— А что я с ними сделаю? — удивился тот, — Их надо все собрать — до единого осколка. А я разве знаю, где спрятаны остальные.
Он немного помолчал, потом добавил:
— Соколы весть принесли, так что завтра, Румистэль, мне опять в поход.
Не успел Румистэль ответить, как в трапезную вбежала Ленда.
— Господин сердца моего, — вскричала девушка, — никак покидаешь меня?!
— А ты подслушивала, солнышко моё? — нежно улыбнулся князь, лаская взглядом лицо своей прекрасной жены, а рукой обвивая её стройную фигуру.
— Конечно, нет! — с забавной детской непосредственностью она отрицала очевидный факт, — Просто хотела знать, не покинешь ли ты меня вскоре.
— Я должен ехать, Ленда, — просто сказал князь, а в голосе его звучала печаль.
— Должен, должен! — мило гримасничая, передразнила она. — А мне ты ничего не должен? Опять мне плакать в тоске и одиночестве, глядя на дорогу да ожидаючи тебя.
— А ты подружек позови, — серьёзно отвечал князь, гладя её по распущенным золотым волосам.
— Да ну, подружек! — капризно нахмурилась жена, — Будут тут трещать да бегать! Неровен час, чего утащат!
— Это тебя мать твоя так научила? — печально спросил Финист.
— Вот ты снова мать мою ругаешь! — с подступающими к прекрасным глазам слезами воскликнула она, — Не угодит она тебе никак!
— Ничуть, душа моя, — ласково отвечал Финист, — Как я могу сердиться на Бакиду, когда она мне подарила тебя, прелестная моя жена?
— Ах, вот как? — кокетливо потупила та глазки, — Тогда мне покажи, как в самом деле меня любишь.
— Немедленно. Сейчас же! — шутливо отозвался князь и подхватил на руки лёгкую, как пёрышко, жену.
— Да нет! Не так! — она с напускной досадой колотила его кулачком по крепкому плечу. — Ну тише ты, медведь! Перед гостем неудобно!
Румистэль с улыбкой отвернулся, чтобы не мешать влюблённым — он тут лишний. О, ему знакомо это нехитрое девичье кокетство, эта притворная суровость, надутые губки и плутовство во взгляде! Это игра, древняя, как мир, игра — женщина проверяет свои чары, свое извечное девичье колдовство. Дёргает за струны сердца, привораживает душу, порабощает своей власти волю. Проверяет, ищет тот предел, за который ей ступить нельзя — где та черта, за которой мужчина твёрд, как холодный камень. Нет большей радости для любящей жены как вынудить мужчину отложить подальше долг, забыть обязанность — всё то, что отвлекает его от дома и гонит прочь.
Сейчас в своем любовном гнёздышке она будет уламывать супруга, умоляя отложить хоть на денёк, на недельку, месяц-два поездку за какими-то делами, которые не переводятся у Финиста. Сколько выпадет ей, простой девушке, таких разлук! В печальных ожиданиях будет проводить она долгие дни одиночества, и юность нежная её будет утекать подобно воде в ладонях. Пока однажды он возвратясь, вдруг увидит, что любовь его состарилась, угасла, как огонь в покинутом очаге.
Век Финиста продлится долго, очень много лет. А она всего лишь человек, чья жизнь — мгновение.
Глава 18
— Сколько тебе лет, Румистэль? — спросил князь, спозаранку явившись в опочивальню гостя.
— Мне? Восемнадцать, то есть, двадцать... один? — соображал полусонный гость. — Или двадцать пять? Не знаю.
— А, ты ещё молод, — кивнул Финист, ничуть не удивляясь такому странному ответу, — Мне тоже около четырёхсот — годом меньше, годом больше — разницы-то никакой!
— Я вот что подумал, — продолжил Финист, — ты ведь утратил Перстень прежде того как начал собирать осколки. Это плохо. Видишь ли, Гранитэль открывает мне двери в иные миры, а вот как ты будешь со своим делом справляться? Но я могу открыть тебе одну потайную дверь.
