Он нормальный и есть. Но почему-то хочет, чтобы я разбиралась во всех этих дрязгах и тонкостях. Как устроен Мантейфель, какие дрязги вокруг него кипят, кто кого какой грязью мажет, что говорят внутри заповедника, как это похоже на других людей по всему миру и чем принципиально отличается. Сил моих больше нет! А мама почему-то уверена, что это всё очень важно.

— То, что изучает человека, не может не быть важным.

— То, что изучает, а не то, что достаёт. Хотя ты понять не можешь. У тебя-то в семье всё нормально.

— Ну, мать на биостанции. А отец ушёл, — Лакс почесал за ухом, — Боялся жить с двумя оборотнями.

— У, счастливчик!

Вместе с обычным инвентарём в сторожке хранился обшарпанный ящик. Это был один из небольших запасов Мантейфеля на тот случай, если кому-то из оборотней придётся прятаться. К сожалению, в заповеднике считали, что этот случай никогда не наступит. Поэтому белья там не было совсем, а одежда казалась пришельцем откуда-то из советского прошлого.

В конце концов Копи достался лёгкий чёрный халат и он сразу стала напоминать девушку из какого-нибудь чёрно-белого фильма Акиры Куросавы. Халат был очень похож на тот, который она нашла на даче Триколича, но всё же грубее и старше.

Волченя довольствовался брюками, которые пришлось подворачивать. Рубашки с пуговицами он терпеть не мог с детства, а сейчас и вовсе считал их опасными.

— Я думаю, мы дойдём до цивилизации раньше, чем закончится лето, — сказал он по этому поводу, — А сегодня у нас будет такая жара, что из леса выходить не захочется.

— У тебя щетина отрастает, — заметила она ему, — надо бриться каждый день. Полнолуние, волосы растут как сумасшедшие.

Лакс провёл рукой по щеке.

— Бородатых в Коалиции я не видел.

— За модой следят потому что. А раньше бывали и бородатые ликантропы. Шампавер, например.

— Шампавер? Он из нашего города?

— Он из Парижа. Жил в девятнадцатом веке. Писатель, поэт, ликантроп. С бородой.

— Интересно, как это выглядело, когда он перекидывался. У волка на подбородке шерсти немного, поэтому она либо задвигалась на гриву, либо просто тянулась такой чёрной полосой по светлому горлу. Он ведь не блондин был?

— Подробностей не знаю. На всех портретах он в виде человека.

— Надо посмотреть картины того времени, на которых есть волки, — посоветовал Лакс. — Для них он мог позировать без подписи.

Волченя засыпал ветками остатки съеденной овцы. Апраксин, как ему казалось, их бы простил. А вот ущерб Трёхгуляйпольскому животноводческому кооперативу стоило бы и возместить. Всё-таки, овец они выращивают на совесть, что бы не говорили об отечественном сельском хозяйстве. Правда, Лакс не знал, сколько стоит овца и потому уточнил своё решение — заплатить, если она не стоит слишком дорого. А потом сам же застыдился такого мошенничества.

— Что будем делать дальше? — спросила Копи.

— Пойдём туда, куда мы шли. В город!

— Тут кто-то, помнится, говорил, что сектанты белые и пушистые и их подставили.

— Это я говорил.

— И что теперь скажешь?

— Скажу, что ошибался.

— Мда, просто очаровательно.

— Если бы я знал, как оно на самом деле, то тот, кто за этим стоит, уже давно был у нас в лапах. Но что-то мы уже знаем. Например, что сектанты точно связаны со всей этой кутерьмой. И ещё мы знаем, кто разгромил Лесную Сказку. Обрати внимание, что пока рушатся только предположения, а факты никуда не деваются, они прибывают и прибывают. И если мы будем умнеть такими темпами и нас не убьют по дороге, то рано или поздно волки поймают охотникаОни Никуда не денутся, попадутся..

Копи прислушалась.

— Знаешь, сейчас главное — чтобы не попались мы с тобой. Потому что они идут. И судя по всему, идут прямо сюда. Слышишь их песенку?

Песенка действительно слышалась. Мотив был тот же и слова те же. Хор медленно приближался со стороны лагеря.

— Значит, бежим, — Лакс поднялся, — Мы пока не можем их загрызть.

— Куда?

— Куда угодно, где много людей. Пока мы в лесу, мы звери. А среди людей сразу станет видно, что мы один вид и они не рискнуть лезть в открытую. Идём, быстро! Как тут к цивилизации выйти?

— По дороге.

— Пошли!

— А если догонят?

— Толпой не догонят. Толпа всегда идёт медленней. Давай, быстрым шагом, чтобы не запыхаться.

Спустя час они оказались на удивительно пустынном шоссе. Слева на фоне горизонта поднимались сизые контуры многоэтажных домов. Лакс прикинул, что по меркам обычных людей сейчас раннее утро, когда все ещё спят. Часов пять, не больше.

— Нам туда!

Показалась табличка со словом "Кинополь". Дальше начиналась городская черта. Лакс посмотрел на неё так, словно она была волшебным талисманом, который может защитить от любого из зол этого мира. На этой стороне лес ещё продолжался, а на другой уже тянулись серые крыши гаражей-"ракушек".

— Ой, внучек, опять ты? Тебя и не узнаешь!

Неуловимо знакомая старушка в новеньком зелёном платке, больше похожем на шаль, махала ему с другой стороны дороги. Потом выждала, когда проедет бензовоз и оперативно перебежала шоссе. Только тогда Лакс её и узнал. Эта была та самая бабушка, с которой он ехал в одном в одном купе. От неё он впервые и услышал и про Церковь Воссоединения, и про Кинеля. Лакс невольно подумал, как неузнаваемо изменились изучаемые объекты буквально за пару дней наблюдений. Прямо как в научной работе.

— Вы тоже переодетые, вижу.

— Это всё дары. Нам отец Валтаким вчера новую проповедь на стадионе читал. Об истинных библейских пророчествах.

— А дубинки там не раздавались?

— Какие те дубинки? Там всегда всё полезное! И лекцию читал, такую интересную. Про Истинную Библию, Апокалипсис и то, что нам скоро конец. Они взяли наш перевод синодальный и просто ужаснулись, как много ошибок в нём. Сейчас правильно переводят, с учётом сбывшихся предсказаний. А ведь потом и другое сбудется и будет, он сказал, много разных знамений и ужасов. Самое главное — их не пропустить, потому что они не все будут ясные. Например, звезду Полынь из Апокалипсиса перевели как Чернобыль, потому что Чернобыль уже сбылся и воды горькими стали!