Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
На китайской стороне, в небольшом селении, наняли проводника-уйгура и погонщика. Которые нам не особо понравились. Уйгур был средних лет, с бегающими глазами, а второй, скорее всего его приятель — хмурый верзила с одним ухом. Однако выбирать не приходилось. Селение было почти пустым, в полях, шли весенние работы.
На следующее утро, помолившись, мы отправились в путь. По Тибетскому нагорью.
Впереди, на тощем облезлом муле, неспешно следовал проводник, затем мы с Кайманом на своих лошадках, а в арьергарде, на меланхолично жующем жвачку вьючном яке, восседал погонщик.
Спустя час, полого ведущая вверх каменистая дорога сузилась, став широкой тропой, а потом скукужилась до едва заметной.
После цветущего и достаточно цивилизованного Бутана, горная страна, в которую мы вступили, выглядела дико и пустынно. Во всяком случае, та его часть, по которой мы двигались.
Уходящее к небу нагорье, кое-где покрытое зеленью, занимало площадь в два миллиона квадратных километров со средней высотой около пяти тысяч метров, ограничивалось с севера хребтом Куньлунь, за которой лежала Средняя Азия и пустыня Гоби, а с юга окаймлялось волнистыми равнинами.
Где-то в этих местах были истоки Инда, Брахмапутры и Меконга, а также других великих рек, порожденных снегами и ледниками Гималаев.
Воздух становился все более разреженным и прохладным, в бледном высоком небе парил орел. Зорко высматривая добычу.
К полудню мы устроили привал в небольшой, поросшей густым кустарником и полынью седловине, с прыгающим по замшелым камням ручьем. Звонким и прозрачным.
Погонщик снял с яка вьюки и прихваченную вязанку дров, мы расседлали пони, пустив их щипать скудную растительность, а проводник занялся костром. На котором вскоре забулькал котелок с чаем.
Выпив по паре пиал и закусив лепешками с сыром и вяленым мясом, мы отдохнули часок, а затем снова тронулись в путь. Тропа, петляя, продолжала повышаться.
К вечеру поднялись на перевал, за которым виднелась череда других и проводник (его звали Бахрам), сообщил, что за вторым будет селение Кангмар, от которого "сорок пиал чая"* до столицы Тибета. Сейчас же следует остановиться на ночлег. Ночью по горам ходить рискованно и опасно.
— Здесь неподалеку заброшенный храм, — сказал он, спешившись и беря мула под уздцы. — Следуйте, уважаемые, за мною.
Храм оказался древними развалинами под скалой, с одним уцелевшим помещением. Судя по давней золе в очаге и закопченному потолку, в нем нередко останавливались путники.
Когда животных освободили от поклажи, занеся ее внутрь, мы с Кайманом извлекли спальные мешки и стали разводить костер, намериваясь приготовить ужин. Азиаты же, прихватив кожаное ведро, отправились поить животных водой к знакомому им источнику.
Спустя полчаса они вернулись, Бахрам навесил на таган котелок и перелил туда воду, Кайман вручил каждому по банке открытой тушенки, разогретой на огне, а я положил на расстеленный платок несколько посыпанных кунжутом лепешек.
Чай на этот раз отдавал легкой горечью, но мы отнесли это к качеству воды, вскоре котелок опустел, и все отошли ко сну. Ламы в спальных мешках, а проводник с погонщиком, завернувшись в свои халаты.
Когда я с трудом продрал глаза, в пролом крыши заглядывал солнечный луч, рядом вовсю храпел вождь, тибетцев не было. Отсутствовала и поклажи.
"Картина Репина, приплыли", всплыла мысль и я, выбираясь из спальника, заорал, — Кайман, проснись! Нас обокрали!
Храп прекратился. — Чего? — высунул голову наружу вождь, сонно озираясь.
Еще через минуту мы выскочили на свет — у развалин было пусто. На земле валялись лошадиные каштаны и несколько блинов яка.
Горное эхо долго разносило слова. Великого и могучего. А потом стихло.
