Проект "anima". Деймон

— Понравилось, — отвечает Дей с лукавой усмешкой. — Слушай, а расскажи лучше, как вы с Дариной познакомились.

— Я спас ее от бандитов. Точнее от шайки малолетних хулиганов. Убедился, что с ней все в порядке, помог донести покупки до дома и остался на чай. На самом деле я давно за ней наблюдал. Только не знал, как подойти. А тут такой шанс.

— Никогда бы не заподозрил тебя в робости.

— Почему?

— Ну, не знаю. Ты же полицейский.

— А она — девушка. Нежная. Хрупкая. Вдруг, я бы ее испугал? Или не понравился? Нет, здесь нужна была стратегия.

— И в чем она заключалась?

— Ну... появиться в нужное время, в нужном месте и произвести хорошее впечатление.

— А просто подойти, представиться и чистосердечно признаться в собственных чувствах ты не мог?

— Ну, я же не знал, сколько ей лет. Вполне могло оказаться шестнадцать-семнадцать. А мне тридцать два. И как бы это выглядело? К девчонке подходит мужчина, который почти в два раза старше ее и говорит: 'Позвольте представиться. Илья Корсаков. Следователь. Люблю Вас и хочу жениться'. Да любая вменяемая девушка меня бы после этого за километр обходить начала.

— Наверное, ты прав. Но все равно, ты очень рисковал. Пока подходящего повода ждал, ее же десять раз могли у тебя из-под носа увести. Что бы делать стал?

Следователь усмехнулся и покачал головой. Нет, увести у него Дану он бы никому не позволил. А Деймон, словно бы прочитав его мысли, весело рассмеялся. Отдышавшись, молодой человек продолжил:

— Ох, ты бы видел сейчас свое лицо! Представил, как убеждаешь соперника не приближаться к твоей девушке?

— Вспомнил. Ну, а что? Не мог же я позволить этому мальчишке действительно у меня ее увести.

Дей снова расхохотался. А Илья только плечами пожал. И тогда, и сейчас он понимал, что поступает правильно. Нельзя отдавать тех, кого любишь. Никогда и никому. А ведь мужчина, сидящий сейчас напротив, понимает это, как никто другой. Он тоже готов прыгнуть выше собственной головы, чтобы сохранить свое маленькое счастье. Поэтому смех его звучит по-доброму и совсем необидно.

Когда Корсаков ушел молодой человек с удивлением обнаружил, что они просидели вдвоем больше двух часов. Они еще о многом говорили, спорили, вспоминали забавные моменты, смеялись. Иногда серьезный Илья чем-то неуловимо напоминал бесшабашного Ярика. С ним было также легко. Но когда Деймон остался один, на него с новой силой навалилась обида на свою так называемую 'семью'. Они его предали. И простить такое он уже не мог. Истерика, которую закатила ему Арисса в день их знакомства, была сущей ерундой в сравнении с тем, что она сделала сегодня.

Он набрал номер телефона своего отца и стал ждать, раздумывая о том, что скажет сейчас этому человеку. Но в голове была каша. Четыре гудка и ответ:

— Максим? — голос Поля звучал ровно и благожелательно.

— Да.

— Ты что-то хотел?

— Да.

— Сынок, что-то случилось?

— Случилось. Я прошу Вас не называть меня больше сыном.

— Максим, — пораженно выдохнул мужчина. — Что ты такое говоришь?!

— Я не Максим. Я — Деймон. И не хочу возвращаться в прежнюю жизнь. И меня не нужно лечить от этого. Вы все время забываете об этом. А зря. Помнится мне: Вы просили дать Вам немного времени. А я дал слово не принимать поспешных решений. Вы и Ваша супруга заставили меня сегодня пожалеть об опрометчиво данном обещании. Надо было еще тогда указать Вам на дверь.

— Я не понимаю, о чем ты.

— В самом деле? Но тогда мне и вовсе не о чем с вами говорить.

— Максим, объясни мне толком: что случилось? Я весь день провел на работе, освободившись меньше часа назад. И я действительно не понимаю, о чем ты мне сейчас говоришь.

