Несчастный рейс 1313 - Том первый

— Вот уж да, — поежилась Кейко и сглотнула. — Я жмурилась, но все равно... Бр-р-р, бвэ-э-э-э...

Засельцев протянул руку — ее длины легко хватило на обеих девушек, до плеча сидящей на краю сиденья Акеми. Не отрывая глаз от дороги, он легонько прижал их к себе.

— Все будет хорошо. Выберемся мы из этой чертовой Бирмы, обещаю.

Китайский ЗИЛ миновал несколько темных деревенек, где их никто не встретил, кроме собак, и выкатился на более широкую, хотя такую же разбитую дорогу. Иван решительно повернул налево.

— К морю! Вниз, куда течет вода. Надоели мне эти горы.

— К морю — это хорошо, — заявила Кейко. — Может, даже искупаться получится.

— Кстати да! — глаза русского мечтательно вознеслись к небесам. — Куда же нормальному тайтлу без пляжной серии! Мизуги ! Загорелые соблазнительные школьницы! Да и мне, как суровому русскому воину, полагается омочить кирзачи в теплых водах Индийского океана — два века мечтали, не хухры-мухры! Правда, хм, в Аденском заливе я уже мочил. И достал он, кстати, до невозможности, этот залив. Так бы и плюнул в евонную лазурь. Ладно, здесь зато Бенгальский залив, тут я еще не бывал.

— Не надо плеваться, — Кейко сморщила носик. — А то не будет никаких мизуги, неряшливый вы варвар. Чур, с вас плавки!

— Плавки будут сразу, как только появятся купальники! — ловко отбоярился Иван — Хотя, я, как грубый гайдзин, могу позволить себе водные процедуры в натуральном виде.

— А вот этого не надо, — непреклонно подала голос Амико, стараясь не краснеть. — Не будем увлекаться плотским аспектом нашего существования.

Судя по мечтательно-отрешенному выражению лица Кейко, она была не совсем согласна — перспектива водных процедур в натуральном виде (не для себя, а для русского киборга, конечно) явно захватила ее воображение.

Иван же лишь пожал плечами:

— А куда же деваться от плотского аспекта? На нем все стоит. Да и вообще, проще надо быть. На поликлетовского Дорифора вы же не стесняетесь смотреть? Меня, между прочим, заставили в свое время позировать в школьном художественном кружке, и как раз с копьем. Имота, етить ее, пристала, как с ножом к горлу. Не смог ей отказать.

— Не надо позировать, и вообще не надо сейчас про плоть, ибо плоть немощна, но дух силен, — старательно сдерживая желание хлопнуть себя по лбу, проговорила Акеми. — Живыми бы добраться до купаль... в смысле, до воды.

— О, это выражение мне знакомо! — заметил русский, притормаживая перед очередным разбитым участком дороги. — Правда, забыл, кто автор.

— Я и сама не помню, — пожала плечами Амико. — Кажется, Иисус Христос. Но он вряд ли имел представление о купальниках.

— Тут ты прямо в точку попала, — согласился Иван. — Иисус Христос и купальники — вещи мало совместимые. Но, однако, это вовсе не значит, что мы не можем... опа! Это еще что такое?!

Следующий крутой поворот вывел грузовик в новую, не такую тесную долину, и буквально в пятидесяти метрах впереди возникла новая, уже относительно широкая и когда-то асфальтированная дорога. Но вовсе не она заставила Ивана резко нажать на тормоз.

Дорога была не пуста — по ней медленно, но неудержимо катился справа налево поток перегруженных хозяйственным скарбом автомобилей, повозок, мотороллеров, велосипедов и бредущих пешком людей. Урчали двигатели, вскрикивали клаксоны, мычали упряжные буйволы, плакали дети. В клубах подсвеченной фарами пыли это выглядело, как исход целого народа. Даже на этом небольшом участке шоссе, доступном глазу, можно было насчитать несколько тысяч измученных беженцев. Сколько же всего их тащилось на юг, спасаясь от неведомых бедствий? Десятки тысяч, сотни тысяч? Миллионы?

— Ох... — удивленно выдохнула Амико. — Что это?