После такого заявления он присел на край постели и, сияя своими чудными глазами, предложил:
— Ты огненные миры видал? Если не видал, то вот тебе оказия: я отправляюсь нынче опять в поход.
Услышав такое, дивоярец взмыл с места, враз проснувшись. Огненные миры — о них говорил Магирус Гонда, как об очень опасном месте, которое требует большого мужества, умения и магической силы. Лён видел тех удивительных тварей, которые добыты в экспедициях в эти жуткие места. Некоторых приходится держать в специальном отделении вивария, в искусственно воссозданной среде, некоторых можно видеть только в виде чучел, запаянных в магическое стекло, а некоторых вообще никак нельзя увидеть — их даже мёртвых не сдерживает никакая защита. Их Лён видел только в рисунках Вэйвэ Валандера и в большой книге монстров, которую собирали не одну тысячу лет. О, вот это порождения демонских миров!
— Что у тебя за оружие? — поинтересовался князь. — А, меч Дивояра, лунная сталь! Хорошее оружие. А у меня сам знаешь что — меч Джавайна. Он защитит и тебя, и меня. На будущее будешь знать — пригодится, когда сам пойдёшь на поиски кристаллов.
— Твои доспехи не годятся, — придирчиво осмотрел он одежду Лёна, — не на прогулку едем.
Но всё же велел одеться и выйти во двор. Там уже было всё готово к новому походу — конь оседлан, накормлен угольями — из его пасти так и полыхало. К седлу приторочена знакомая сума.
Пока хозяин задержался в доме, Лён свистнул своего Сияра, и с неба сиганула белая птица — расправив огромные крылья, на двор опустился величественный лунный конь. Огненный жеребец-дракон недовольно затрубил, и на этот зов из дома вышел Финист.
— Твоего коня тебе скоро придётся отпустить, — сказал он, — Там, куда идём мы, твоему жеребцу будет плохо. Вернёмся — снова позовёшь его.
А потом проговорил в свой перстень:
— Гранитэль, моему брату нужна новая одежда, мы отправляемся в горячие миры.
Одежда на Лёне волшебным образом сменилась — теперь он облачён в такие же алые доспехи, как Финист, с таким же огненным плащом. И только оружие осталось прежним — подаренные Турайком ножны светят холодным лунным серебром, в котором не отражается алый цвет доспехов.
— Мой огненный жеребец — Горай, летать в нашем воздухе не может, — сообщил Финист, вскакивая в высокое седло, — крылья у него распускаются только в огненной стихии. Но скачет он семимильными скачками. Ты уж, Румистэль, как-то поспевай за нами.
— Вон видишь ту вершину? — указал князь на горку с той стороны реки — туда, где возвышалась каменная гряда, и где дивоярец предполагал искать гриндрила с похищенной принцессой. Гриндрил с принцессой подождёт — тут намечается дело поинтереснее.
— Оттуда и начнём скакать, — и князь взвил своего Горая в воздух.
Раздался гул, взлетела пыль столбом, разнесло по углам двора всё, что на месте не лежало, зазвенели камни, красная молния вместе с седоком рванула и унеслась прямо поверх высокой каменной стены.
Секунду Лён опешил, а потом сообразил что делать.
— Держись, Сияр, — сказал он своему коню.
Затем сосредоточился, мысленно охватил себя и лунного жеребца, наметил точку и совершил мгновенный пространственный бросок вместе с конём.
— Справляешься, — кивнул дивоярцу князь, потом указал рукой в перчатке следующую горку — на полпути к горизонту.
Ещё прыжок — они приземлились почти вровень. А дальше дивоярец приспособился прыгать одновременно с Гораем — и пошли они махать по десятку миль зараз. Пролетали мимо леса, как зелёные лоскутки, мелькали реки, как серебряные нити, долины и ущелья, горы и моря — ох, велика Селембрис! Пустыни миновали, над кораблями в океане пролетали они, как два алых метеора, ногами кони не успевали воды коснуться, как следующим скоком преодолевали сотни вёрст — вот это была скачка!
И вот опустились кони на каменистую равнину — позади лес, а впереди — пустынные горы.
— Вот там, Румистэль, находится вход в преисподнюю, — сказал Финист, указывая на горы.
— Изнанка Селембрис — лимб, обратная сторона творения, хаос. Лимб не холодный и не горячий — он не есть вещество, а пристанище изгнанных духов. Туда отправляет меч Джавайна чудовищ — в бездну на вечное мучение и скитание среди духов тьмы. Поэтому помни, дивоярец — хочешь ли ты такой судьбы тому, кого убиваешь Карателем.
— Зачем нам туда? — голос Румистэля невольно дрогнул, такое действие на него оказала речь огненного князя.
Вспомнил он дракона-Лембистора и его дикую злобу, которую тот вынес из лимба. Каким образом освободился он от хватки смерти? Как сумел подчинить себе эту таинственную среду?
— Там, в зёве преисподней, находятся входы во враждебные миры. Слушай. В глубине гор есть пещера — её очень строго охраняют твои друзья из плавающего в небе города. Войти туда просто — выйти нелегко. На вход накинуты магические сети — они не дают вырваться на волю исчадиям лимба и существам иных миров. Случись такой прорыв — начинается сражение, и дивоярцы уничтожают армии чудовищ. Это страшная битва, Румистэль. Со мной Каратель, а это значит, что однажды мне придётся стать участником такого сражения — это значит, что война придёт на Селембрис. Ты тоже однажды примешь этот меч, а значит, в твое время тоже явится на нашу землю беда. Знай, брат, и помни: дивоярцы боятся мага, пришедшего с Карателем. Они знают, что приход меча Джавайна означает скорую войну. Поэтому будь осторожен и не говори лишнего. У тебя свои дела помимо дивоярских.
Он не успел спросить что это значит — так торжественен и грозен был голос Финиста — потому что в следующий миг князь взял с места и помчался к горам. Горай на этот раз не покрывал одним прыжком семь миль, но стлался над землёй, как язык пламени, и так же полыхал огнём алый плащ всадника. Лён ринул следом и легко догнал огненного князя, а тот поднял коня и взлетел на горную седловину, где остановился.
— Здесь отпусти своего Сияра, — сказал он Лёну.
Внизу открывался вид на чуждую и непривычную для Селембрис картину: в окружении непроходимых горных цепей располагалась впадина, словно искусственно расчищенное от камня место — как будто огромный великан выломал отсюда скальную породу и закидал обломками все проходы и перевалы, чтобы не было подхода к этому месту. Плоская каменная равнина черна, как будто в ней сотни лет горели пожары, а нынче всё потухло. Среди этой черноты едва заметен был низкий вход в пещеру — как будто нависшее веко каменного великана.
— Не думай, что тут никого нет, — тихо проронил Финист. — Они здесь — бдят, следят непрерывно. Здесь всё опутано магическими сетями. Но ждут гостей они оттуда, а не туда. Поэтому садись, дивоярец, на моего Горая позади меня и держись крепче — сейчас мой конь одним прыжком нырнёт в зёв преисподней.
Если кто и был тут, то мог видеть только как метнулась длинная алая стрела — настолько быстр полёт иноморфа. Мгновение — и нет никого.
В первый миг Лёну показалось, что он окунулся в сплошную непроглядную тьму, в которой нет ни искры света, но в следующий момент он изумленно огляделся. Летели они вдвоем на диком красном жеребце сквозь странное явление — иначе не назовёшь. Естественно было бы подумать, что за входом в пещеру тотчас должны быть стены, но тут было всё иначе. Ни пола, ни стен, ни ясного верха и низа, ни ощущения пространства, ни сколь-нибудь ясного представления о расстоянии — настолько странно и невероятно было место, куда они попали. Как ориентировался в этой неопределённости Финист — уму непостижимо!
