— Красиво, — подумал Джерри, и сердце его преисполнилось любви к Всевышнему, создавшему такую волшебную красоту и своей святой волей открывшего ее глазам людей... И ветер сбил, наконец, его с ног и Джерри упал и ткнулся носом в грязь и сухие иглы лесной подстилки...
Крепкие руки подняли его и отобрали пулемет, ветер стих, ночной дождь кончился, словно и не начинался, без молний и луны, закрытой тучами, стало темно, как в подземелье. Горстка людей, таких маленьких и чужих в этом прекрасном, свирепом и беспощадном мире продолжала идти во тьме, испытывая свою судьбу... Без пулемета было явно лучше. Вдыхая колючий, как содовая, искрящийся воздух, Джерри наслаждался жизнью.
* * *
...Когда закончилась гроза, мы, впечатленные до самых внутренностей игрой атмосферных энергий, выбрались из 'берлоги' — образованного переплетенными стволами и ветвями огромных деревьев (нечто вроде баньяна, но не определившегося еще, кто он: голо— или покрыто— семянное растение), убежища, в которое завело нас это 'чудо природы', — Тхом Цхая, она же — Плакса, она же Красная Слеза. Да, Косма предпочитала называть ее по-русски Плаксой, и та, как я заметил, уже начала отзываться на эту кличку. Но во мне жил еще (и я полагаю, будет долго жить) трепет перед культурой храйдов, поэтому я, наслаждаясь каждым звуком их языка, предпочитал называть быструю охотницу по имени — 'Тхом'. Что ж, на это имя она тоже откликалась. Общение наше сводилось к взаимным доброжелательным взглядам, жестам и попыткам научиться друг у друга языку.
У меня до сих пор болела каждая мышца после нашего безумного побега. Мы мчались прыжками, как стадо кенгуру, стараясь не отставать от трицикла, но теперь, когда мы, слава Богу оторвались от возможного преследования, а Хонда сдохла, — кончилось горючее, — можно было и отдохнуть... Закрепив джамперы (вот ведь залихватская штука) на поясе, мы шли нормальным человеческим шагом. Конечно, назвать это издевательство нормальным шагом — гипербола. Это был так называемый, китайский марш, — мы то бежали трусцой, то быстро шли. Тоже утомительно, но по сравнению с кроссом на джамперах — терренкур в санатории... Куда мы шли? Это достаточно забавный вопрос. Мы шли к Храму. Вернее собирались идти...
Что такое этот храм, Тхом не смогла нам объяснить — не хватало слов, и Косма ее не понимала, а зачем туда надо идти, Тхом и не знала. Косма рассказала нам о своих приключениях. Мы ей — о своих заключениях. Ясно было одно — мы встряли, и крепко. Мы завязли в спутанном, страшном узле каких-то титанических событий, и чтобы выбраться из этого переплета живыми, нам нужно было собрать некий паззл, головоломку. Единственное, что можно было понять о Храме, кроме того, что это святилище Бога охотников (смотри-ка, и эти не смогли обойтись без религии!), — Текущего, так это то, что там нас ожидает ответ на наши вопросы, по крайней мере на многие из них...
Мы говорили об этом на первом привале , который мы устроили с разрешения Тхом (она ведь была экспертом по тактике и обычаям своих родичей), когда она пришла к выводу, что нас, как говорится, не догонят. Мы запутали следы, оторвались от погони и все такое прочее. По мнению уважаемой Тхом, мы были сейчас в безопасности.
Оказавшись в безопасности мы вспомнили, что так и не отведали 'шашлычок', которым нас угостили добрые наши пленители. Вспомнили, что потратили кучу калорий во время нашего внезапного бегства и теперь зверски голодны. Ха! Тхом и тут проявила себя: выяснилось, что эта черная бестия (Бэт нуар), прихватила этот здоровенный кус с собой. Набив брюхо свежим ароматным мясцом, мы смогли, наконец, поговорить, не спеша, с толком и расстановкой...