— О докторе Крофф и ее методике лечения. Почему-то меня не привела в восторг принудительная операция, которой Вы хотели меня подвергнуть. Как она говорила? Кажется: 'Все вернется на свои места. Не будет больше приступов агрессии на которые жаловалась ваша мать. Исчезнет патологическая привязанность к той девушке — вашей подруге. Ваша жизнь снова станет такой, какой она и должна быть'. Знаете, что-то мне подсказывает, что вы дали согласие на какую-то разновидность лоботомии, после которой я стал бы безучастным ко всему, но довольно послушным растением. А еще, у меня не возникает ни капли сомнения в том, что Эмму и моего ребенка выкинули бы на улицу.

— Сынок, ты бредишь! Никто не собирался тебя оперировать. Речь шла о комплексе обследований. Тебе ничего не угрожало.

— Я так не думаю.

— Максим, ну подумай сам. О какой операции могла идти речь, если ты не давал на нее своего согласия?

— Ваша жена заявила, что ввиду моей недееспособности, достаточно ее согласия. И, вообще, хотите знать подробности — поговорите с ней. А я звоню Вам для того, чтобы попросить об одном одолжении. Не беспокойте меня больше. Я — не ваш сын. Возможно, Максим простил бы вам предательство, но я — не он. То, что ваше желание 'лишить' меня души по второму кругу не увенчалась успехом, Вас ни в коей мере не оправдывает. Такое не прощается, господин Ветров. Всего хорошего.

Повесив трубку Деймон испытал некоторое облегчение. Он сделал то, что должен был. Но все-таки это очень неприятно говорить такие вещи собственному отцу. Только что ему еще оставалось делать? Лучше держаться подальше от людей готовых в любую минуту сделать тебе подлость. И в любом случае, считать их семьей способен только идиот. А если бы он не положил телефон в задний карман брюк? Или не сообразил бы, что нужно звонить Корсакову? Страшно подумать, что было бы с ними. В лучшем случае Эмму выставили бы на улицу, а его самого бы 'вылечили'.

Однажды он сказал, что счастливый человек это тот, кто может правильно расставить приоритеты. Сейчас он это сделал.

ГЛАВА 29

Деймон мечтал о покое. И постоянно обещал себе, сбежать из этого сумасшедшего дома, именуемого 'Южным округом', как только все немного утрясется. А события между тем лишь набирали обороты. Каждый день обязательно что-то случалось. Эксцессы подобные визиту доктора Крофф более не повторялись, но расслабиться все равно не получалось. Его мать, журналисты и врачи, горящие желанием исследовать феномен, осаждали его круглыми сутками. Временами забегал Илья и разгонял особо настырных репортеровв. Эмму перевели из реанимационной палаты в обычную, находящуюся по соседству с его. Но девушка была немного апатична и много спала. Доктор Ричардс говорила, что это нормально и так ее организм пытается защититься от навалившегося на него стресса.

Разговор с Валери Дей оттягивал, как мог. Не, потому что испытывал смущение или не знал, как с ней объясниться. Просто, у него на это не было сил. Ни душевных, ни физических. Он боялся, что сорвется на девушке, которая ни в чем не виновата. Но бегать от проблемы и дальше было уже попросту глупо.

Лера зашла в его палату уже в образе. Скромное серое платье. Распущенные волосы. Испуганный взгляд. Руки теребят кружевной платочек.

— Максим, ах, если бы ты знал, как все это было ужасно! Я так страдала! А еще эти ужасные репортеры. Они везде суют свой нос, постоянно донимают меня. Но самое отвратительное, что пошли слухи о том, что та девушка, которая заставляла тебя с ней жить — беременна. Макс, любимый, я не понимаю, почему ты ее защищаешь? Всем было бы лучше, если бы ее посадили в тюрьму. Ну, или хотя бы запретили ей приближаться к тебе.

Деймон поморщился от переизбытка патетики. Ему не очень нравились дешевые мелодрамы. А 'страдающие' героини его и вовсе раздражали. Но он постарался ответить ей как можно мягче:

— Лера, я хочу поговорить с тобой.

