— Ты можешь просто свернуть с этой дороги, уйти в сторону. Я помог бы тебе скрыться...
— И я поселился бы где-нибудь в тихом, спокойном месте, — усмехнулся Эрлин. — Нет, так не годится. Кто-то решает за меня мою судьбу. И самое обидное, что не боги, а люди. Я хочу изменить свою судьбу, и если богам это угодно, они мне помогут, и Ханнум простит мне мою дерзость. И потом... Представляешь, что произойдёт, если я вдруг исчезну? Если народ потеряет своего бога? Начнётся смута. Может, конечно, абеллурги что-нибудь придумают и сумеют на время обмануть людей... Лжи и так хватает. Стоит ли её умножать? Диннар, я не бог, но я правитель, и народ меня любит. Я не могу бросить свой народ. И не хочу, чтобы меня считали трусом.
"Она ещё пожалеет о своих словах", — добавил он про себя. И заметил, что ваятель подавил улыбку.
— И всё же я помогу тебе с этими зеркалами, — решительно заявил Диннар. — Не потому, что считаю тебя трусом... Кстати, я уверен, тебя никто таковым не считает. Просто я лучше знаю, что такое аллюгин.
— Хорошо, — кивнул Эрлин. — Сколько бы на это ни ушло времени и сил, я до него доберусь. И поговорю с ним. Боюсь, Амните ещё долго придётся одной руководить испытаниями на Агерланде...
Друзья проводили перед аллюгиновыми зеркалами по несколько часов в день. Диннар шептал заклинания, но зеркала были пусты. Лишь излучали странный серебристый свет — то мягкий, приглушённый, то яркий, пульсирующий. Иногда в их глубине мерцали голубоватые и золотые искры, а порой они начинали исторгать из себя волны ослепительного сияния, и Диннар уводил Эрлина из комнаты. Он знал, что в такие моменты находиться рядом с аллюгином опасно.
Работа над дайверлином почти не двигалась. Амнита, которую всегда раздражала в людях несобранность, сама вдруг стала ужасно рассеянной. Временами на неё нападали то апатия, то какое-то странное возбуждение. Она не могла сосредоточиться, всё забывала и смотрела на сделанные ею же самой чертежи так, словно видела их впервые. Или как будто видела вместо них что-то другое.
— Это всё полнолуние, — сказала она однажды. — В последнее время оно на меня плохо действует.
— Полнолуние? Она ведь убывает... — удивился Эрлин. И тут же сообразил, что Амнита имеет в виду не Эрну, а её бледную соперницу.
В Валлондорне едва ли следили за циклом Арны, а если кто-то и следил, то говорить об этом было не принято. Эрлин знал, что злая демоница Арна посылает людям дурные сны, но чтобы она действовала на кого-то так, как на Амниту... Может, у неё и правда какая-то связь с Арной? Во дворце всегда об этом говорили. Кажется, её даже пытались обвинить в колдовстве и служении Арне. А кое-кто считал, что если бы в позапрошлом цикле бог не сделал её своей супругой, она бы не зажилась на этом свете. Впрочем, мало ли что болтают во дворце. Амнита не способна на злое колдовство.
Эрлину сейчас тоже было не до летательных аппаратов. Его куда больше занимали таинственные аллюгиновые зеркала, при помощи которых можно было ловить души. Как он обрадовался, когда наконец появилось первое изображение. В самом большом из зеркал друзья увидели бледного светловолосого юношу.
— Это явно валлон, — сказал Диннар. — И умер очень давно. Изображение смутное, потому что находится очень глубоко. Эта аллюгиновая плита гораздо толще других — видишь? Поверх слоя с этим суннао наросло ещё несколько слоёв.
— Валлон, похороненный в гробницах Улламарны?
— Ну и что? Разве ты не знаешь, что до Великой войны их здесь было много? Я помню образы в тоннеле, соединявшем Белый город с Каменным царством... Этот человек тоже умер не меньше трёх тысяч лет назад. Видимо, где-то сохранилась его статуя.
— Айнагур уверен, что видел в зеркале Ханнума себя и свою смерть...