— Так ты , значит, в прошлой жизни была динозавром? — Сидорцов тяжело, испытующе смотрел на Косму, — Ты действительно так считаешь? Выходит я пригрел на груди... кого?
Косма спокойно, не смутившись, выдержала его взгляд:
— Что же здесь такого? — с достоинством спросила она, — Таковы факты.
— Какие факты? — брови Сидорцова медленно поползли на лоб.
— А в чем проблема? — вмешался я, — мы же служба по аномалиям, и чем это не аномалия? Почему именно в это вы не верите?
Сидорцов мельком глянул на меня и снова сосредоточился на лице Космы:
— Какие факты?
Я тоже посмотрел на Косму, посмотрел внимательно. Она сильно переменилась. Это была не та Косма, тихая интеллигентная, вежливая киевская девчонка. Не то чтобы она стала шумной, хамоватой, грубой москвичкой, но что-то в ней переменилось, так , что теперь легко было поверить что она была в прошлой жизни быстрой охотницей. Это сильнее всего провилось в пластике, летящей как у ласточки, да в том , что она стала тыкать в ответ на тыканье Сидорцова. И... И в том , как она приветствовала меня при встрече на стоянке храйдов. Я это надолго запомню, и до сих пор краснею, когда вспоминаю. Она просто прыгнула на меня со своего бешеного мотоцикла, а я подхватил ее на руки, а она обняла меня так , что у меня позвоночник затрещал и как поцеловала!..
Кругом вонь стоит от репеллента , хоть святых выноси, и только что , на моих глазах она со своей зверюгой (при всем уважении, Тхом — зубастая зверюга, крокодила) целовалась, а теперь со мной... Но мне понравился ее поцелуй, у меня внутри будто бы оказалась натянутая басовая струна, которая загудела, завибрировала, бархатно щекоча внутри-внизу и тепло подымалось в животе, а в груди разливалась мятная изморозь восторга. А она оторвалась от меня, посмотрела на меня такими глазами... я таких глаз ни у кого не видел... там были циклон и цунами, загадочная чернота космоса и погибель мира, магма и шаровая молния... Мне стало страшно даже чуть-чуть... А она сказала тогда:
— Привет, Даня... Я за тобой... — и вытерла нос рукавом, а потом уже начала краснеть. А я держал ее на руках и не знал что сказать... Не то чтобы испугался, хотя можно было, а просто слов никаких не было...
Чувствуя себя дураком, я сказал:
— Спасибо. Я знал, что увидимся.
А потом мы побежали в этих жутких джамперах по этому жуткому бурелому, и с тех пор мы с ней слова друг другу не сказали.
...— Какие факты? — резко переспросила Косма, сидевшая бок о бок со своим динозавром, у Сидорцова. Я вздрогнул и очнулся. — Ты же видишь, я говорю на их языке. Вот эта девушка, — она погладила Тхом по мощному предплечью, — да, девушка, не смейтесь, — считает меня названой сестрой и вожаком группировки. Но самое главное: я и сама что-то припоминаю.
— Что же именно? — Сидорцов все еще недоверчиво хмурился, но было видно, что он притерпелся к информации и мало-помалу осваивается с ней.
— Ну, например, как мы маленькие , играли у реки.
Сидорцов вздохнул и покачал головой.
— Но что это нам дает? Какое отношение это имеет к нашим проблемам?
— Возможно имеет, — серьезно сказал китаец, перекладывая ноги из левого лотоса в правый (или наоборот), — и самое прямое... Помните, о чем мы говорили, когда нас так мило прервали? Теперь вспомни, командир, ведь мы отбирали операторов среди людей, имеющих подсознательную привязку к мезозойскому временному горизонту. Эти люди вдруг стали дико популярны в обоих полушариях...— он с хрустом растянул переплетенные пальцы (многие ненавидят этот звук, а мне все равно, даже нравится) — Но почему? Почему у них была такая склонность? Этот вопрос не интересовал никого. Ты — военный-практик, Саговников — по уши погряз в своей психотопологии. Да и меня, племянника и ученика великого Чжао Эньгуана, это не интересовало. Мы знали, что Косме, — китаец, не вставая, отвесил изящный поклон в ее сторону, — мерещатся динозавры, мы наблюдали много других случаев энергетического и информационного обмена между нашим горизонтом и этой временной точкой, вернее даже площадкой. Я бы назвал ее площадкой 'К', площадкой Кануна, потому что этот период времени предлежит каким-то крупным событиям. И я считаю, что эти люди, — он указал на меня и на Косму, — стремились сюда именно для участия в этих событиях, и мы все здесь находимся именно для этого. Даня, ты же палеонтолог, попробуй понять что это могут быть за события из жизни твоих любимцев?