— Теперь понятно, почему был горьким чай, — облегчив душу, сказал я. — Эти бляди туда что-то подсыпали.
— Так они же пили его с нами, — засомневался Кайман.
— Ну и что? Потом чем-то нейтрализовали.
Сперли у лам практически все. Яка с лошадьми, груз и дорожные сумки. В которых были письмо тибетскому иерарху, мой дневник и наличность в десять тысяч "зеленых". Увели даже наручные часы с четками. Ловкие оказались, гады.
Такого удара мы не получали давно. Хотелось выпить и набить кому-нибудь морду. Но вокруг было пусто и безотрадно.
Успокаивало то, что все свои средства, помещенные в бутанский банк, за день до отъезда мы перевели в Лхасу. Однако туда нужно было еще добраться.
Проверили, что осталось в карманах монашеских одежд. Только паспорта, по неполной пачке сигарет, плитка шоколада, морская зажигалка, да коробка спичек.
Далее встал вопрос, куда идти? Возвращаться к границе или двигаться вперед, к неизвестному нам Кангмару.
Единогласно решили — вперед. Русские, как известно, не отступают.
Затем мы отыскали неподалеку родник, где ополоснули лица, сжевали треть плитки шоколада, запив ее водичкой, увязали спальники, подтянули широкие монашеские штаны под накидками и зашаркали ботинками по тропе. В сторону второго перевала.
Постепенно утренняя прохлада сменилась теплом, солнце все больше пригревало, в долинах рассеялся туман, даль распахнулась во всем своем величии. Такие необъятные пространства с синеющими вдали пиками мне приходилось видеть только на картинах Рериха.
Примерно через километр, возле свежей горки лошадиного помета, сбоку от тропы в розовом мху, что-то блеснуло. Это была моя гитара. Здесь же валялся и дневник, шурша на легком ветерке раскрытыми страницами. Видно они не представляли ценности для воров и были выброшены.
Дневник, я тут же определил за пазуху, инструмент сунули в спальник и путники двинулись дальше.
— Если догоним этих козлов, я им бошки поотрываю, — буркнул Кайман, прибавляя шагу.
— Это вряд ли, — обозрел я мерцающий в ярком свете, ландшафт. — У них фора в несколько часов, да и скорость раза в два быстрее.
К полудню мы плелись где-то на полпути к желанному перевалу, который почему-то не становился ближе.
— Рефракция, — утерев пот со лба, тяжело дыша, сказал Кайман. — На такой высоте свет преломляется искажая расстояние.
— Щас бы воды, — облизал я пересохшие губы. — Хрен с ним, со светом.
Спустя некоторое время, когда мы уже изнемогали от жажды, за очередным поворотом тропы, в низине, блеснуло зеркало воды, и открылось небольшое озеро. Часть которого было затянуто легким туманом
Издав радостные вопли, мы из последних сил заковыляли к водоему, где, опустившись на карачки, напились вдоволь.
— Хорошо, — отдуваясь, утер я губы рукавом, и мы повалились на траву, чувствуя, как стучит в висках и гудят ноги.
— Жрать хочется — сказал минут через пять Кайман.— Давай тут чего-нибудь поищем.
— Давай, — согласился я, и мы с кряхтением встали.
Оставив пожитки, двинулись вдоль берега. Пологого, с редким кустарником и лужайками цветущего астрагала*, издающего медовый запах.
Первое, что обнаружили, пройдя метров сто, были несколько побулькивающих гейзеров, чуть в стороне. Именно они и парили над водою.
— Черт, горячий, — отдернул руку друг от одного, пожелав проверить температуру.
Вдруг в кустарнике что-то пискнуло, мы переглянулись и покрались туда, осторожно ступая и прислушиваясь.
Через минуту у меня из-под ног с фурканьем взлетела птица, метеором уносясь на другой берег.
— Гнездо! — опустился я на колени.
В устланной травой выемке белели шесть крупных яиц.
— Утиные, — сказал опытный в охотничьих делах вождь, выбрав их в свою накидку. И кладка совсем свежая.
