Охотники и жертвы. Книга 1

Он тоже понял это и крикнул, махнув мне рукой:

— Беги!

Наконец, возникло ощущение, что она уже может меня услышать, и я окликнула ее, надеясь, что она остановится или хотя бы обернется. Вместо этого мне ответили завывания и собачий лай.

Пси-гончие. Конечно. Виктор говорил, что охотился с ними, он умел управлять этими животными. Внезапно до меня дошло, почему никто в школе не мог припомнить, чтобы в Чикаго они посылали пси-гончих выслеживать нас с Лиссой. В Академии их просто не было, зато они имелись у Виктора.

Спустя минуту я добежала до поляны, где у подножия дерева съежилась Лисса. Судя по ее виду и доходящим до меня эмоциям, она уже давно должна была свалиться в обмороке. Только сила воли позволила ей так долго продержаться. Бледная, с широко распахнутыми глазами, она в ужасе смотрела на четырех окруживших ее пси-гончих. К тому же день разгорелся вовсю. Значит, солнечный свет также станет помехой для Лиссы и Кристиана.

— Эй! — крикнула я, пытаясь отвлечь гончих на себя.

Виктор наверняка отправил их охотиться конкретно на нее, но я надеялась, что, повинуясь здравому смыслу, они среагируют на новую опасность — в особенности в лице дампира. Пси-гончие любят нас не больше, чем другие животные.

Действительно, они повернулись ко мне, обнажив зубы, с раскрытых пастей капала слюна. Они сильно смахивали на волков, только с коричневым мехом и глазами, в которых мерцал оранжевый огонь. Виктор, скорее всего, приказал им не причинять вреда Лиссе, а вот относительно меня таких инструкций они не получили.

Волки. Прямо как на уроке. Что там госпожа Мейснер рассказывала? Кажется, очень часто исход столкновения у них зависит от силы воли? Помня об этом, я попыталась проникнуться мыслью, что я вожак, и вести себя соответственно, но не думаю, будто они попались на эту удочку. Любой из них превосходил меня в весе. И еще они превосходили меня численно. Нет, в данном случае бояться им было нечего.

Делая вид, что это просто обычное состязание с Дмитрием, я подняла с земли ветку примерно того же размера и веса, что бейсбольная бита. И только успела как следует ухватить ее, как двое гончих прыгнули на меня. Челюсти и зубы вонзились в тело, но я удивительно хорошо сохранила позицию, стараясь вспомнить все, чему за последние два месяца научилась касательно борьбы с более крупными и сильными противниками.

Мне не хотелось причинять им вред — слишком уж они напоминали собак. Однако вопрос стоял так: либо я, либо они, и инстинкт самосохранения победил. Одну из них я сумела ударом свалить на землю, мертвую или без сознания, не знаю. Вторая все еще быстро, яростно набрасывалась на меня. Судя по виду оставшихся, они были готовы присоединиться к ней, но тут на поляну выскочил новый противник, ну, типа того. Кристиан.

— Катись отсюда! — закричала я на него, стряхивая гончую, когтями процарапавшую мое голое бедро и едва не свалившую меня на землю.

На мне все еще было платье, хотя туфли на высоких каблуках я давно сбросила.

Однако Кристиан, как любой одержимый любовью парень, не послушался. Он тоже схватил ветку и замахнулся ею на одну из гончих. Из ветки вырвалось пламя. Гончая отскочила назад, все еще не осмеливаясь нарушить приказ Виктора, но явно опасаясь огня.

Четвертая гончая, увертываясь от огня, забежала за спину Кристиану. Умная бестия. И прыгнула на него, свалив на землю. Ветка вылетела из его рук, огонь тут же погас. Обе гончие бросились на него. Я покончила со своей противницей — снова испытав тошнотворное чувство оттого, что пришлось сделать, — и переключилась на двух оставшихся. Интересно, хватит у меня сил разделаться и с ними?

Однако обошлось без этого. Спасение явилось в виде вынырнувшей из леса Альберты.

Она без малейших колебаний застрелила гончих. Против стригоев пистолеты бесполезны, но против других тварей — старое, испытанное оружие. Гончие рухнули рядом с Кристианом.

Точнее, рядом с телом Кристиана...

Все мы устремились к нему — Лисса и я практически ползком. Увидев то, что открылось моему взору, я отвернулась. Живот взбунтовался, и пришлось сделать грандиозное усилие, чтобы меня не вывернуло наизнанку. Кристиан был еще жив, но вряд ли это продлится долго.

Лисса, точно обезумев, не отрывала от него взгляда широко распахнутых глаз. Протянула к нему руку, но почти сразу уронила ее.

— Не могу, — прошептала она. — Совсем не осталось сил.

Альберта с выражением сочувствия и решимости на лице потянула ее за руку.

— Пошли, принцесса. Нужно убираться отсюда.

Снова повернувшись к Кристиану, я заставила себя посмотреть на него. Судя по доходившим до меня чувствам Лиссы, она сильно переживала из-за него.

— Лисс!

Она оглянулась с таким видом, словно забыла, что я здесь. Без единого слова я откинула волосы и подставила ей шею.

Мгновение ее лицо ничего не выражало, потом в глазах вспыхнуло понимание.

Клыки, скрывающиеся за ее милой улыбкой, впились в шею, и с моих губ сорвался негромкий стон. Я не отдавала себе отчета в том, как сильно недоставало мне этой сладкой, упоительной боли. Меня охватило блаженство. Головокружение. Радость. Я была словно во сне.

Точно не помню, сколько времени Лисса пила мою кровь. Скорее всего, не очень долго. Ей никогда даже в голову не приходило выпить столько, чтобы убить человека и тем самым превратиться в стригоя. Когда она закончила, я покачнулась, и Альберта подхватила меня.

Голова все еще кружилась. Я смотрела, как Лисса склонилась над Кристианом и положила на него руки. Судя по далеким звукам, к нам пробивались другие стражи.

Исцеление не сопровождалось ни свечением, ни какими бы то ни было другими яркими внешними проявлениями. Все происходило исключительно между Лиссой и Кристианом. Но хотя эндорфины от укуса приглушали мою связь с ней, я помнила исцеление Виктора, помнила удивительные краски и музыку, которыми оно сопровождалось.

На наших глазах происходило чудо, и Альберта потрясенно открыла рот. Раны Кристиана закрылись. Кровь перестала течь. Его щеки вновь обрели цвет — насколько это вообще возможно для мороев. Веки затрепетали, в глазах вспыхнула жизнь. Сфокусировав взгляд на Лиссе, он улыбнулся. Это было все равно что смотреть диснеевский фильм.

Видимо, после этого я отключилась, потому что больше ничего не помню.

В конце концов, я очнулась в академической больнице, где в меня два дня вливали всякие жидкости и сахар. Лисса почти все время проводила рядом со мной, и медленно, постепенно картина похищения стала проясняться.

Нам пришлось рассказать Кировой и еще нескольким избранным о способностях Лиссы, о том, как она исцелила Виктора, Кристиана и... ну... меня. Наш рассказ вызвал шок, но администраторы согласились держать все в тайне от остальной школы. Никому даже в голову не пришло увозить отсюда Лиссу, как госпожу Карп.

Ученики в основном знали, что Виктор Дашков похитил Лиссу Драгомир, но не знали зачем. Некоторые его стражи погибли во время атаки команды Дмитрия — просто позор, учитывая, как мало уже осталось стражей. Сейчас Виктора содержали в школе под круглосуточным наблюдением, в ожидании того, когда его заберет королевское подразделение стражей. Возможно, моройское правительство всего лишь символическое, поскольку существует в границах гораздо большей страны, где действует свое правительство, но у них есть система правосудия, и мне приходилось слышать о моройских тюрьмах. Вот уж куда не хотелось бы попасть.

Что касается Натальи... тут все оказалось сложнее. Она была еще несовершеннолетняя, но, тем не менее, участвовала в заговоре вместе с отцом. Подбрасывала мертвых животных, следила за Лиссой — еще до нашего побега. Ее стихией, как и у Виктора, была земля, и именно она разрушила скамью, сломавшую мне щиколотку. Увидев, как я помешала Лиссе оживить голубя, они с Виктором поняли — чтобы добраться до Лиссы, нужно причинить вред мне, только это заставит ее вернуться к исцелению. Наталья просто поджидала, когда подвернется подходящий случай. Ее не держали взаперти, в Академии не знали, что с ней делать до прибытия королевского подразделения.

Против воли я испытывала к ней жалость. Она такая неловкая, такая застенчивая. Любой мог манипулировать ею, не говоря уж об отце, которого она любила и чьего внимания отчаянно жаждала. Для него она сделала бы все. По слухам, она целыми днями стояла около его места заключения, плача и умоляя позволить ей увидеться с ним. Ей отказывали и силой уводили оттуда.

Тем временем наша дружба с Лиссой возобновилась, словно ничего и не произошло. Что касается остального ее мира, произошло очень многое. После всех этих треволнений и драм она, похоже, обрела новое понимание того, что для нее важно, а что нет. Порвала с Аароном. Наверняка очень мило, но, уверена, ему разрыв дался нелегко. Получается, теперь она уже дважды бросила беднягу. Тот факт, что предыдущая подружка обманывала его, тоже не придавал ему уверенности.

И без малейших колебаний Лисса стала встречаться с Кристианом, не заботясь о том, как это скажется на ее репутации. Увидев, как они на людях держатся за руки, я глазам своим не поверила. Он тоже, казалось, сомневался в происходящем, а наши одноклассники были настолько потрясены, что вообще ничего не могли взять в толк. До сих пор они едва отдавали себе отчет в его существовании, а то, что он может быть с кем-то вроде Лиссы... Нет, совершенно немыслимо.

Состояние моих романтических дел выглядело гораздо менее радужным, чем у нее, — если вообще тут можно говорить о каких-то романтических делах. Пока я выздоравливала, Дмитрий ни разу не посетил меня, и наши тренировки были отложены на неопределенное время. Так продолжалось до тех пор, пока на четвертый день после похищения Лиссы я не наткнулась на него в гимнастическом зале. Мы были там одни.

Я пошла туда за своей гимнастической сумкой и замерла, увидев его. Буквально потеряла дар речи. Он чуть было не прошел мимо, но потом остановился.

— Роза... — после неловкой паузы заговорил он. — Ты должна написать рапорт о том, что произошло. С нами.

Я долго ждала возможности поговорить с ним, но совсем иначе представляла себе этот разговор.

— Не могу. Тебя уволят. Или сделают что-нибудь и того хуже.

— Меня и должны уволить. Я вел себя неправильно.

— Ты не мог противиться заклинанию...

— Это не имеет значения. Все равно неправильно. И глупо.

Неправильно? Глупо? Я прикусила губу, глаза налились слезами. Я попыталась взять себя в руки.

— Подумаешь, большое дело!

— Очень даже большое дело! Я воспользовался своим положением по отношению к тебе.

— Нет, — невозмутимо ответила я. — Ты не воспользовался своим положением по отношению ко мне.

Видимо, что-то такое прозвучало в моем голосе, потому что он устремил на меня глубокий, серьезный взгляд.

— Роза, я на семь лет старше тебя. В десять лет это, может, и не так уж много значит, но сейчас разница огромна. Я взрослый. Ты дитя.

Ничего себе! Я вздрогнула. Лучше бы он просто ударил меня.

— Похоже, ты не думал, что я дитя, когда во все глаза разглядывал меня.

Теперь вздрогнул он.

— Это из-за твоего тела... ну, оно делает тебя взрослой. Мы живем в разных мирах. Я совершал ошибки. Я действовал на свой страх и риск. Я убивал, Роза, — людей, не животных. А ты... Ты только начинаешь жить. Твоя жизнь — домашние задания, наряды и танцы.

— По-твоему, это все, что меня интересует?

— Нет. Конечно, нет. Не совсем. Но такова существенная часть твоего мира. Ты еще растешь, пытаешься осознать, кто ты есть и что для тебя важно, а что нет. Так и должно происходить. Тебе нужно встречаться с парнями своего возраста.

Не нужны мне парни моего возраста. Но я не сказала этого. Не сказала ничего.

— Даже если ты решишь не писать рапорт, нужно, чтобы ты поняла — это было ошибкой. И ни в коем случае не должно повториться, — добавил он.

— Потому что ты слишком стар для меня? Потому что это безответственно?

Сейчас его лицо ничего не выражало.

— Нет. Просто потому, что ты не интересуешь меня в этом смысле.

Я замерла. Он отвергает меня, это прозвучало громко и ясно. Все, что произошло той ночью, все, что казалось таким прекрасным и исполненным смысла, прямо у меня на глазах рассыпалось в прах.

— Это произошло только благодаря заклинанию. Понимаешь?

Чувствуя себя униженной и разгневанной, я не хотела ставить себя в еще более глупое положение, споря или умоляя, и потому просто пожала плечами.

— Да. Понимаю.

Оставшуюся часть дня я дулась, отвергая все попытки Лиссы и Мейсона вытащить меня из комнаты. Вот ведь ирония — мне самой хотелось сидеть тут сейчас, хотя Кирова, под впечатлением моих подвигов во время спасения Лиссы, освободила меня из-под домашнего ареста.

На следующий день до уроков я пошла туда, где держали Виктора. В Академии имелись камеры с решетками, и в коридоре караулили два стража. Не пришлось прибегать к особой хитрости, чтобы меня пропустили внутрь, а ведь даже Наталье этого не позволили. Но один из стражей ехал со мной во внедорожнике и видел, как я вместе с Лиссой страдала, когда ее пытали. Я сказала ему, будто мне нужно расспросить Виктора о том, что тот делал с Лиссой. Соврала, конечно, но стражи сочувствовали мне и потому "клюнули". Позволили поговорить пять минут и отошли дальше по коридору, откуда не могли ни видеть, ни слышать.

Когда я стояла рядом с камерой Виктора, мне просто не верилось, что когда-то я сочувствовала ему. При виде его обновленного, поздоровевшего тела меня охватил гнев. Скрестив ноги, он сидел на узкой койке и читал, но, услышав мое приближение, поднял взгляд.

— Да ведь это Роза! Какой приятный сюрприз. Твоя изобретательность всегда производила на меня впечатление. Ко мне не допускают никаких посетителей.

Я скрестила на груди руки, стараясь придать лицу жесткое выражение истинного стража.

— Я хочу, чтобы вы разрушили то заклинание. Целиком и полностью.

— Что ты имеешь в виду?

— Заклинание, которое вы наложили на меня и Дмитрия.

— Это заклинание больше не работает. Перестало действовать само по себе.

Я покачала головой.

— Нет. Я продолжаю думать о Дмитрии. Продолжаю желать...

Я не закончила, и он понимающе улыбнулся.

— Моя дорогая, все это уже было в тебе задолго до того, как я настроил заклинание.

— Не так, как сейчас. Не так сильно.

— Может, не на уровне сознания, но влечение, физическое и духовное, уже было в тебе. И в нем. В противном случае заклинание не сработало бы. На самом деле оно не создало ничего нового, просто убрало торможение и усилило чувства, которые вы уже испытывали друг к другу.

— Вы лжете! Он сказал, что не испытывал ко мне никаких чувств.

— Это он лжет. Говорю же, в противном случае заклинание не сработало бы, и, честно говоря, ему следовало быть осмотрительнее. Он не имел права позволять себе испытывать такие чувства. Школьница может страстно влюбиться, и ей это простят. Но ему? Он должен лучше скрывать свои чувства, а между тем Наталья заметила его неравнодушие к тебе и рассказала мне. Тогда я сам немного понаблюдал, и для меня оно тоже стало очевидно. Что давало превосходный шанс отвлечь вас обоих. Я лишь настроил заклинание на вас, а все остальное вы сделали сами.