— Я думаю, тот, кого он видел, давно уже истлел. Как и остальные мертвецы, которые напугали валлонов сто пятьдесят лет назад. За это время истлеет любая плоть. Не знаю, кого видел Айнагур, — эти зеркала могут сыграть с человеком именно ту шутку, какой он заслуживает, но мы с тобой никаких полуистлевших трупов не увидим. Здесь могут проявиться лишь суннао тех, чьи статуи до сих пор сохранились.
— Значит и он должен быть здесь. Почему он не показывается?
— Это от него не зависит.
— А от кого это зависит? Или от чего?
— Не знаю. Аллюгин — самое загадочное вещество в мире.
Второе изображение появилось, когда Эрлин был в комнате один. Он сидел перед зеркалом, излучавшим мягкий голубоватый свет, смотрел на своё отражение (временами эти странные зеркала вели себя, как обычные) и даже вздрогнул от неожиданности, когда рядом с собой увидел красивую сантарийскую девушку. Изображение было мутноватым — наверное, суннао незнакомки находилось в одном из глубоких слоёв, но Эрлина всё равно поразили её красота и... какое-то неуловимое сходство с Гинтой.
Сквозь полупрозрачную ткань просвечивало изящное смуглое тело, от которого трудно было отвести взгляд. Диннар говорил, что мёртвые появляются в аллюгиновых зеркалах в тех одеяниях, в каких были похоронены, но одежду иногда почти не видно. Суннао покойного как бы делится своей тонкой материей с прилегающей к телу тканью...
В этом куске аллюгина была только часть суннао, и хотя Эрлин не видел ног красавицы, ему ничего не стоило мысленно дорисовать их. Наверное, они у неё длинные. Как у Гинты. Несмотря на небольшой рост, эта колдунья длинноногая. И ходит — всё равно что танцует. Эрлин никак не мог понять, в чём секрет её грации. Держится прямо, ни одного лишнего жеста... Что за тайна заключена в этом худеньком, нерасцветшем теле? Скрытая гармония, которая до поры до времени лишь угадывается в бутоне... Незнакомка в зеркале — это уже прекрасный распустившийся цветок. Интересно, какой будет Гинта, когда наконец превратится в женщину? Ты разбудил в ней женщину, сказал Диннар. Что за глупости! Он ничего такого не хотел...
— Лучше бы она пока исчезла, — пошутил Диннар, увидев прекрасную незнакомку. — А то ты скоро забудешь, зачем тебе понадобилось аллюгиновое зеркало.
Но красавица не исчезла. Вот отражение Эрлина появлялось редко. Ему нравилось видеть себя рядом с незнакомкой. Светловолосый правитель с солнечным именем и его супруга из знатного сантарийского рода, прекрасная, как Санта. Солнечный бог и лунная богиня... Вернее, их земные ипостаси. А их союз — символ единства и согласия двух народов...
— Повелитель, мне кажется, тебя посетила мудрая мысль.
Эрлин вздрогнул и обернулся.
— Мне кажется, не стоит входить к своему повелителю без разрешения, Айнагур.
— Прости меня, господин, — с поклоном сказал абеллург. — Я не хотел тебя пугать. Я думал, что тебя тут нет.
— Тогда зачем ты пришёл?
— Все говорят о красавице, которая появилась в зеркале. Я хотел посмотреть, правда ли она похожа на аттану из Ингамарны.
— Ну и каково твоё мнение?
— Действительно что-то есть. Ты на неё так смотрел... И мне показалось, что тебе в голову пришла та же мысль, что и мне. Я уже давно об этом думал... Я постоянно думаю о том, как тебя спасти. Я её по-прежнему терпеть не могу, эту маленькую колдунью, но ты ведь заметил, что последние полгода её пребывания здесь я был с ней любезен.
— Заметил, — усмехнулся Эрлин. — Меня это удивляло. И её тоже.
— Я кое-что придумал и хотел поговорить с вами. Потом вы поссорились, она уехала, точнее сбежала... Я долго не решался поговорить с тобой об этом, а сегодня увидел, как ты смотришь на девушку в зеркале, и мне показалось, что мы с тобой думаем примерно об одном и том же.
— И о чём же мы с тобой думаем? — не скрывая раздражения, спросил Эрлин. — Мы разговариваем всего пару минут, а я уже устал от твоих недомолвок.
— Повелитель, помнишь, ты говорил, что хотел бы изменить свою судьбу?
— Ты сказал, что это невозможно.
— Да, но я уже тогда думал о том, как тебя спасти. И кажется, придумал. Мы можем создать новую легенду. Например, о том, что солнечный бог решил не покидать своих подданных в конце этого цикла, что он захотел прожить на земле всю человеческую жизнь полностью, состариться здесь, а потом уйти навсегда и после этого существовать уже только в небесной ипостаси. А вместо себя он решил оставить на земле своих полубожественных отпрысков, чтобы они правили здесь его подданными. Бог выберет достойнейшую из смертных в супруги и проживёт с ней долгую и счастливую жизнь. Сантарийцы, которых ты так любишь, будут рады, если твоей супругой станет женщина их племени, дочь этой земли. Та, которую прославляют в песнях как земную ипостась лунной богини. Валлоны тоже не будут против. В Эриндорне её многие ненавидят, но ведь Эриндорн — это ещё не валлоны. Ты уже понял, что настоящая власть опирается на народ, а народ живёт в Среднем и Нижнем городе. Мои люди бывают там почти каждый день. Они говорят, что в Валлондорне полюбили маленькую колдунью из Ингамарны, которая вылечила столько больных. Люди доверяют её друзьям. Тем, что работают в городских лечебницах. Валлоны и сантарийцы доверяют друг другу. Теперь уже не только в Нижнем, но и в Среднем городе преобладают смешанные семьи...
— И если у божественного правителя тоже будет смешанная семья, народу это понравится, — подытожил Эрлин.
— Конечно, повелитель. На этой земле скоро воцарится мир. Вражда племён кончается. Я пришёл сюда с войной. Я столько лет боялся этой страны, и мой страх останется со мной до конца моих дней, ведь это я принёс его сюда... Два тигма назад я проезжал по Среднему городу, и у меня сломалась тайпа. Я вышел из неё, а вокруг меня собрались дети... С каким любопытством они на меня смотрели. Гвардейцы отгоняли их, а они не боялись. Я видел их глаза... В них не было страха. Я вдруг почувствовал себя глупым и жалким... Я скоро умру, а на этой земле больше не будет ни вражды, ни страха. Я никогда не умел радоваться жизни. Я всегда был лишним, чужим.
— Ты уже не призываешь блюсти чистоту крови?
— Чистоту крови? Она у всех одного цвета. Она красная... Очень красная. Особенно на белом... Там не было твоей крови, Ральд... На этих стенах. Твою кровь я бы не пролил... Никогда! Поверь мне!
Айнагур шагнул вперёд, протягивая к Эрлину дрожащие руки. Его костлявые пальцы напоминали растопыренные когти большой птицы, внезапно помутившийся взгляд был страшен.
— Прости меня, Ральд...
— Всё хорошо, успокойся, — мягко сказал Эрлин. — Ты просто устал. Иди отдохни.
— Уже ничего, ничего не изменишь, — прошептал Айнагур с таким отчаянием, что у Эрлина сжалось сердце.
Он смотрел, как абеллург, пошатываясь, выходит из комнаты, и думал о том, что он не должен жалеть этого человека. Он должен его только ненавидеть. Впрочем, какая разница? Жалеть его поздно, а к ненависти он давно уже привык. Да и что ему ненависть Эрлина? Айнагуру достаточно того, что он его не любит. И никогда не любил.
"Он действительно хочет меня спасти, — Эрлин снова уселся перед зеркалом и задумался. — Его план не так уж и плох. Одно противно... Обман. Опять обман. Новая легенда... По сути, любая легенда — выдумка, ложь... Нет, Гинта бы с этим не согласилась. Ни один сантариец не согласился бы с этим".
А может, они правы? Может, действительно незачем так кропотливо отделять правду от вымысла? Гинта однажды сказала: "Легенда — это быль, которую молва разносит по земле, словно ветер семена. Всё, что прорастает, истинно. Почва везде разная: где чернозём, где глина, где песок, а где-то сплошные камни. Поэтому об одном и том же часто рассказывают по-разному. Но истина пробьётся и сквозь камни". — "Странная логика, — усмехнулся тогда Эрлин. — Выходит, надо верить всему, что у вас тут рассказывают?" — "Надо уметь слушать". — "И уж конечно, надо уметь рассказывать, — заметил он не без ехидства. — Выдумывай поскладнее, и твоя выдумка сойдёт за правду". — "Выдумывай, но не лги", — спокойно ответила Гинта.
