— Здесь есть голубятня? — уточнил фон Редер, и Хауэр зло огрызнулся:
— Удивительно, верно? Однако — да, туполобые конгрегатские псы догадались содержать поблизости средство связи.
— Насколько поблизости?
— Вот, — указав вправо, пояснил Курт, по-прежнему не повышая тона. — То небольшое строение, похожее на дрянной сарай.
— Его никто не охраняет.
— Голубятня, как видите, стоит на достаточно открытом пространстве и видна часовому у стены.
— Однако он не смотрит на нее все время.
— А теперь вы покороче, — потребовал Хауэр. — Это к чему?
— Как часто вы проверяете своих почтовиков? — не ответив, спросил фон Редер, и Курт, переглянувшись с инструктором, тихо вымолвил:
— Вот и ответ... Альфред, — все так же негромко и выдержанно повелел он, — сейчас мы спустимся и проверим голубятню. Это ничего не изменит, однако убедиться в версии барона все-таки следует.
* * *
На сей раз, услышав обыденный вопрос 'кто' из-за двери комнаты наследника, фон Редер не отозвался равнодушно и ровно, как прежде, а рявкнул в ответ, и на лице телохранителя, отпершего дверь, впервые отобразилась человеческая эмоция — удивление и укор. Сам Фридрих сидел у стола, уткнувшись в него локтями и опустив голову на руки; и одежда, и руки по-прежнему были перепачканы уже подсохшей и потемневшей кровью. К вошедшим он поднял взгляд медленно, глядя с выжиданием, и болезненно поморщился, когда Бруно тихо и уверенно констатировал:
— Он ушел.
— Какой догадливый, — с ядовитым сарказмом констатировал фон Редер, нервно и стремительно пройдя к табурету, однако не сел, лишь упершись в столешницу ладонями.
Курт приблизился к столу не спеша, с грохотом водрузив на столешницу завернутый в дерюгу арбалет и постаравшись сделать это так, чтобы разобранное оружие выскользнуло из свертка. Взгляды телохранителей скользнули по деталям, на миг на них задержавшись; во взглядах проскользнула злость, толика заинтересованности... и никакого узнавания...
— Святой отец сказал, что Хассель убит, — произнес телохранитель, стоящий за спиною наследника недвижно, точно статуя. — И, как я понимаю... он скрылся?
— И это лишний раз подтверждает тот факт, — едва разжимая губы, выговорил фон Редер, — что убийца — один из ваших. Слишком быстро он ушел, слишком просто, а значит — слишком хорошо знал, куда идти! И арбалет — это не оружие моих людей! И лишь ваши имеют возможность разгуливать здесь, в то время как мои — сидят тут, безвылазно!
— За ними никто не следил, — возразил Хауэр враждебно, — и они могли сделать что угодно, пока мы были на плацу!
— Отравленные голуби — один этот аргумент бьет все ваши вялые и бездоказательные выкладки!
— Голуби? — переспросил Бруно, и Курт кивнул:
— Здешние почтовики. Мертвы все до единого. Отравленное зерно.
— Уж этого мои парни бы не смогли — они понятия не имели, где голубятня!
— Наверно, они слепы и глухи, ибо как еще можно не заметить ежевечерне слетающуюся стаю птиц?
— Мой человек убит!
— Разменивают монеты и покрупнее.
— Ваши-то? — пренебрежительно уточнил фон Редер. — В этом — не сомневаюсь! Ваши — могут!
— А ваши — нет?
— Еще один такой намек!..
— Никаких намеков, прямое обвинение! Это вашим немецким патриотам богемский род поперек горла!
— 'Вашим' немецким?
— Тихо! Оба!
Тишина и впрямь воцарилась — разом и вдруг; на голос, отдавший этот короткий и четкий приказ, все обернулись, и все — с удивлением.
— Тихо, — повторил Фридрих, подняв голову с замаранных кровью ладоней и распрямившись. — Вы будто торговки, не поделившие место. Я хочу услышать четкое и внятное разъяснение ситуации. Я стал мишенью убийцы; чтобы это понять, не надо быть гением. Вопрос — как он мог оказаться в этой крепости, и, как я понимаю, ответ заключается в том, что убийцей является человек изнутри — либо из моих же телохранителей, либо из ваших бойцов, майстер Хауэр. Так или нет?