— Если бы я мог хотя бы знать наверняка в каком мы точно периоде, — оживился я, с удовольствием вовлекаясь в беседу. — А кто такой ваш дядя, э... Чжао?
— Точно никто тебе про период не скажет, — улыбнулся китаец, — сам понимаешь, но хотя бы на что похоже? А о дяде, если можно чуть позже...
— Ицзинист его дядя, предсказатель... — сказал Сидорцов, чем заслужил легкий, косой (извините за каламбур) взгляд китайца.
— Все же прошу потерпеть с дядей, — обратился к нам китаец, — в этой материи много нюансов...
В зарослях послышался треск, тяжкие вздохи и натужная возня, затем стволы растений раздались и между ними просунулась здоровенная добродушная морда, с причудливым двойным продольным гребнем, на длинной шее, скорей всего, что-то вроде десятитонного амаргозавра. Осмотревшись, животное глубокомысленно почавкало, и не заметив Тхом, начало было с треском протискиваться к костру. Видимо, ему было скушно и одиноко в этом ночном лесу. Но Тхом рыкнула на него и этот гигантский вегетарианец проворно убрался от нас задним ходом. Мы вернулись к разговору.
— Так на что же похоже время в котором мы застряли? Скажи Даня, мы будем благодарны за любой ответ. — китаец благожелательно улыбнулся, и чуть наклонился ко мне, выражая этим движением ожидание ответа.
— Похоже на поздний мел, — неуверенно (слишком многое не вязалось с нашими теориями) сказал я, — самый его конец, если это вообще Земля.
— Земля, Земля, — рассмеялся китаец, — и если это конец мелового периода, то это совпадает с некоторыми моими предположениями. Ведь конец мела это и конец мезозоя?
— Ну да, — все еще ничего не понимая , ответил я, — и начало кайнозоя...
-Да. И что же должно случиться в конце мезозоя с динозаврами?
-А! — я понял, но мне стало нехорошо от этого понимания. — Они... Они вымерли!.. Конец эры динозавров!..
Я посмотрел на Косму, сидящую в обнимку с Тхом, и мне даже плакать захотелось, настолько сразу и безоглядно я поверил в версию китайца. Я поверил, что мы, каким-то темным хулиганским колдовством попали в это время, именно в тот страшный и величественный момент, когда начинается массовая гибель этих великолепных существ и всего их самобытного великого и прекрасного мира...
Я, наверное, чекнутый Айболит, а может и вовсе зоофил, но мне стало их так жаль... Так жаль... Больших и свирепых, сильных и клыкастых, ловких и умных... но обреченных, без всякой надежды на спасение...
— А что у вас за предположение? — спросил я сглотнув тугой ком, болезненно свернувшийся у горла.
Вместо ответа китаец достал из кармана небольшую розовую бумажку. На ней была нарисована фигурка, состоящая из нескольких (ах да, из шести, это ведь гексограмма), параллельных черточек... Над фигуркой значилась парочка иероглифов, напоминавших следы птичьих лапок в пыли, и рядом надпись — транслит и русский перевод: Вэй Цзи. Уже конец.