Пошарив вокруг, мы обнаружили еще три, и число яиц увеличилось до двух десятков.
— Будет, — сказал я другу, который впал в охотничий азарт. — Айда к гейзерам.
Сварив там яйца, на что ушло минут десять, мы двинулись назад, наткнувшись на россыпь дикого щавеля.
— Вот и обед, — когда мы нарвали по охапке сочных листьев, довольно изрек Кайман. — Спасибо тебе, о, великий Будда!
Чуть позже, устроившись на развернутых спальниках, мы заделались вегетарианцами, ополовинив ниспосланное богами.
Далее выкурили по сигарете, вздремнули и снова тронулись в путь. Сил заметно прибавилось.
Когда вечерняя заря причудливо окрасила первозданность мира, мы добрались до верхней точки перевала.
С него открывался вид на теряющуюся вдали холмистую равнину, в центре которой просматривалось что-то похожее на селение.
— Километров двадцать будет, — приложив к глазам козырьком руку, уверенно сказал Кайман.
— А может поменьше? — с надеждой вопросил я. Очень хотелось добраться туда побыстрее.
— Обижаешь, — хмыкнул приятель. — Я как — никак бывший штурман. И, подчеркиваю, неплохой. Вздел кверху палец.
Приметив в ближайшей скале неглубокую расщелину, мы укрылись меж ее стенами, где прикончив остатки обеда, забрались в спальные мешки.
Вверху повисла огромная луна, на ней просматривались даже кратеры, сбоку поблескивал Млечный путь, таинственно мерцали туманности.
Ночью прошел небольшой дождь, утро выдалось хмурым и прохладным.
Проснувшись и цокая зубами, мы выкурили по сигарете натощак и сжевали оставшийся шоколад, затем выпили по горсти воды, скопившейся в выемке, после чего, взяв подмышки свои скатки, пошагали вниз. В ту сторону, где привиделось селение.
Спустя час небо прояснилось, сквозь пелену облаков пробились благодатные лучи, и природа засияла во всем своем блеске. По мере движения, окружающий нас ландшафт менялся: серость скал и бледность мхов, все больше замещались яркой зеленью с полевыми цветами, стало больше встречаться кустарников, изредка, там и сям, попадались деревья.
Тропа меж тем, тоже расширялась, что радовало. За очередным нагромождением циклопических валунов к ней примкнула еще одна, со стороны запада.
— Пгавильной догогой идете, товагищи! — весело прокартавил Кайман. Настроение повышалось.
Чу? — впереди еле слышно мелодично звякнуло, а потом еще. Мы насторожились.
— Не иначе караван, — снял я с плеч мешок. — Этим нужно воспользоваться.
Когда минут через десять в поле зрения возник первый сопящий як, с покачивающимся в седле погонщиком, мы сидели в позе лотоса и, обратив лица на восток, пели мантру.
Я сопрано, а вождь басом. Получалось, в принципе, неплохо.
Звон колокольчиков стих, (запахло коровой), а затем к нам подошли три человека. В малахаях на головах, коричневых халатах и мягких сапогах с загнутыми носами.
Они молча встали в паре метрах от нас и, с почтением стали внимать. Изредка перешептываясь.
Когда последние строки затихли в ущельях, мы провели ладонями по лицам, вроде как выходя из транса.
— Наше почтение, уважаемые ламы, сказал, на тибетском, низко поклонившись старший (его спутники сделали то же самое).
— Мир вам, — глядя в никуда, ответил я. А Кайман величаво кивнул в ответ. С выражением отрешенности.
— Мы купцы из Кангмара, — продолжил, поглаживая седую бородку азиат. — Следуем по торговым делам. Не могли бы вы за нас помолиться?
— Хорошо, — опустил я веки. — Да будет так. И потянул из лежащего рядом мешка гитару.
— Ой, не вечер, да не вечер,
Мне малым-мало спалось...
взял первые аккорды.
— Мне малым— мало спалось!
басом подтянул Кайман,
— Ой, да во сне привиделось!