— Переселение народов, мать твою за ногу!.. — пробормотал русский, нервно барабаня пальцами по рулю. — Откуда-то с севера... или с северо-запада народ бежит. И на юг, куда и мы. Но почему?.. Я не помню, чтобы до похода что-то такое мелькало... хотя про гражданскую войну, кажется, что-то появлялось уже давно. А вы не помните чего-нибудь из телевизора — не рассказывали в последнее время? У нас-то на борту телевизоры по понятным причинам не ловили, особенно на переходе; интернету для рядовых дуболомов тоже нет, так что я выпал как-то из информационного поля.

— Нет, — глядя во все глаза, отозвалась Кейко. — Я новости вообще не смотрю.

— А вот и неправильно, — укоризненно покачал головой Иван. — Видала, какие нежданчики случаются? Черт их знает, что там приключилось — массовые беспорядки, резня между мусульманами и прочими, а то вдруг наводнение, засуха или эпидемия чумы. Или мы с вами вообще ядерную войну проспали. Я слышал, что в Бангладеш резко подняла голову фракция, которая спит и видит, как бы с Пакистаном объединиться и Индию поднять на рога с двух сторон. А в Китае тибетцы взбурлили недавно и, говорят, даже партизанскую войну повели.

— Господи, все воюют, все рушится, — вздохнула Кейко. — А нам-то что теперь?

— Как страшно жить!.. — согласился Иван. Потом, осмотревшись, включил передачу, и осторожно подал машину вперед. — Впрочем, нам эта эвакуация на руку. Вклинимся, замаскируемся и поползем в потоке, а заметить и перехватить нас будет трудновастенько. Эй, Тун Тин! Поспрашивай там народ, откуда они убегают, и что вообще в мире творится. Уяснил?

Бирманец понятливо кивнул.

Китайский ЗИЛ аккуратно подполз к перекрестку, пропустил старую цистерну, на которой была навешена гора вещей, школьный автобус, запряженную изможденными, покрытыми засохшим потом буйволами повозку, откуда торчали бритые головы монахов, и втиснулся перед грузовичком неизвестной науке марки, совершенно лишенным капота, и вставившим голый двигатель на всеобщее обозрение. Тот протестующе заквакал клаксоном, но Иван уже занял место в колонне.

— Нефига гудеть, всем ехать надо, — пробурчал он.

— Н-да... — пробормотала Кейко. — И от тех убежали в страхе, и тут мне что-то неспокойно. Кто знает, чего эти люди хотят, кто они и откуда?

— Я сильно сомневаюсь, что они хуже прежних бандитов, — произнесла Амико. — Они слишком похожи на беженцев, чтобы быть бандой.

— Мало ли, — хмыкнула Маэми. — Беженцы тоже не ангелы.

— Ухо будем держать востро, конечно, — заметил Иван. — Но это все же намного лучше триадовцев. Да и затеряться тут намного проще. О, глядите, Тун Тин жжет!

Мальчишка действительно пижонил — видимо, решил порисоваться перед девушками. Спрыгнув с крыши кабины на длинный капот ЗИЛа, он неторопливо прошелся по нему, осматриваясь и вдруг легко, словно обезьянка, перепрыгнул на ползущую впереди повозку. Грузовик полз на первой передаче, поэтому это даже не выглядело особенным каскадерством.

Переговорив о чем-то с бритыми наголо послушниками в оранжевых робах, он призывно помахал рукой. Иван немного прибавил газу, и мальчишка легко перешагнул на кованый бампер, вернувшись в кузов тем же путем. Просунувшись в заднее окошко, он залопотал и зажестикулировал, делясь добытой информацией.

— Вот как, значит, — задумался Иван. — Значит, из этого, как его, из Мандалая, бегут? Для города многовато, наверное, это все же область, или штат, как они тут зовут. Опять погромы, опять этнические чистки, зуб даю. И чума у них, кажется. Холера, не иначе, и голод, плюс наводнение, плотина рухнула. Население с перепугу дернуло во все стороны. Отлично. Лучше не бывает.

— Много же вы смогли понять! — потерла лоб Амико. — Сумбур и хаос. Выходит, мы можем в нем скрыться.

Чего-чего, а хаоса тут действительно хватало. Обочины были усеяны брошенной поклажей, уставшими, выбившимися из сил пешеходами, раздутыми тушами павшего скота, сломавшимися и закипевшими автомобилями.