Вокруг смешение разных цветов, проносятся метеорами вспышки, как будто сам воздух стал видимым и осязаемым. Но ветра не было, как будто не летели два всадника на красном жеребце, а просто висели в воздухе, а мимо них неслась та непонятная среда, исторгающая из себя вспышки, вздохи, шелест, мерцание огней и дальнее, еле уловимое, тяжёлое переливание неизвестно чего.
Жеребец Финиста, огненный Горай, легко перебирал в воздухе ногами, как будто мчался по земле, но не было впереди ничего, к чему он мог бы стремиться.
— Откуда ты знаешь куда лететь? — спросил князя Лён — странно же здесь звучит голос: как будто угасает у самых губ.
— Желать, стремиться, хотеть, — отрывисто бросил тот.
В какой миг всё вокруг изменилось — Лён не понял, но вот мерцающее непонятно что куда-то исчезло. Момент перехода уловить невозможно, но внезапно открылась глазам обширное на первый взгляд пространство: красный конь с двумя всадниками на спине застыл посреди гигантской сферы, медленно переливающейся бело-голубым, словно по её поверхности текли облака. Расстояние до стен определить сложно — то далёким казалось оно, то близким: сфера как будто дышала. Но не это привлекло внимание Лёна: по всей поверхности сферы были открыты круглые зёвы. Некоторые казались неподвижными и глубоко-черными. Другие пульсировали и исторгали свет. Некоторые изрыгали из себя краткие языки пламени, которое тут же гасло. Из других сочились разного цвета дымы и тоже исчезали, словно прозрачный воздух внутри сферы тут же гасил всё, что роняли эти устья.
— Смотри, это входы в иные миры, — обведя вокруг рукой, сказал Финист, — Это место есть Граница Миров. На самом деле их гораздо больше, чем видишь входов. То, что открыто сейчас, есть близкая тебе необходимость — это значит, что в скором времени тебе может понадобиться посетить какие-то из этих миров.
Среди огромного пространственного пузыря висела крохотная пульсирующая, как сердце, точка — это два рыцаря сидели на спине у огненного жеребца. Без ветра развевались алые плащи, как будто реяли в невесомости, и яркие крылья адова жеребца неподвижно раскинуты, как будто удерживают хрупкое равновесие в этом странном месте.
— Нам туда, приготовься, — кратко обронил Финист и, не давая времени своему товарищу опомниться, рывком бросил своего коня к проходу, из которой вырывались языки багрового пламени.
Сфера оказалась даже больше, чем казалась — полёт Горая длился несколько минут, в течение которых отверстие медленно вырастало в размерах и наконец, приняло вид огромного смрадного зёва, откуда остро тащило гарью и несло горячим духом. Но тут Гранитэль, видимо, приняла меры и защитила своего рыцаря и его товарища — Лён почувствовал, как его охватило знакомое ощущение магической защиты, оно давало уверенность, вливало в него силы.
Огненный конь с низким рёвом пролетел в огромную смердящую дыру. Горай окутался пламенем, его крылья стали источать длинные языки огня, как продолжение огненного оперения, его пышный хвост превратился в длинную чешуйчатую змею с гребнями по верху, на голове выросли рога, а морда обрамилась роговыми пластинами — метаморф превратился в красного дракона!
Лён думал увидеть чёрную, выжженную поверхность другой планеты, какие именовались огненными мирами. Но увидел дикую и по-своему прекрасную картину.
Множество дымов вздымалось снизу и неровно восходило к мрачно-багровому небу, расписанному грузными, провисающими облаками: яростно-жёлтыми, синюшно-пламенными, глухо-чёрными. Клубящиеся столбы дыма, стройные дымки, свистящие пары, распухающие всеми цветами пухлые грибы, многослойные, перевивающиеся нитями, стелющиеся, ходящие воронками, взрывающиеся и пролетающие змеями — всё кругом было заполнено дымами. В воздухе носился запах гари и едкий серный дух, перебиваемый тяжёлыми битумными испарениями. В мутном, загаженном воздухе носился пепел, а внизу, среди дымов, пробивались языки пламени — что-то ещё могло гореть в этом выжженном мире!