полетела над нагорьями старая казачья песня.
Слушатели, стянув шапки и кося глазами, внимали с заметным интересом.
Такой молитвы они явно не слышали.
Закончив последний куплет, я благословил торгашей и махнул рукой. — Можете ехать. И будет вам удача.
Те снова поклонились и, переваливаясь на кривых ногах, вернулись к своим якам, а чуть позже оттуда прибежал мальчик. Утерев сопли, он поставил перед нами джутовый* мешок и зарысил назад. Караван, звякая колокольцами, тронулся.
Когда последнее животное, неспешно переступая копытами, скрылось за поворотом скалы, мы с Кайманом переглянулись, прыснув смехом.
— Вот и первое подаяние, — благонравно изрек я. — А ну— ка, что там. Подтянул рукою подношение.
Внутри была жареная баранья нога, круг пастушьего сыра, а также несколько ячменных лепешек.
— Недурно, — облизнулся вождь, после чего мы славно подкрепились на свежем воздухе.
Затем перекурили и двинулись вперед. В блестящее серебром марево. Чего-чего, а света в этой стране хватало.
Глава 7. От Кангмара до Лхасы.
До селения в этот день мы так и не добрались. Хотя очень старались. Пришлось заночевать в открытом поле. Над нами в высоком темном небе мерцали звезды, где-то в горах выл шакал. Жалобно и тоскливо.
Около полудня вышли на окраину Кангмара, оказавшегося почти городом.
Десятки каменных домов с плоскими крышами, узкие кривые улочки, по которым гремели арбы с повозками, буддийский храм на площади, а за ним караван-сарай, почта и обширный базар. Откуда доносились рев ослов, блеянье овец и человеческое многоголосье.
Естественно, мы направили свои стопы в храм. К братьям по вере.
Там было несколько молящихся (судя по виду, крестьян) просящих ниспослать им благодать; у статуи грустящего на возвышении Будды, юный послушник снимал с горящих плошек и свечей нагар, а у бронзового треножника на вытертом ковре, сидел старый, с пергаментным лицом, лама.
— Мир тебе, уважаемый кущо-ла*, — поприветствовали мы его, а он, подняв голову, нас.
— Чем могу помочь? — прошамкал, близоруко щурясь выцветшими глазами.
— Мы странствующие монахи, — поклонился я. — Идем издалека, ищем приюта на ночь.
— Следуйте за мной,— чуть подумал старик, после чего с кряхтеньем встал и направился к узкому проему сбоку. Мы пошагали за ним, с выражением смирения на лицах.
За щелястой дверью оказался небольшой, мощеный плитами двор, окруженный толстой каменной стеною, с колодцем в центре и несколькими нишами в ней. Напоминавшими по виду кельи.
Можете располагаться здесь, — вошел лама в крайнюю, с овальным сводом. Там имелись каменный очаг и деревянные нары в глубине, с охапкой камыша в изголовье.
— Накормить вас, к сожалению, не могу,— тяжело вздохнул. — Храм беден, поищите себе подаяние.
— Поищем, брат, — свели мы руки перед собой. — Спасибо тебе за кров над головой, да славен будет наш Великий Учитель!
— Воистину так,— ответил добрый старик, после чего, шаркая сандалиями и что-то бормоча, удалился.
Мы сложили свой скарб у стены, напились у колодца воды из привешенной к вороту бадьи и, потуже затянув пояса, вышли из обители.
— Ну что, двинем для начала на базар? — кивнул в сторону доносившегося шума Кайман. — Поищем чего-нибудь от щедрот паствы.
— Хлеб наш насущный дай нам днесь, — ответил я. — Двинем.
Базар оказался по — настоящему восточным. Там наблюдалось смешение лиц и рас, обилие местных товаров, средневековый колорит и что-то еще, волнующее и непередаваемое.
Потолкавшись в толпе меж палаток с прилавками, мы поглазели на искусство торговли, понюхали запахи баранины со свининой, шкварчащих на углях, поудивлялись искусству бродячих фокусников с канатоходцами.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |