Корпорация "Исполнение Желаний" (Общий Файл. Завершено. Вычитано)

Я не знала.

Но решила, что в следующую поездку в город мне обязательно нужно найти несколько вещей, о которых я раньше не задумывалась. Просто так, на всякий случай.

Однако уже следующий день заставил меня забыть о сентиментальных глупостях, напомнив о суровой реальности Тали, что окружала меня.

Это случилось в полдень следующего дня.

Возвращаясь из каменоломни с пустой телегой и жбанами на ней, я еще издалека услышала злые голоса, выкрики и чьи-то вопли. Метрах в пятидесяти от меня, почти у самых ворот, ведущих к шоссе, столпились охранники: Грег гневно кричал и жестикулировал, мелькали руки и дубинки, и кто-то лежал на земле. Почти неосознанно я бросилась ближе, оставив телегу стоять на пыльной дороге. Происходило что-то ужасное.

Били мужчину. Не молодого уже, насколько я смогла понять по морщинистой коже, которая была покрыта кровью и грязью. Рядом валялась слетевшая с его головы мятая бумажная кепка, какие после моего нововведения носили работники плантаций. Мужчину пинали ногами, били дубинками по спине и ребрам, даже не давали подняться с земли. Вокруг стал собираться народ. Работники боялись, но все же подходили ближе, чтобы увидеть, что происходит. Грег брызгал слюной так, что невозможно было разобрать слов. Лежащий на земле корчился, стонал и шипел, будто его легкие были насквозь проткнуты. Кровь стекала по разбитому носу и губам, он пытался прижимать руки к груди, чтобы защитить живот от ударов, но это не помогало. Конечности его подрагивали всякий раз, когда очередной ботинок сорвавшегося с цепи охранника врезался в голую грудь, спину или голову.

Я не запомнила всех деталей, только ощущение полнейшего ужаса и холода, что ледяной простыней накрыло меня, несмотря на сорокоградусную жару. Хорошо запомнила ощущение беспомощности, бессилия и отчаянной злости, злобные лица охранников, полные паники и горя глаза каких-то женщин, причитающего старика, бессильно сжатые кулаки мужчин и слюну, летящую изо рта Грега.

— Что вы делаете! — не сознавая, что это мой собственный голос, заорала я. — Вы же его убьете!

Не помня себя, я рванула вперед, но кто-то, стоящий рядом, схватил меня за руку.

— Стой! Не надо туда!

— Куда...

— Остановись!

Не обращая внимания на голоса и пальцы, которые пытались меня удержать, я бросилась вперед с такой силой, что майка нездорово затрещала по швам.

— Оставьте его, скоты!

Вырвавшись вперед, я подскочила к охраннику, который в этот момент замахивался на уже почти бездыханного мужчину, схватила его палку и попыталась вырвать ее из рук.

— Не смей его бить! — одной рукой я вцепилась в дубинку, а второй колотила того по спине.

Охранник резко развернулся и зарычал. Не успела я предпринять еще одной попытки, как меня кто-то грубо отпихнул в сторону.

— Пошла отсюда!

Оказавшись сидящей в пыли, я лишь мотнула головой, приходя в себя после чувствительного тычка в ребра, но, не обращая внимания на боль, я снова попыталась броситься на охранников.

— Оставьте его в покое! — я задыхалась, мои легкие хрипели, как будто в них насыпали песка.

— Я тебя сейчас оставлю в покое! — прорычал знакомый грубый голос прямо над ухом, и чья-то пятерня резко развернула меня на сто восемьдесят градусов. Последнее, что я успела увидеть, было перекошенное лицо Грега и его же кулак, летящий по направлению ко мне.

Правая половина лица взорвалась болью, и мир на мгновенье померк.

Прошло совсем немного времени, как кто-то уже тряс меня за плечо.

— Поднимайся, родная, вставай.... Ты живая? Не лежи. Живая? Дуреха.... Ай-яй, больная, куда полезла!... — голоса расплывались, картинки тоже, глаза не хотели открываться, но я все же сделала усилие, чтобы это случилось. Царапая ладони об мелкие острые камешки на дороге, я осторожно, с чьей-то помощью сумела принять сидячее положение. Голова раскалывалась, щека пульсировала так, что напоминала бомбу, мир медленно прокручивался вокруг.