"Вот тебе я точно лгать не смогу, — вздохнул Эрлин, вспомнив этот разговор. — Ты мечтаешь о любви, прекрасной, как в легенде об Эйрине и Санте, а я... У меня в груди ледяной ком. Странно, но я по тебе скучаю. И всё же это не то чувство, которое муж должен испытывать к жене... Впрочем, откуда мне знать? Замысел Айнагура не так уж и абсурден. Я ведь и сам представлял себе что-то подобное, но ты вряд ли на это согласишься".
Эрлин долго и внимательно изучал лицо незнакомки в зеркале. Почему ему постоянно хочется на неё смотреть?
"Потому что она очень красива", — сказал он себе. И тут же понял, что лгать себе самому смешно и бесполезно. Он уже достаточно повидал красавиц. И он знал, чем его привлекает эта. Прежде всего неуловимым сходством с худенькой синеглазой девчонкой, которая полгода назад наговорила ему такого, что он едва её не ударил. Хорошо, что сдержался...
Эрлин перевёл взгляд на своё собственное отражение. Он не сразу понял, в чём дело. Юноша в зеркале ему не нравился. Неужели у него и впрямь сейчас такое лицо — заносчивое, брезгливое, с жестокой линией губ, на которых застыла пренебрежительная ухмылка...
"Мне очень жаль, Эрлин. Я так и не сумела избавить тебя от твоего злого двойника..." Нет, тут что-то не так. От неожиданной догадки у Эрлина перехватило дыхание. Он нахмурился, сморщил нос. Лицо юноши в зеркале оставалось неподвижным. Он очень походил на Эрлина, но это был другой человек. Или бог... Скорее, нелюдь. Его предшественник.
"Наконец-то мы с тобой встретились, — удовлетворённо подумал Эрлин. — Не во сне, а наяву. Ещё бы заставить тебя заговорить".
Последнее оказалось гораздо труднее, чем он думал. Единственное, что удалось Диннару, — это удержать суннао в зеркале, то есть сделать так, чтобы оно оставалось проявленным.
— Я многому научился у белых колдунов, но только не ловить души, — виновато говорил Диннар. — Махтум не особенно-то старался меня этому научить, да и вообще... Ловцы душ — большая редкость. Гинта рассказывала мне о белом тиумиде Сифаре, который переселил нафф её друга в новое тело.
— Надеюсь, этот Сифар не единственный ловец душ во всей Сантаре?
— Не единственный. Но лучше иметь дело с колдуном, которому можно доверять. Я думаю, друзьям Гинты доверять можно.
— Ладно, посмотрим, — неохотно отозвался Эрлин. — Пожалуйста, попробуй ещё.
— Не имеет смысла. Мы только зря теряем время. Если тебе не хочется действовать через Гинту, давай сами поищем подходящего нумада или колдуна. Можно поговорить с парнями, которые работают в городских лечебницах...
— Это всё её приятели.
— Да её вся Сантара знает!
— Меня тоже. Обойдусь без неё и без её друзей.
Эрлину не пришлось тратить время на поиски колдуна. Ловец душ оказался совсем рядом...
Амнита пришла сюда, чтобы взглянуть на аллюгиновые зеркала. Она много о них слышала, но ни разу их не видела. Эрлин заметил, как она смутилась, едва переступив порог. Она явно не ожидала встретить тут Диннара. Утренние часы ваятель обычно проводил в мастерской.
Эти двое вели себя очень странно. Они постоянно мельтешили друг у друга перед глазами и в то же время боялись сократить дистанцию, как будто их случайное соприкосновение грозит взрывом, от которого содрогнётся вся Эрса. Похоже, они и не догадывались, что над ними давно уже втихомолку потешается весь дворец. Смеяться над этой парочкой в открытую никто бы не решился. Порой они напоминали Эрлину две шаровые молнии, при виде которых все поневоле замирают. Слишком велика и ощутима была скрытая в них мощь. Глядя на этих двоих, Эрлин вдруг почувствовал зависть.