— Да-да, конечно. Но пообещай мне, что ты подашь на нее в суд.

— За что?

— Не важно! Я дам указания твоему адвокату и все будет хорошо. Ты просто подпишешь необходимые бумаги, и мы никогда больше не услышим о ней. И тогда мы с тобой поженимся.

— Лера, послушай. Нам нужно поговорить.

— Но мы ведь и так разговариваем.

— Нет. Мы не разговариваем. Разговариваешь ты. Причем сама с собой. А я не могу и слова вставить. Пойми, я не Максим. Точнее не тот Максим, которого ты знала. И мы с тобой не поженимся. Никогда. Потому что я этого не хочу. Ты для меня — совершенно незнакомый человек. К тому же у меня есть Эмма. Прости. Мне не хочется причинять тебе боль. Но нам нужно расставить все по своим местам. Ты замечательная, красивая, умная, и ты достойна самого лучшего. Но мы не можем быть вместе. Просто, так сложились обстоятельства. Я полюбил другую. И у нас действительно будет ребенок. И я хочу, этого малыша. Больше, всего на свете. Понимаю, это тяжело. Но тебе просто нужно с этим смириться.

— Это она заставила тебя сказать это!

— Нет. Меня в последнее время сложно заставить сделать что-то, чего я не хочу. Я не тот Максим, каким ты привыкла меня видеть.

— Как ты мог полюбить эту... эту...

— Замолчи. Речь сейчас о моей будущей жене. Не смей говорить о ней в подобном тоне. Я стараюсь быть терпеливым с тобой. Ведь ты такая же жертва обстоятельств, как и мы все. Я сочувствую тебе. Ведь это страшно терять тех, кого любишь. Но не более того. Эмма — моя семья. Единственная семья, которой я дорожу. И я не хочу ничего менять. И возвращаться в прежнюю жизнь тоже не хочу. Потому, что мне это не нужно.

— Но, как же я?

— Лера, все, что я могу сделать в данной ситуации — не морочить тебе голову. Прости меня.

— Но почему мы не можем быть вместе? Взять и начать все с начала?

— Потому что меня уже другая жизнь. И я не хочу ничего в ней менять.

— Это не честно! Не правильно! Мы были вместе два года. Я старалась стать для тебя идеальной невестой. И что бы ты себе сейчас не придумал, мы любили друг друга. И я до сих пор люблю тебя. Это не честно, Макс!

— Прости. Мне действительно жаль. Но Максим (твой Максим) умер. Тогда, полгода назад. И именно он любил тебя. Он, а не я. Лера, нам лучше не видеться больше. Тебе самой так будет легче забыть обо всем.

— Не видеться?

Маска главной героини трагедии слетела с лица девушки. И на нем впервые проступили настоящие чувства, то, что она так тщательно пыталась скрыть ото всех, включая саму себя. Боль. Обида. Злость. И обреченность.

— Как ты себе это представляешь? Мы вращаемся в одних кругах. У нас полно общих друзей. Мы будем сталкиваться каждый день.

— Не будем. Я уеду.

— Но почему? Это из-за нее? Из-за этой девчонки ты готов уехать, бросив все?

— Почему бы и нет? Что меня ждет здесь? Ничего. Назойливые репортеры. Лицемерие. Сплетни. А я хочу для себя, своей жены и ребенка спокойной жизни. Вдали от всего этого.

— Но твоя карьера? Твое будущее?

— С наукой мое будущее больше не связано. Я ничего не помню. То есть вообще ничего. Читаю собственные работы и понимаю меньше половины. Чтобы вернуть то, что было стерто из моей памяти, мне придется учиться день и ночь на протяжении нескольких лет. И не факт, что я снова стану 'звездой нейро-технологий'. К тому же это ужасно скучно и мне не хочется этим заниматься.

— Но ты должен! Нельзя растрачивать свой талант на пустяки, когда он может служить обществу.

— Ну, уж нет. Я никому ничего не должен. Особенно, обществу. Допустим, я пожертвую сейчас своими мечтами, счастьем, и буду каждый день переступать через себя, занимаясь тем, чем я не хочу заниматься. Неужели кому-то станет от этого лучше? Не думаю.