Мрачно осматриваясь, русский пробормотал:

— Это уж точно. Хаос и сумбур. Прикрытие... это да, только... вот полчаса уже едем со скоростью десять километров в час, и сдается мне, быстрее не будет. Да я бы бегом быстрее бежал! Прикрытие прикрытием, но не люблю я, честно говоря, такие столпотворения. — Инстинкт какой-то начинает работать, толкает под руку: 'Выбирайся один, и кустами, кустами. Не торчи в толпе, мало ли что'.

— Если бы вы были один, — вздохнула Акеми. — Мне кажется, стоит все же дать нам с вами некоторую передышку и, хммм... проползти хоть часть пути.

— Пожалуй, да, — хоть и недовольно, но русский кивнул. — Говорят ведь и что 'плохо ехать лучше, чем хорошо идти'. Хотя я считаю, что это выдумали хромоножки, у которых после двух шагов ноги заплетаются...

Иван уныло сгорбился, поерзал, словно ему было неудобно сидеть, плюнул в открытое окошко водительской двери и выругался себе под нос какими-то незнакомыми словами. Правда, потом покосился на девушек и извиняющимся тоном добавил:

— Ладно, не берите в голову. Это наша всегдашняя русская паранойя мучает. Конечно, будем ползти, пока ползется, и пока хватит горючки. Баки полные, километров на триста-четыреста должно хватить, а там уж и до моря не так далеко. Отдыхайте пока, поспите. Днем, небось, еще и жарко будет — это вам не в горах под сенью струй прохлаждаться... эх, какой там был водопадик! И трепетная Кейко-тян, и отважная Акеми-сан с иголкой — как вспомню, так на сердце теплеет...

— Смотрите на дорогу, пожалуйста, — напомнила Акеми. — А отдохнуть нам действительно стоит. Сейчас нужна каждая секунда.

— На дорогу буду смотреть, — кивнул Иван. И добавил легким тоном, свидетельствующим о том, что настроение у него почему-то улучшилось: — Как бы трудно это ни было, чего бы это ни стоило. Но в уставе прям черным по белому написано: 'солдат обязан стойко переносить тяготы и лишения'... да вы спите, спите, это я так, чисто сам с собой.

— Как бы в рассудке не повредились, сами с собой разговаривать, — расслабленно потянулась Кейко.

— 'Травы, травы, травы не успели от росы серебряной согнуться, и такие нежные напевы — ах! — почему-то прямо в сердце льются. Лунною тропою на свиданье еду, тихо сам с собою — тихо сам с собою я веду беседу... — вдруг с чувством процитировал Иван по-русски. — К милой подойду я, глаз поднять не смея, и от поцелуя — и от поцелуя словно захмелею...'

Квадратные глаза обеих девушек смотрели на русского с недоумением.

— По-моему, он поет, — шепнула подруге Кейко.

— Только зачем? — не поняла Амико.

— Во-первых, чтоб не заснуть, — не отрываясь от дороги, пояснил русский. — А во-вторых — душа просит. Дороги у нас в России длинные, времени много уходит — едешь себе и едешь. Надо же скоротать как-то. Вот и привыкли песни петь. Это такой фольклорный народный обычай. Правда, приемники и плееры подгадили, нарушают традицию.

— У вас, русских, страннейшие традиции, — сказала Кейко. — Хотя чего-то я уже устала дивиться вашей необычности, носатые варвары.

— Зато я не устаю удивляться, симпатичные ояшки, — добродушно парировал Иван. — Больше всего поражает, как ловко мы нашли общий язык. Наверное, оттого, что одни и те же мультики смотрели, не иначе... Опа!.. Куда ж ты под колеса лезешь, коза!

Засельцев вдавил педаль тормоза, и ЗИЛ, протестующие заскрипев колодками, замер на месте, едва не толкнув бампером женщину-азиатку в строгом синем платье с белым воротничком и в платке странной формы. Она умоляюще сложила руки, кланяясь и указывая в сторону накренившегося на обочине старенького микроавтобуса, вокруг которого виднелись другие фигурки в схожих одеяниях. На капоте был нарисован католический крест.

— Хм, — нахмурилась Амико. — По-моему, это какие-то миссионеры.

— А белые где? — засомневалась Кейко.

— Не знаю. Но им что-то нужно. Однако...

Девушка обернулась к Ивану.

— Мы должны их проигнорировать.