— Все верно, — подтвердил Курт, когда в ответ воспоследовало молчание. — Он, кем бы он ни был, невзирая на сегодняшнюю ошибку, в остальном предусмотрел все, в том числе и то, как не позволить нам связаться с вышестоящими и призвать на помощь хоть кого-то. Почтовые голуби отравлены, судя по всему, этим утром. А это, как верно заметил барон, говорит в пользу его версии, то есть, виновности, скорей всего, не ваших оберегателей.
— Гессе! — укоряюще проронил Хауэр, и Курт кивнул:
— Если, конечно, в деле не замешаны те двое, что оставались в комнате сегодня утром, пока их подопечный был на тренировке...
— Ну, знаете, майстер инквизитор!
— Всё возможно, — оборвал барона Курт и, перехватив взгляд инструктора, вздохнул: — Понимаю твои чувства, Альфред, однако опираться я буду не на них, а на факты. Барон кое в чем прав: его люди вряд ли смогли бы проникнуть в голубятню: пусть часовой и не смотрит на нее постоянно, однако пространство вокруг так или иначе находится в его поле зрения. Зондер сумел бы пробраться мимо, хваленая императорская стража — не думаю. И голубятня заперта, а взлом замка есть умение, явно в их арсенале не наличествующее, к тому же, требующее времени и нарочных инструментов — каковы здешние замки, я знаю. С другой стороны, я не знаю, что внезапно может оказаться среди навыков незнакомых мне людей...
— Мои парни бойцы, — сквозь зло сжатые зубы вытолкнул фон Редер. — И не учились воровским штучкам! И, если уж на то пошло, все полдня они были у меня на глазах или в присутствии Его Высочества! Если спорить с этим, придется допустить его участие в организации собственного убийства.
— А убийства-то не было, — заметил инструктор. — Телохранитель — тот да, убит, а наследник живехонек. Отличный ход: прибавить себе веса и цены, а попутно и опорочить Конгрегацию.
— Его Высочество, — с явственным состраданием в голосе возразил Бруно, — жив потому, что был вовремя замечен стрелок.
— К слову, уж слишком вовремя, — неприязненно проговорил фон Редер. — Никто и ничего не видел, а ваш чудо-инквизитор задницей узрел снайпера на крыше. Быть может, потому просто, что знал о нем? Потому, что таков был план? Прославленный Молот Ведьм, отмеченный императорской милостью, самое громкое имя Конгрегации, спасает жизнь наследника трона и — оп! — он доверенное лицо будущего императора.
— Можете думать, господин фон Редер, что это дарованный мне свыше талант, — пояснил Курт по-прежнему невозмутимо. — Я лично считаю это приобретенным reflexus'ом: в моей службе бывало всякое, и, думаю, именно потому я чувствую, когда кто-то смотрит мне в спину. Мой помощник же полагает, что это физическое проявление параноидального расстройства моего рассудка. Мои многочисленные недруги — что это моя врожденная способность. В любом случае, примите это как данность: если вы пожелаете что-то скверное сделать за моей спиною, скорей всего я это почувствую.
— Отличное объяснение, — покривился в усмешке тот. — Главное — непроверяемое. И что странно: именно в день вашего приезда произошло это событие; с чего бы?
— А вот здесь я снова с вами соглашусь. Это и впрямь наводит на размышления. Почему произошло именно так? не знаю. Версий множество. Одна лежит прямо на поверхности: о моем прибытии знали заранее, и убийство наследника решено было совершить именно тогда, когда я буду рядом. Тогда вы (и не только вы, что существенно) снова кричали бы о 'прославленном Молоте Ведьм', который, вопреки этой громкой славе, ничего не смог сделать. Вторая версия: прознав о моем здесь появлении, заговорщики решили убить двух зайцев. Согласитесь, если б стрела угодила в наследника, наша заминка была бы много дольше, и открытых второму выстрелу мишеней также было бы в достатке. Быть может, не промажь он, этот выстрел таки был бы, как знать... Версия третья: совпадение. Хотя я в такие совпадения не верю. Версии за номерами четыре и пять можно вывести позже, на холодную голову.