— Оставим вопросы о значении этой гуа, — китаец опередил меня, я только и успел что открыть рот для вопроса..., — сначала мне хотелось бы закончить разговор о заговоре... Нельзя, чтобы в этой теме остались непроговоренные моменты... Так вот, в среде военных, которые устраивали, в том числе, и нашу экспедицию, оказался видимо, ренегат, который сливает проект вождям большого заговора. Естественно, узнав о подготовке нашего путешествия и экспедиции американцев, они принимают решение пресечь эту опасную тенденцию. Как это сделать? Сейчас в моде синергетика, суть которой, в некоторых аспектах, можно передать пословицей, — моим же салом по моей же шкуре. Лучше всего, конечно, чтобы экспедиции погибли. И погибли страшно... — поглядев на наши лица, он сказал , — а что? Я просто рассуждаю... Поэтому нас стравливают с американцами, а для надежности напускают на нас этих дивных чеширских рапторов.
— А почему Тимофеич нас просто не отравил антикислородом? Подмешал бы чего туда и привет. Чего проще? — разговор становился все интереснее и я завозился на своей лежанке из лапок плауна, устраиваясь поудобнее. Хотя мне и так было удобно. Вообще мне тут нравилось.
— Не знаю, — китаец задумался, — но это, наверное, не так просто... Опять же яд могут найти. Я считаю, что наихудшим вариантом для устроителей экспедиции является исчезновение всего личного состава, полное и бесследное...
— Тогда понятно, почему нас похитили, но почему похитили не всех? А самое главное, почему мы все-таки живы, но не возвращаемся? Вот и Косма с нами, а мы торчим здесь? — спросил я с искренним любопытством, вовсе без страха.
Китаец опустил голову, двумя руками взъерошил жесткие короткие смоляные волосы, словно это помогало ему думать... Потом он поднял на меня глаза и честно признался:
— Не знаю, есть идеи?
-Ну, — я замялся, — идея есть, но она несколько шарлатанская... Знаете, распространенный сюжет в литературе и кино — герой застревает в некоей ситуации... пока не научится чему-либо...
— Ага, — охотно подхватил китаец, — или не научит других...
— День сурка. — сказал Сидорцов, коротко и одобрительно взглянув на меня.
— Есть еще вариант, — сдержанно сказала Косма, но мне стало приятно вообще от того факта, что она говорит со мной, — выполнение долга...
— Очень вероятно... — задумчиво протянул китаец, — кстати, Даня, чего уж скромничать, этот сюжет распространен не только в литературе , но и в жизни...
— Я, ребята... — начал было Сидорцов, но взглянув на Косму и Тхом, поправился, — и девчата, вот что хочу понять: при чем же здесь эти заговорщики? Это они нам не дают вернуться? Или мы сами по себе здесь застряли?
— Но ведь одно другому не мешает! — воскликнул я, — если ситуация, которой , кстати, мы не знаем, располагает к тому, чтобы мы здесь остались, то ведь и они могут действовать в ключе расклада, — помогая или препятствуя ему...А может быть мы им вообще нужны здесь?
— Ну это уж , батенька, умственная мастурбация... — проговорил Сидорцов и я отчаянно покраснел, быстро взглянув на Косму, надеясь что она не слышала. Она как раз в это время шептала что-то на ухо своей сестрице, Тхом. По их серьезным лицам, ... э... мордам... или все-таки лицам?.. можно было думать, что она переводит наш разговор... — Для чего же можем понадобиться?
— Да хоть на закуску, — китаец засмеялся. — Но Даня, возможно, говорит верно. Помните, Тимофеич, перед тем как исчезнуть всячески провоцировал командира — рассказать о твоих планах на будущее... Трибуналом угрожал... Тьфу ты, будущее... в самом деле, фьючер паст...
Сидорцов глубоко задумался и на время даже прикрыл глаза.
— Ну, Челкаш, сволочь, — изумленно и яростно сказал вдруг он, хватив кулаком по ладони, — ну, гнида, доберусь — не жить тебе... — на лбу его вспухли широкие синие вены, глаза налились кровью...
— Женя, Женя, спокойно, — Китаец цепко прихватил его за плечи, сразу же зарывая чуткие сильные пальцы в отвердевшие мышцы капитана. -До кого ты кстати, решил добраться? Ты нас не забудь, мы его подержим пока ты бить будешь...Так что это за Челкаш?