Однако ее слова уже были обращены к открытой водительской дверце — русский, воспользовавшись тем, что вся колонна беженцев в очередной раз остановилась, недолго думая, вылез из кабины. Немного послушав монахиню, которая, как оказалось, изъяснялась на более-менее понятном английском, Иван присел на корточки возле колеса микроавтобуса, которое самым непотребным образом вывернулось в сторону. Ему не потребовалось много времени, чтобы оценить масштаб повреждений. Выпрямившись, он что-то сказал, покачал головой, и для наглядности скрестил руки — мол, кранты.

Пожилая монахиня закатила глаза и воздела руки в широких рукавах к небесам. С десяток ее подопечных — на удивление симпатичных и молодых сестер в крылатых головных уборах — высыпали наружу и окружили Ивана, что-то умоляюще щебеча. Судя по затравленному виду, с которым он оглядывался, такого налета русский не ожидал.

— Я так и думала, — вздохнула Амико. — Проблемы.

— Угу, — буркнула Маэми, глядя из кабины. — Суета.

Из машины ни одна, ни другая девушка не вышли.

Их нежелание встревать в чужие дела было понятно и объяснимо, однако... одинокого Ивана мигом взяли в оборот. На каждой его руке повисли по две рыдающие и голосящие монашки, а остальные попадали на колени прямо в дорожную пыль и принялись кланяться, оттопырив попки вполне приятных очертаний. Все они были азиатки, правда, выделяясь несколько более светлым оттенком кожи, чем большинство беженцев. Что отвечал им русский, было не слышно за шумом и гамом, но буквально через двадцать секунд большую часть монашек как ветром сдуло. Остались лишь две, предусмотрительно держащие слишком добросердечного водителя за руки, в то время как остальные с поразительной скоростью и дисциплиной выстроились в цепочку от микроавтобуса до кузова ЗИЛа и принялись стремительно перекидывать из рук в руки багаж — разнообразные баулы, тючки, стопки связанных книг, ковчежцы, чаши и прочую церковную утварь, включая никелированное металлическое распятие в человеческий рост. Пустой доселе (если не считать канистр с бензином и скатанного брезента) кузов грузовика стремительно заполнялся. Тун Тин, который забрался на крышу кабины, отнесся к происшествию с юмором, принявшись подбадривать монашек полезными советами и веселым смехом.

— Нэ-э-э... — только и протянула Кейко.

Вырвавшийся, наконец, из рук сестер Засельцев стремительно нырнул обратно в кабину, хлопнул дверцей и нажал на газ — колонна как раз снова тронулась. В зеркальца заднего вида можно было наблюдать, как монашки, подобрав длинные юбки и сверкая белоснежными панталончиками, ловко запрыгивают в кузов.

Ошеломленно покрутив головой, Иван протянул:

— Ну-у-у-у, блин, дела-а-а... Сходил воздухом подышать, называется.

— Я хотела вас предупредить, — сказала Амико. — Надо было их игнорировать.

— Ну как же, игнорировать?.. — пробурчал Иван, хотя вид имел достаточно виноватый. — Девки же одни, даже шофера нету. А у них шаровая накрылась — баста, паровозики, приехали. Она еще, старшая-то, сперва просила буксировать — не доперла сама.

— Не сочтите за злобствование, но нас совершенно не касаются проблемы местных. Мы и без того находимся в чудовищной опасности.

Кейко шмыгнула носом, оглядевшись на кузов с монашками.

— Хмм... А они тогда тоже в опасности. Раз с нами.

— Это уж точно, — почесал в затылке Иван со все еще ошеломленным видом. — Я, вообще-то, ничего такого и не собирался, но они как накинулись! Не, ты видала — как только поняли, что автобусу писец — вцепились и давай рыдать! Я прям потерялся на секунду. Оглянуться не успел, а они уже за горло берут: 'Христа ради подвези! Ты же белый, ты же христианин, хотя бы в прошлом поколении! Бог терпел и нам — то есть тебе — то есть это мне, получается — велел!' 'Ты же добрый, ты хороший, ты порядочный — по глазам вижу'! — это она мне, эта монашка, значит. 'Блаженные нищие, ибо они утешатся, и бог нас любит'. И стоило мне затупить на секунду — ну, может быть, я даже и кивнул в непонятках — и они все сразу — 'Милостивец! Ноги мыть и воду пить! Свят-свят-свят!' Вот такая ерунда получилась...