— 'Позже' не будет, — твердо сообщил фон Редер. — Если вы полагаете, что после всего произошедшего я позволю Его Высочеству остаться здесь дольше часа...
— Вы серьезно, господин фон Редер? — нахмурился помощник, переглянувшись с Куртом. — Вы намерены покинуть пределы лагеря?
— А по-вашему, святой отец, у меня есть иной выход? У вас есть другие предложения?
— Есть. Остаться здесь, под защитой этих стен и присутствующих здесь людей.
— Да вы смеетесь, — хмуро констатировал тот. — Вы не гнушаетесь произносить слово 'защита' после всего, что произошло несколько минут назад?
— Внемлите призыву наследника, — посоветовал Курт настоятельно. — Успокойтесь и попытайтесь смотреть на ситуацию хладнокровно.
— У вас с этим, как я погляжу, никаких проблем.
— Не вижу в этом ничего предосудительного. По вашему мнению, я не рву на себе волосы, потому что не испытываю к вашему подопечному сердечных чувств? Не стану отрицать. Мое существование не было посвящено охранению его жизни, здоровья и безопасности, я впервые его вижу, и для меня он в сложившейся ситуации есть не более чем пострадавшее лицо. Особо важное пострадавшее лицо, ибо от наличия этого лица зависит будущее государства и организации, к которой я принадлежу и судьба которой мне небезразлична. Без обид, — обмолвился Курт, на миг обернувшись в сторону принца, и тот лишь молча и нетерпеливо кивнул. — И мой беспристрастный подход, господин фон Редер, куда практичней вашего сумбурного метания.
— А может, честнее будет сказать, что вам попросту все равно?
— Как угодно, — передернул плечами Курт. — Думайте так, как вам привычней или приятней, ваше дело.
— Я думаю вот как, — решительно вымолвил фон Редер. — Мы не останемся здесь ни одной лишней минуты. Сей же миг вы покинете эту комнату, майстер инквизитор, вы и ваши приятели, и дадите нам возможность беспрепятственно оставить этот... лагерь.
— Не думаю, что это хорошая идея, — возразил Фридрих, не поднимаясь и глядя в стол перед собою. — Я считаю, что здесь я буду все же в большей безопасности. Мы остаемся.
— Вопросы безопасности решаю здесь я, — довольно жестко отозвался фон Редер. — При всем уважении, Ваше Высочество, я вам неподотчетен, я работаю на вашего отца, и ваши приказы надо мною не имеют власти. Не знаю, что руководит вами сейчас, юношеский запал или любопытство, или желание доказать собственную храбрость, однако ничто из этого не стоит вашей жизни, охрану которой доверили мне.
— Я высоко ценю вашу преданность делу, Ульбрехт, — все так же не оборачиваясь, чуть повысил голос наследник, — однако полагаю ваши действия неверными.
— Можете высказать это Его Величеству по прибытии в Карлштейн, однако сейчас ваше мнение несущественно. Мы уезжаем немедленно, — подвел итог фон Редер, потянув его за плечо. — Попрошу вас подняться и собраться в дорогу, Ваше Высочество.
— Уберите руку, — тихо, четко разделяя слова, проговорил Фридрих, и в лице барона отобразилось удивление пополам с легким замешательством.
— Не затевайте раздора, — попросил фон Редер после мгновенной заминки, лишь крепче сжав пальцы, и тот повторил, все так же не глядя на своего телохранителя:
— Уберите руку, Ульбрехт. Немедленно.
Еще миг протек в напряженном молчании, и барон нехотя расслабил ладонь, убрав ее с плеча наследника.
— Считаю, что вы поддаетесь смятению, — продолжил Фридрих по-прежнему холодно и сухо. — Не стану произносить слова 'паника' в применении к вам, однако уравновешенности в ваших планах я не вижу. Быть может, вы и наделены властью строить мой распорядок и выдвигать мне запреты, однако всему есть предел, Ульбрехт, и мое слово в известных ситуациях все же выше вашего.
— Не думаю, что сейчас ситуация та самая, Ваше Высочество, — пытаясь сохранить спокойствие, возразил фон Редер сумрачно. — И, прошу простить за некоторую вольность, но, если потребуется, я увезу вас отсюда силой. Если вы пожелаете высказать недовольство моими действиями Его Величеству — это будет ваше право.
— Высказать... — повторил наследник неспешно. — Что ж, это неплохая идея. Пожалуй, будет нелишним сообщить отцу, что вы утратили ясность в оценке обстоятельств, решив подвергнуть меня опасности ради того, чтобы явить собственную независимость и показать характер перед конгрегатами. Что не справились с возложенной на вас миссией. И еще по пути сюда бывало, что я оставался один, особенно ночами, когда вся моя охрана сладко дремала, оставив меня без присмотра. Крепче всех спали вы.
— Никогда ничего подобного не было, — с трудом сдерживая злость, возразил фон Редер; наследник передернул плечами:
— Любопытно, чье слово покажется отцу правдивей.
— Никогда в жизни Его Величество не поверит... — начал тот, и Фридрих согласно кивнул, не дав ему докончить:
— Не поверит. Но неприятный осадок останется.
— Bravo, — чуть слышно пробормотал Курт, оглядев наследника с ног до головы, точно внезапно увидя на его месте кого-то другого, неожиданно возникшего ниоткуда. — Однако обойдемся без пошлого шантажа. Согласен с вами, господин фон Редер, в том, что вашего подопечного здесь удерживают скорее азарт и гордость, нежели соображения логики. С ним же самим — в том, что именно это место, и только оно, поможет сохранить ему жизнь. Теперь же выслушайте меня и попытайтесь найти возражения тому, что я скажу, но только возражения обоснованные и не приправленные излишними эмоциями. Да, покушение произошло на этой территории и, верней всего, со стороны ее обитателя. Однако там, снаружи, наследник будет в куда большей опасности — на открытом пространстве или в лесной чаще, или на горной тропинке, где порою невозможно увидеть собственных же спутников; там угроз много больше, а вы будете защищены хуже. Разумеется, даже если вы покинете лагерь, никого больше отсюда не выпустят, и все, кто был здесь сегодня, здесь и останутся, и покушавшийся не будет иметь возможности пуститься за вами следом. Но осознайте, господин фон Редер, следующее. На жизнь наследника покушался наверняка ведь не одиночка, этого вы не можете не понимать; навряд ли здесь найдется кто-то, затаивший на принца личную обиду. Как вы сами заметили — это предатель. Предатель же предается кому-то. Кто-то нанимает его для таких дел, кто-то стоит за ним. А если здесь он не один? если здесь, в окрестностях лагеря, поблизости, находится контролер? Если они рассчитывали на это — на то, что в случае неудачи вы, опасаясь второй попытки, покинете пределы лагеря и окажетесь там, снаружи, без прикрытой спины и поддержки? Никакие дарования свыше не помогут избежать арбалетного выстрела в глухом лесу или ущелье. И я уж не буду расписывать детальности всего того, что может приключиться, если предателем таки был кто-то из ваших людей, наедине с которыми вы останетесь вне этих стен.
— На это нечего возразить, — сказал Бруно наставительно, когда фон Редер, не ответив, бросил за окно тоскливый взгляд исподлобья. — Ведь вы сами видите, что он прав.
— На вас, — продолжил Курт, вновь слыша в ответ молчание, — надавил выскочка-инквизитор, наорал грубиян-инструктор, вам не подчинился своенравный мальчишка, да еще и применил грязный приемчик, причем в присутствии ваших подчиненных, что уж совсем ниже пояса... Понимаю, после всего этого мысль принять мнение, навязанное грубияном, выскочкой и шантажистом, вам кажется слабостью. Однако не принять его будет глупостью.