Вероятно, с того момента, как Грег меня ударил, прошло всего минута или две, в течение которых я без сознания лежала в пыли, пока кто-то не оттащил меня в сторону.

Мужчину уже не били, но охранники все еще стояли вокруг него, как гончие псы только что задушившие добычу. Жертва не шевелилась и больше не стонала. Сплошной комок из песка, грязи и крови — он уже мало чем напоминал человека. Грег, с лица которого тек пот, убрал дубину за пояс и теперь вещал для собравшихся:

— ... и так будет с каждым, кто попытается бежать с ранчо или сделать шаг за ворота! Я ясно выразился? С каждым! Кто-нибудь еще, кто хочет попробовать?

Толпа роптала и переминалась, окутавшись облаком ужаса. Кто-то плакал.

Сплюнув в песок, Грег рявкнув, чтобы лежащего на земле мужчину унесли в изолятор, и приказал разогнать толпу.

— Ну, пошли отсюда! Расходитесь!

Кто-то наспех помог мне подняться с земли, и я, шатаясь, двинулась по направлению к дому. Я почти не помнила, как добралась до комнатушки, почти не помнила, как упала в постель. Хотелось одного — закрыть глаза и забыться, не думать, не чувствовать, не помнить. Не помнить о лежащем на земле мужчине, о том, какие звуки издают дубинки, соприкасаясь с кожей, ни о ранчо, ни о Тали, ни обо всем плохом, что случается за пределами этой коморки.

Есть ли где-то что-то хорошее на земле? Или жизнь — это сплошное чередование плохого с еще более плохим? Я перевернулась на бок, прижала ладонь к опухшей щеке и тихонько заплакала.

Халк вернулся поздним вечером.

Я слышала, как его джип подъехал к гаражу и как открылась наружная дверь, пропуская машину внутрь. Несмотря на то, что моя щека спустя несколько часов, казалось, болела еще сильнее, я все же дождалась этого момента.

Как только все во дворе затихло, я, не теряя ни минуты, покинула свою коморку и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Возле его кабинета я на мгновенье застыла, прислушиваясь, но посетителей, вроде бы не было (голоса не звучали), после чего постучала. Халк открыл дверь, и я, не говоря ни слова и не спрашивая приглашения, прошла внутрь.

Когда свет упал на мое лицо, Халк медленно, не отрывая взгляда от моей щеки, закрыл дверь и подошел ко мне.

Несколько секунд он просто стоял напротив, рассматривая опухшее лицо — серые глаза полыхали плохо сдерживаемой яростью, губы сжались в тонкую линию, квадратные углы на челюсти особенно выделялись теперь, когда все го мышцы были напряжены. Даже шея стала походить на переплетение канатов.

— Грег? — только и спросил он.

— Да, — спокойно ответила я. — Но за дело, так что не переживай.

— За какое дело? — казалось бы, ровно спросил Халк, но от его голоса в углах комнаты появился иней.

— Я бросилась на охранников с кулаками.

— Зачем?

— Пыталась остановить.

— Остановить что? — Халк продолжал стоять напротив, ноздри его едва заметно подрагивали, выдавая то количество усилий, которые он тратил на то, чтобы казаться безэмоциональным. Что-то подсказывало мне, что стоит только раздаться неосторожному звуку, как все и вся вокруг будет порвано голыми руками.

— Остановить избиение мужчины.

— О чем ты говоришь?

— Грег еще не доложил? — притворно удивилась я. — О том мужчине, которого сегодня били впятером дубинами? Который валялся на земле и задыхался кровью и песком?

Халк застыл. Атмосфера в комнате накалилась еще больше. Напряжение перетекло в недобрую смесь, готовую неадекватно себя повести при любом неосторожно брошенном слове.

Повисшая тишина давила на уши, подстегивая мое раздражение.

— А ты.... — я едва удерживалась от того, чтобы не ткнуть Халку пальцем в грудь.

— Что я?

— Тебя там не было! Не было, чтобы все это прекратить! -выплюнула я ему в лицо. — Почему так? Где ты был?

— Я не отчитываюсь перед тобой, — в глубине серых глаз появился лед.

— Может, это все с твоего разрешения происходит? Тебе так выгодно? Или нравится? Скажи мне! — я понимала, что переступаю черту, но гнев, копившийся во мне несколько часов к ряду, теперь выплескивался наружу, хотела я того или нет. — Почему на него одного набросилось столько людей, когда можно было наказать баллами? Неужели обязательно было вот так?

— На ранчо свои правила!

— Их ты придумал такими? Ты!? — теперь уже кричала я.

Халк скрежетнул зубами и резко указал на дверь.

— Уходи.

— Ах, уходи! Так все просто? У тебя всегда все так просто?

— Я сказал, уходи!

— Ты — зверь! — взорвалась я, чувствуя, как по моим щекам текут слезы. — Ты ничего не сделал, чтобы это предотвратить! Ты ничем ему не помог!...

— Вон! — крикнул Халк.

Я вздрогнула, вытерла мокрые щеки и с застывшей спиной направилась к двери.

— А он умер, слышишь? Умер он....

Когда дверь кабинета закрылась, Халк что было силы сжал кулаки. Постояв так несколько секунд, он заставил себя расслабиться, подошел к стене, оперся на нее ладонью и закрыл глаза. Все тело болело от напряжения, тишина после криков, только что звучавших в комнате, опустошала.

Только он один знал, что происходило на ранчо, и правда должна была храниться в секрете, чего бы это ни стоило. Даже если это будет стоить всего. Всего. Даже ее.

Халк отошел от стены, подошел к бару и налил в стакан виски. Залпом выпив содержимое, он вновь наполнил его и только после этого позволил себе опуститься в кресло.

Когда он раскуривал сигару, его руки дрожали.

* * *

*

Она знала, что более удобного момента может не представиться никогда.

Вчера Грег, наконец, передал ключ. Ублюдок — как же долго он с этим тянул. Янка бы расстраивалась и дальше, если бы все события, как нельзя кстати, вдруг ни сошлись в одну нужную ей картинку. Более чем подходящую картинку. О нет! Она больше ничуть не расстраивалась — она ликовала. Впервые за долгое время Янка радовалась по-настоящему.

Как же здорово, что Шерин вчера оказалась в самом центре заварушки с охранниками. Это было не просто кстати, это было чудесно! Теперь, когда она была так расстроена и зла на Халка и его людей, все сразу же поверят в ее виновность, никто даже проверять ничего не будет, Янка была в этом абсолютно уверена. Все будет расценено как месть — яркая, жесткая и молниеносная. Месть Шерин за то, что все на ранчо не так, как ей хочется, за то, что ее ударили, за то, что ведут себя несправедливо по отношению к бедным работягам.

Янка криво усмехнулась.

Кого вообще заботят эти жалкие отбросы общества? Они все заслужили быть здесь, все заслужили эти наказания, тяжелую работу и побои! Чего вообще было лезть и заступаться за кого-то из них? Янка всерьез недоумевала, как людьми могли управлять так называемые благородные порывы. Все знают — это жестокий мир, где каждый крутится так, как может, и выживает лишь тогда, когда способен отвоевать кусок пожирнее и послаще.

Теперь же это будет месть Янки. Тихая, великолепная, ядовитая и хорошо продуманная. О да! Ожидание было долгим, но оно того стоило. Когда Шерин уберется с дороги, Янка будет жить в особняке — все уже давно подготовлено.

Сидя на ступенях барака и щурясь от яркого утреннего солнца, она еще раз и еще раз прокручивала в голове детали хитроумного плана.

Поджег должен случиться сегодня вечером, больше ждать нельзя, придется действовать быстро и по обстоятельствам. Итак, ближе к ночи будут гореть склады с урожаем — все, что было собрано с полей за последний месяц, будет объято огнем. Жаль, что придется попортить и ягоды — столько труда было вложено в их сбор соседками, но что поделать, если все находятся в соседних помещениях. Итак, когда загорится деревянный амбар, огонь аккуратно перекинется и на женский барак, который стоит по соседству. У женщин будет достаточно времени, чтобы выскочить наружу, Янка была в этом почти уверена. Но только не она сама должна будет увидеть пожар первой, дым должен учуять кто-то еще. Тут приходилось полагаться на удачу. Но это был не самый важный момент.

Важно было другое — пронести пустую канистру с бензином в комнату Шерин и стащить кое-что у той из одежды. Какую-нибудь футболку, которую та часто носит. Эту майку надо будет ненадолго сунуть в огонь, чтобы на ней остались следы, которые трудно будет спутать с чем-то еще.

Футболку стащить не проблема, достаточно лишь пробраться в комнату тогда, когда Шерин повезет еду в каменоломню. Это случится в обед. А позже она будет выманена из коморки еще одним событием, которое тоже уже было наскоро спланировано. Хорошо бы, если бы где-то рядом с горящим складом, охрана нашла какую-то вещь, принадлежащую Шерин, но что это может быть?

Янка нахмурилась, размышляя. Время мало, а еще столько всего продумывать. Солнце поднималось все выше — надо собираться и идти работать. Остальные уже давно трудились у ягодных кустов.

Чувствуя, как пот от напряжения катится по спине, Янка недовольно поднялась со ступеней, прихватив перчатки, которые некоторое время назад Шерин купила для всех женщин, царапающих руки о колючие кусты. Надо же! Обо всех подумала эта святоша! Ну, ничего.... Теперь уже совсем скоро.... Гораздо скорее, чем все предполагают.

Время до обеда тянулось медленно, жара угнетала, но Янка не роптала. Она собирала ненавистные ягоды, даже не прислушиваясь, о чем болтали другие. Мысли ее постоянно прыгали с одного предмета на другой, но тема их была общей — сегодняшний поджег.

Канистра с бензином, которую она несколькими ночами раньше умыкнула из гаража, надежно покоилась между толстыми стеблями кукурузы. Работники еще не скоро доберутся в эту часть поля, побеги были слишком молодыми, а, значит, риск того, что она могла быть кем-то обнаружена, отсутствовал. Зажигалку Янка сперла у Грега давно, и та теперь постоянно лежала в кармане юбки — так, на всякий случай. Нельзя было оставлять ее в бараке, женщины могли случайно наткнуться и запомнить ее. А это могло стать важной уликой против Янки.

С бензином придется быть осторожной, чтобы самой, не дай Господь, не пропахнуть, хотя в суматохе это вряд ли кто-то заметит. Янка всего лишь выскользнет пописать, а когда вернется, амбар и барак будут уже задаваться пламенем. Женщины спят крепко и не проснутся только от того, что кто-то встал в туалет — проверено многократно. Тут она не особенно волновалась, да и какой-то доли риска все равно не избежать. Ничего не поделать.

Назойливая муха прожужжала мимо Янкиного уха; та досадливо поморщилась и вслепую отмахнулась. Как же ей надоело торчать на этом солнцепеке, в жаре, в скуке, зарабатывая ежедневные "недобаллы", которые сулят освобождение не раньше, чем лет через двести. Она всерьез тосковала по временам, когда работала в мужском клубе — зарабатывала куда больше, даже веселилась здесь и там, развлекалась с хозяином, а по вечерам возвращалась пусть и в небольшую, но все-таки свою комнату. Да и Роберт был таким славным. Янке нравилось его кормить.

А потом эта Шерин все испортила! Это из-за нее все повернулось так, как повернулось — это поганое ранчо, эти бабы, адский труд и никакого просвета впереди! Почему ее поселили в той комнате, тогда как Янку запихнули в барак? Почему она каждый день общается с красавчиком-Халком, когда это Янкина мечта — иметь шанс захомутать одного из самых престижных оунеров Тали и снова кататься в масле сыром? Почему Шерин не горбатится над этими несчастными кустами, а изображает из себя спасительницу-героиню всех несчастных и обделенных? Почему она не спит в продуваемом скрипучем бараке, как овца, запихнутая в стадо, не способная найти ни минуты отдыха или уединения?