— Но ты мог бы сделать множество открытий.

— А мог бы и не сделать. История не имеет сослагательного наклонения.

— Знаешь, Максим, а ты изменился. Но, наверное, это заметила только я. Ты изменился не так уж и сильно. И как был упрямцем, так им и остался. И ты прав. Нам, действительно, лучше не видеться. Я просто не смогу тебя видеть.

— Я понимаю, — ответил Деймон и отвернулся.

А девушка неслышно вышла из палаты.

И тут зазвонил телефон. Номер был незнакомым. Молодой человек раздраженно выругался. Общаться сейчас с кем-то незнакомым он был совершенно не настроен. После разговора с Лерой он пребывал в несколько раздраженном состоянии и боялся сорваться. Но не ответить нельзя. Вдруг, это что-то важное. Поэтому молодой человек натянул на лицо улыбку:

— Добрый день, Максим.

— Здравствуйте, — раздался в трубке жесткий мужской голос. — Меня зовут Станислав Росс. И я хочу поговорить с дочерью. Ваш номер мне сообщили в полиции.

Злость вспыхнула в нем с новой силой. Вот только этого для полного счастья им с Эммой и не хватало.

— Это невозможно, — отчеканил Деймон. — Она сейчас спит.

— Так разбудите ее.

— Я не стану этого делать. Не думаю, что ее стоит будить ради разговора с Вами.

— Я хочу поговорить с дочерью. И кто вы, вообще, такой, что смеете мне говорить такое?

— Я, в отличие от Вас, ее семья. Позвоните позже. Или она перезвонит Вам. Может быть. Хотя сомневаюсь, что с ней случится приступ дочерней любви.

— Молодой человек, что вы себе позволяете? Я всего лишь хочу поговорить с ней.

— Поговорить? Идите к черту со своими разговорами. Вы довели собственного ребенка до самоубийства, а потом вышвырнули из своей жизни. Все эти годы Вас не интересовало, как она живет. С чего вдруг такой интерес возник именно сейчас? Ах, да! Она же стала Звездой вечерних ток-шоу.

— Максим, Вы не знаете того о чем говорите. Я все это время думал, что моя дочь мертва. Вы даже представить себе не можете, что чувствовал при этом.

— Да? И Вы думаете, что я или Эмма поверим в это? Не держите нас за идиотов. Мне плевать, что вы чувствовали тогда, и чувствуете сейчас. Для меня гораздо важнее, что почувствует моя жена, когда услышит ваш голос. Знаете, ей сейчас нельзя волноваться. Это может повредить ей и МОЕЙ дочери. Так что я попросил бы вас воздержаться от дальнейших звонков. И, разумеется от визитов. Всего доброго, господин Росс.

Дей в ярости бросил телефон на постель, нажав на сброс. Да, как он смеет изображать любящего отца? Как он смеет что-то требовать? Сейчас, когда прошло столько времени.

— И что это было? — насмешливо протянула Эмма.

Молодой человек обернулся и увидел ее стоящей в дверях. Она демонстративно старалась не встречаться с ним взглядом, рассматривала собственные ноготки.

— Итак, повторюсь. Что это было, любимый?

— Звонок твоего отца.

— И...

— Я не хотел, чтобы ты узнала о нем

— И...

— Я не рассказал бы тебе об этом звонке.

— По крайней мере, ты честен. Но почему?

— Он тебя предал.

— Предал. Не спорю. Но что с того? Считаешь: ты вправе решать за меня? Может я сама хотела послать его далеко и надолго? Остается только на тебе отыграться.

— Что?

— Ничего! Ты не должен был так поступать. Ведь звонил не какой-то незнакомый мне мужчина. Это был мой отец. Он вырастил меня. Заботился. Плохо или хорошо, это в данном случае не важно. Я никогда не смогу быть равнодушной к нему. Ты и сам должен это понимать. И твой поступок... это подло, Дей. Хочешь, чтобы я перестала тебе доверять?

— Я не подумал, что это будет выглядеть именно так.

— А следовало бы. Но думаю, урок ты усвоил.