Чёртова свадьба! или месть по-ведьмински

— Нас разделили сразу. Меня избивали, пытались что-то узнать, но я ведь ничего такого и не знала, но все равно молчала, и меня продолжали мучить. Я... Это было долго, и больно...

Леся вертела в руках кинжал, который подобрала около трупа. Он задумчиво разглядывала его и рассказывала другу о том, что произошло. Как обращались с самой Лесей, как ей было плохо, как болит все ее тело сейчас и как болит душа. О том, как погибла Зоя, она тоже поведала, во всех подробностях.

Остальные продолжали спорить о судьбе Лиз, но эти двое — сама колдунья и Леся, они уже все знали. И Марат. Он молча слушал и не двигался.

Никто не обратил на нее внимания, на сельскую девку, которая плачется другу о своих великих бедах.

Никто не подумал, что Леся может так поступить; что Марат позволит этому случиться.

Прервав свой исполненный страданий рассказ, она села на корточки рядом с Лиз, заглянула ей в глаза.

— Ты — сука, — с ненавистью буквально выплюнула девушка. И неумело, с размахом всадила ей в грудь кинжал. Лезвие вошло криво, проскользнуло по ребру, но несмотря ни на что, достигло своей цели.

Леся со всхлипом завалилась назад, рухнула на копчик, не почувствовав боли, и завыла-закричала; ее разодранная душа ныла как застуженный зуб, страдала, адски болела.

На шум обернулись остальные — и остолбенели.

Марат все продолжал сверлить взглядом исходящую кровью колдунью до ее последнего вздоха, а потом вздохнул — поддел мохнатой башкой Лесину руку. Девушка обняла зверя и зарыдала еще пуще, омывая слезами свои потери.

Так, незаметно для большинства, в один час из жизни ушли сразу две могущественные ведьмы: самая старая и самая юная.

Через несколько минут замок странно зашумел: послышались зычные крики, приказы. Неподалеку один из этих голосов сорвался на болезненный стон, который тянулся, тянулся и вдруг оборвался, резко.

Потом распахнулась дверь.

— Именем Господа...

15. Все на свои места

Такая погода больше пристала зиме — ранней и легкомысленной, но все же. Пушистый мягкий снег кружился в порывах ветра, словно сказочные феи на стрекозиных крыльях; пушистые облака рисовали округлые сюжеты на ярком небесном полотне. И пронизывающий холод, он щекотал каждую клеточку, каждый волосок на теле, заставляя содрогаться, но никто и не подумал зайти в тепло...

Двор за несколько часов привели в порядок слуги. Они безоговорочно приняли новую хозяйку, тем более что бумаги на владение землей Ариадне выправят не позднее, чем через месяц — это постарался Гордан. В его документах нашлось и соответствующее завещание, и личная грамота Ариадны о'Шеннел — приемной дочери лорда о'Шеннела.

К счастью ли, к горю, но подсчитывать и прибирать трупы пришлось именно Ариадне. Из шести церковников, пришедших с отцом Константином, выжил только один — Кварт. От гвардии Лиз не осталось никого: пришедшие с подмогой инквизиторы вычистили весь замок от этой заразы. Тела своих братьев церковники уложили в отдельную повозку, чтобы доставить их в Обитель и провести надлежащие погребальные обряды, и через день откланялись, заповедовав хозяйке жить по законам Божьим и оставить колдовство. Ну, или совесть иметь — хотя бы не заниматься им привселюдно.

В тот же день исчезли иномирцы — разом, попрощался за всех один Степан. Он выразил следующую надежду на встречу столь неубедительным тоном, что Ариадна поняла: больше она ни с кем из них не встретится. И возблагодарила всех богов и небожителей.

То, что осталось от ведьминых воинов, включая ее саму, достаточно быстро сожгли во избежание повторения той истории с мертвяками, с ними лишь чудом удалось справиться Герасиму.

Сам седой менестрель, и так глубокий старик, со смертью внучки сделался совсем дряхлым. Горе старит — и не щадит никого, сколь бы великой ни была колдовская сила.

Герасим долго не давал провести похороны, ругался, дрался и кричал. Никому не удавалось его успокоить, лишь на пятый или шестой день он вышел, измученный, изнуренный длительным бдением и болью.

— Готовьте землю, — хрипло бросил он Марату, который караулил старика у выделенной ему опочивальни. Случившаяся рядом Леся не сдержала слез — бросилась на шею Герасиму, стиснув его в объятиях; так люди пытаются найти какой-то якорь, маяк, спасительный круг — что-то, что могло бы помочь сохранить рассудок в беспорядочном вертепе, в который превратилась жизнь

— Полно, девочка, — сдавленным голосом прошептал старик, гладя Лесю по спине. — Надо идти дальше.

И погода подкинула снег, и холод, и горстка людей, собравшаяся в это утро на семейном кладбище о'Шеннел все оборачивались назад, на склеп, где несколько дней назад упокоился старый лорд. Эта же девочка была никому не знакома, кроме пяти людей оставшихся в замке — Ариадны с Маратом, а еще Леси, Герасима и рыжего Эрика. Бабы только шептались, мол, совсем ребенок, да как же несправедливо, и послал же бог испытания... и тут же перескакивали на собственных детей.

Этот отвлеченный шепоток заставлял Лесю дергаться, она хотела повернуться и наорать на всех этих посторонних людей, пинками и кулаками прогнать их, но старый менестрель крепко прижимал ее к своему боку — так девушка на время успокаивалась.

Обряд провел местный церковник, быстро, буднично, равнодушно.

Вскоре за оградкой вырос неказистый холмик с памятником в изголовье, и комья смерзшейся земли скатывались, когда к нему подходили попрощаться с маленькой девочкой.

Памятник мастерил Эрик: на нем Зоя танцевала, радостно и живо.

"И душа её стала птицей...".

— Ты собираешься?

Ариадна застала своего несостоявшегося мужа за упихиванием в небольшой мешок разного барахла, сваленного на кровати: от охотничьего ножа до запасных портков. Марат понял голову на голос, мотнув отросшей шевелюрой.

— Да, мне пора.

— Куда ты пойдешь? — поинтересовалась она, присаживаясь рядом с набором мисок. — Вернешься в тот поселок?

— Пока не знаю. Надо проводить Лесю до дома, забрать там свои вещи.

— А потом?

— Думал еще родителей повидать...

Оборотень пожал плечами, не отвлекаясь от своего занятия. Вот исчезла в недрах мешка запасная одежда, кулек с лекарскими пузырьками и травами на все случаи жизни, посуда...

— Такое впечатление, что ты не собираешься возвращаться, — снова намекнула Ариадна, подавая скатанное в плотный рулон одеяло — его Марат привязал к затянутой горловине пухлого мешка.

— Я пока не знаю, стоит ли... — после короткой паузы откликнулся оборотень.

— Что стоит?

— Возвращаться.

— Стоит ли возвращаться — ко мне, да? — голос Ариадны не выдавал гаммы чувств, ее обуревавших: отчаяния, даже злости и ярости. Девушка вела разговор спокойно, но знала, что грань близка.

— Да.

— Но почему?

Марат промолчал. Не знал, что ответить? Боялся этих слов или не хотел обидеть? Или нарочно нагнетал?

— Ответь мне, ну!

— Я не знаю, что тебе сказать. В том, что произошло много виноватых, и я не могу быть уверен, что... в общем... все сложно, понимаешь?

— Нет, объясни мне! В чем именно ты меня винишь? В том, что я не предотвратила смерть Зои? Или что допустила, чтобы твою подругу пытали? Или, может, я виновата в том, что все закончилось вот так?

— Не повышай голос, — одернул разошедшуюся ведьму Марат. — Я не знаю, из-за чего конкретно, но... Я уже не знаю, могу ли тебе доверять, понимаешь? Все эти люди, иномирцы, они оказались здесь, в опасности, из-за тебя. Ты пожелала мстить, ведь так? По твоей воле здесь оказался безобидный старик, юнец — он-то вряд ли тебя чем-то обидел, да? — беременная женщина. Не спорю, у тебя были к ним счеты, но уж не такие, из-за которых следовало их убивать.

— Из-за них половина моей жизни прошла в заточении, — процедила Ариадна, вскочив на ноги, на ее нервные шаги упруго отзывались паркетные доски.

— Но вторую половину мы же собирались провести вместе! Помнишь? Я обещал тебе, что покажу волшебную страну, где нет таких преступлений, где мы сможем жить долго, где все твои страдания постепенно сотрутся, сгладятся, но ты предпочла мстить!

— А что я должна была делать?! Если ты забыл, меня похитили, украли как какую-то чертову вещь и перехватывали как трофей! Я не по своей воле здесь оказалась и, уж прости, но мне пришлось как-то приспосабливаться, чтобы выжить. Эта чокнутая Лиз хотела распластать меня на своем алтаре, как думаешь, стоило ей подчиниться?! Сдохнуть тут, но, черт побери, я хотела вернуться, к тебе вернуться!

— Зачем тогда тут оказались иномирцы? Как они тут появились, если не по твоей воле?

— Я думала, что хочу отомстить! — ведьма прикусила губу, чуть успокаиваясь, после паузы ее голос стал сдавленным, едва слышным. — Я думала, мне станет легче, лучше, что мне нужно просто расправиться с ними, чтобы отпустить все прошлые годы. Но все оказалось не так. Я запуталась...

Кровать мягко спружинила, принимая вновь тяжесть тела Ариадны. Она опустила руки, перевела печальный взгляд на Марата. Тот, не обернувшись, тихо бросил через плечо.

— Я тоже запутался, Ари. И нам нужно время, чтобы все осознать.

— Ты говорил, что любишь меня! — отчаянно крикнула ведьма ему в спину, как последний аргумент. Марат не стал отрицать.

— Люблю. Но... нам обоим нужно время.

Ариадна не слышала, как захлопнулась дверь. Ее мысли словно бы остановились, как часы, у которых закончился завод, а потом — тик-так, тик-так — снова потекли привычно, но за окном изрядно потемнело. Девушка подошла к окну.

Во дворе ее ждали. Четверо, нетерпеливо притаптывая на морозе, о чем-то переговаривались. Такой разношерстный квартет, что посторонний бы удивился — что связывает таких непохожих меж собой людей?

За эти минуты каждый из них бросил взгляд на замок, наверх.

— Эй, там! — крикнула Ариадна, не отворачиваясь от окна. Издалека послышался торопливый топот, дверь приоткрылась:

— Да, госпожа?

— Передай моим друзьям, что они могут отправляться, не ждать меня. И выдайте там по лошади каждому, в подарок. Бегом.

Ведьма красноречиво махнула рукой — дверь тут же хлопнула, и топот повторился, уже удаляясь.

— Подождем, — задумчиво проговорила она, переводя взгляд на снежные облака.

Странное путешествие, полное недомолвок, пустой болтовни и перекрестных взглядов, быстро подошло к концу. Едва приметив соломенные крыши знакомых домов, Леся ощутила душевное смятение: как ее жизнь вернется в прежнее русло, когда произошли такие перемены? Не во внешнем мире, во внутреннем, пережив столько за короткий промежуток времени, девушка чувствовала себя выбитой из колеи, растерянной. Словно стояла на еще теплом пепелище собственного дома в рабочем платье, терзая нервными пальцами кухонное полотенце, единственную вещь, отвоеванную у пожара; как дальше жить, где, на что? Ветер смущенно треплет пахнущие дымом волосы, а ответы на все эти вопросы потерял где-то по пути.

Там, далеко, в совсем-совсем другой жизни смешливая бестолковая Леська с страшится мачехиного гнева, плетет веночки из одуванчиков, заносчиво отбривает кавалеров и тщится выскользнуть за рамки своего дома.

Здесь, в нынешнем мире Алексия с застывшим сердцем неловко обнимает обоих родителей, смотрящих на нее как на божественное чудо, посланное с самих небес.

— Простите меня, — выдавила кое-как она. — Я виновата.

Людмила даже ничего не сказала — кусала губы, всхлипывала. Время от времени порывалась куда-то бежать, что-то делать, но не отводила глаз от своего сокровища. Отец умиротворенно кивнул, снова погладил блудную дочь по голове и вполне ожидаемо вышел. Все на своих местах, предсказуемо и объяснимо, но все равно, все равно... Покоя нет.

Вечером вчетвером они собрались у Марата.

— Тесна прежняя жизнь, — констатировал рыжий Эрик, приметив задумчивый лесин взгляд. Даже его массивный медальон как-то по-хитрому сверкнул.

— Наверное, так, — не стала спорить девушка. — Просто... не на месте что-то, мешает или не хватает чего-то, никак не пойму.

— Пройдет. Скоро... или не очень, через какое-то время, воспоминания поблекнут, часть из них и вовсе сотрутся, останутся только смутные ощущения. Ты научишься жить по-прежнему.

Марат в это время заканчивал сборы — подчищал подвал на предмет продовольствия, складывал в мешок памятные вещицы, которые доселе обошел вниманием.

— А зачем?

— Зачем — что? — подкинул вопрос Эрик, когда Леся совсем уж погрузилась в свои тяжкие думы и позабыла о собеседнике.

— Зачем жить по-прежнему? Я так хотела приключений, странствий, загадок и битв, как в сказаниях... Я прошла через все, и для чего, чтобы вновь зажить по-старому? Может, нужно наоборот, стряхнуть с себя... как змеи... выскользнуть из прежней шкуры и жить по-новому?

— И как ты себе представляешь, эту новую жизнь? Будешь таскаться по стране, нарываться на опасности, пока не прибьют?

Герасим не вмешивался, несмотря на подкованность в теме. Уж он-то успел достаточно натаскаться, чтобы посоветовать девчонке что-нибудь дельное. Например, выкинуть эту дурь из головы.

— Я не знаю... Придумаю что-то...

— Придумает она... — проворчал Эрик. — Эй, серый! Тут твоя подруга на подвиги собралась. Намекни ей, чтобы хоть завещание черкнула.

При словах о подвигах Лесю перекосило.

— Тьфу на тебя! Дурак, — проворчала она. — Не хочу подвигов. Но и оставаться здесь больше тоже не могу.

— Можешь пойти со мной, — внезапно предложил Марат. Девушка недоверчиво нахмурилась.

— Ты это всерьез?

— Да, конечно. Вообще, я хотел предложить присоединиться ко мне вам всем.

При этих словах очнулся даже Герасим — он приподнял тяжелеющие веки, вперил в мужчину немигающий взгляд, словно требуя объясниться.

Эрик присвистнул.

— А можно спросить... — робко кашлянула Леся. — Куда ты сам-то едешь?

— К родителям, я же говорил.

— Говорить-то говорил, но вот где твоя уважаемая семья проживает, деликатно умалчивал, — намекнул рыжий.

Марат впервые за последние непростые недели улыбнулся, светло и тепло.

— Как насчет путешествия к Светлым Берегам?

Прощание вышло скомканным.

— Что? Куда?

— В гости, к родителям Марата, — терпеливо повторила Леся, пока Мирослава хлопала глазами. — Он нас пригласил пожить у них.

— Но зачем? С чего бы? Леська, что вообще произошло, я не понимаю?

Девушка не могла объяснить подруге, с чего вдруг она срывается с места и ищет другого дома. Людмила, та вообще побледнела, вся как-то скукожилась, сжалась при вести о скором отъезде падчерицы. Но почему-то спорить не стала. Леся знала, всегда четко понимала, что ее мачеха — очень мудрая женщина. А отец... он даже не заметит отсутствия дочери.

— Я не знаю, вернусь ли, — пропустив мимо ушей все вопросы, Леся просто обняла растерянную Мирославу, поцеловала в щеку. — Пожалуйста, последи за моей семьей. Я не брошу их, но... будь им близка, ладно?

В конце концов, надо же когда-то покидать отчий дом?..

Алексия в последний раз махнула рукой подруге и присоединилась к мужчинам, ожидавшим ее за дверями трактира.