Младший брат дракона

— Всё равно я тебя достану, тварь! — в ярости заорал каршарец, отбегая в сторону. — Иди сюда, схватись с сыном славного Ольола!

Тринн фыркнула и ударом шипастого хвоста развалила и без того полуразрушенный дом.

— Оставь меня в покое, мелкий паршивец! — пророкотала она.

— Испробуй моих кулаков, чёрное чудище! Иди сюда! — надрывался Гунвальд, сам, однако, к драконице больше не приближаясь.

— Меня попросили тебя не трогать, поэтому уйди по-хорошему! — прорычала Тринн. — Иначе я...

— Давай, давай, потрогай! — проорал варвар и, повернувшись к драконице задом, приспустил штаны. — Поцелуй меня в зад, демонова ящерица!

Зрелище оголённых ягодиц варвара явно воодушевило драконицу на атаку. Тринн с невероятной для такого громоздкого тела скоростью приблизилась к Гунвальду и поддала лапой прямо по голому заду каршарца. Немаленького размера варвар пушинкой вспорхнул и улетел на кучу битых глиняных кирпичей, ещё недавно бывших чьим-то домом. От драконьего удара начищенный до блеска шлем свалился с его головы да так и остался лежать в пыли. Тринн презрительно фыркнула и щелчком когтя отправила шлем вслед за хозяином.

Тут внимание Дилля привлекло движение за спиной драконицы. Некая фигура в длинном тёмном одеянии, в которой он с удивлением опознал непутёвого монаха церкви Единого брата Герона, крадучись подбежала к тому месту, где Тринн стояла до атаки на Гунвальда, и схватила... Вот тут Дилля пробрало! Герон взвалил себе на спину не что иное, как самого Дилля, точнее, его бесчувственное тело, и изо всех сил помчался прочь от драконицы. Впрочем, попытка выкрасть останки друга Герону не удалась — Тринн развернулась и двумя молниеносными прыжками настигла монаха.

— Оставь его в покое, лишенец! — рыкнула она, и монах рухнул вместе со своей ношей. — Кто знает, вдруг он сумеет в лабиринте миров найти дорогу и вернуться домой. Однажды так и случилось, может, и сейчас такое повторится.

— Р-разве ты не собираешься его... нас съесть? — голос Герона дрожал и прерывался.

Дилль монаха таким испуганным ещё никогда не видел. Да что там, он вообще Герона испуганным не видел, даже во время схватки с мастером клинка Орхамом, когда Эрстан так бездарно обездвижил своих соратников.

— Вообще-то, теперь, когда Дилль вытащил эту заразу у меня из зубов, я вполне могу и закусить, — задумчиво сказала драконица и, прищурившись, посмотрела на монаха.

Морда драконицы, избавившаяся от уродливой опухоли, сверкала зубастой улыбкой — Дилль готов был поклясться, что это именно улыбка, а не оскал. Герон, однако, в драконьей физиогномике разбирался не больше, чем суслик в дворцовом этикете, а потому закрыл глаза и сжался в преддверии неминуемой смерти.

— Шучу, расслабься, — драконица уселась по-собачьи, обернув свои ноги длинным шипастым хвостом. — Будем ждать.

Герон довольно долго оставался в той неудобной позе, в какой его настигла драконица, потом, видимо, решил, что помирать лучше с удобствами и уселся на грязную мостовую, скрестив ноги. Тринн никак не отреагировала на его движение, и монах слегка осмелел.

— Дозволено ли мне будет спросить, — слегка подрагивающим голосом начал он, — чего вы ждёте?

— Когда наш путешественник соизволит вернуться в своё тело, — фыркнула Тринн. — Возможно, ему нравится болтаться бестелесным и наблюдать за нами, но к его сведению тело, покинутое разумом, умирает даже быстрее, чем дракон без магии.

Герон покрутил головой, но никого не увидел. Дилль всполошился. Тринн, получается, чувствует его присутствие и сообщает, что нужно вернуться. Знать бы ещё как?

— Если ты такая знающая, подскажи, что именно мне нужно сделать, чтобы снова стать человеком? — с сарказмом сказал он.

Непонятно, услышала ли драконица его вопрос или просто решила поделиться информацией, но только Тринн произнесла:

— Вспомнить нужно чувства, присущие организму. Как ты потягиваешься и выпускаешь когти, когда просыпаешься. Как захватывает дух во время первого полёта. Как болят мышцы после долгой схватки. Как ты чувствуешь отвердевание новой чешуи после очередной линьки. Как боевая ярость вызывает к жизни огонь...

Драконица продолжала говорить, но Диллю хватило той фразы, где говорилось о "захватывании духа во время первого полёта". До встречи с Тринн он никогда не летал, если не считать полётом падение с крыши соседского сарая, куда Дилль, ещё мальчишка, залез воровать яблоки. И когда Тринн взлетела, дух у него, действительно, захватило так, что он даже забыл как нужно дышать. Это чувство боли в груди от нехватки воздуха возникло так явственно, словно Дилль снова обладал телом. И ещё у него болел затылок и ныла спина. А ещё затекла рука, на которой он лежал.

Дилль пошевелился. Драконица наклонилась над ним и сухо сказала:

— Наконец-то решился.

— А что со мной было? — слабо прошелестел Дилль.

— Ты сумел вернуться из лабиринта миров. Немногие из драконов могут похвастаться таким подвигом — лишь один из тысячи. Ты прошёл испытание лабиринтом, и заслужил честь называться братом дракона. Но это только полдела. Сейчас наступит вторая часть.

Дилль не успел понять, о чём она говорит — его скрутило. Если в прошлый раз Дилль потерял контроль над органами чувств, то теперь всё осталось на месте. Просто каждая мышца в его теле почему-то зажила собственной жизнью — это было не больно, но неприятно. Руки дёргались, пальцы сжимались и разжимались, голова моталась из стороны в сторону. Дилль чувствовал острые камешки, по которым елозила его левая рука, и ощущал боль в коленке, которой он стукнул по вывороченному из мостовой булыжнику. Обоняние доносило запах дыма от горящих домов и странный пряно-свежий аромат, исходящий от драконицы. Слух и зрение тоже были на месте. Но тело не слушалось хозяина. Вообще.

— Что с тобой? — Дилль увидел, как над ним склонился Герон. — На-ка, глотни!

Вино из фляги только напрасно расплескалось — Дилль не смог сделать ни одного глотка.

— Оставь его в покое, — послышался гулкий голос драконицы.

— Я только хотел помочь...

— Сейчас ему никто помочь не может. Он всё должен сделать сам: определиться или умереть.

Герон исчез из поля зрения Дилля. На короткое время мелькнула чешуйчатая морда Тринн, а после этого он видел только синее небо с редкими облачками. Да ещё ветер периодически проносил клубы чёрно-сизого дыма.

"Умереть! — возмущённо подумал Дилль. — Я в последнее время только и делаю, что помираю различными способами. Как я могу победить, если враг — это моё собственное тело? Да я ведь даже слова сказать не могу!"

Мышцы шеи самостоятельно сократились, и он пребольно ударился затылком о камень.

"Надо что-то делать, иначе я сам себя прибью!"

Легко сказать "что-то делать"! В прошлый раз драконица дала подсказку, а сейчас кто укажет верный путь? Тринн выразилась предельно ясно "он всё должен сделать сам". Интересно, она ведь что-то знает — видимо то, что произошло с Диллем, происходило и раньше с кем-то ещё. И совсем не обязательно, что его предшественники погибали, если существует вероятность "победить". Осталось только понять, что ему нужно предпринять.

Дилль постарался не обращать внимания на дёрганья своих непослушных мышц и рассуждать логически. Тогда, когда он был бестелесным, для возвращения потребовалось вспомнить ощущения, присущие его телу. И когда восстановилась связь между воспоминаниями и ощущениями, он вновь стал самим собой. Правда, ненадолго. Тело снова вышло из-под контроля, а, значит, нужно вернуть всё на круги своя.

Для начала Дилль попробовал понять, может ли он управлять хоть чем-нибудь — времени на это потребовалось меньше, чем Гунвальду опустошить кружку пива, то есть, пару мгновений. Ни одна часть тела не желала отзываться на команды мозга. Тогда Дилль решил начать с малого и восстановить контроль хотя бы над одним пальцем. Например, над указательным.

Он принялся вспоминать всё, что связано с этим замечательным пальцем. Им можно указывать — хотя и говорят, что это невежливо, но ведь даже название пальца говорит само за себя. Им можно привлечь внимание или погрозить. Им можно ковыряться в носу или колупать засохшую краску. Ещё можно покрутить у виска, обозначая сомнение в умственным способностях собеседника. И даже игриво ткнуть барышню в бочок — хотя за это можно и по физиономии схлопотать. Последнее возникло в памяти Дилля особенно ярко: однажды он ткнул пальцем на тригородском базаре молоденькую крестьянку, желая услышать, как та взвизгнет. Крестьянка сначала взвизгнула к вящему удовольствию Дилля, а потом так огрела его по спине, что он ещё неделю не мог сгибаться.

Он без труда вспомнил, какие ощущения вызывает боль от пореза — ведь сколько раз, строгая какую-нибудь деревяшку, он случайно чиркал ножом по пальцу. А сколько раз обжигался, пробуя пальцем, горячая заслонка на печи или нет! И потом бедный указательный палец ещё долго ныл от ожога. Вспомнив всё это, Дилль честно попытался хотя бы согнуть этот необычайно полезный орган, но тот — предатель, всё равно отказался подчиняться.

Дилль не сдавался и изо всех сил пытался заставить пошевелиться палец. И кто знает, получилось бы у него что-нибудь или нет, если бы не порыв ветра, который взметнул в воздух тучу пепла и дыма от горящего дома. Глаза Дилля запорошило пеплом, а руку начало жечь — не иначе на неё попал какой-то уголёк. Дилль автоматически дёрнул рукой, стряхивая с неё уголёк и, о чудо, рука ему повиновалась. Правда, всего мгновение, затем снова став непослушной.

Выходит, дело вовсе не в мышцах, а в неспособности мозга отдать нужную команду. А нужная команда появилась сама собой, когда возникла, пусть и небольшая, но опасность. Опасность исчезла, и тело вновь Дилля не слушается. Значит, нужно внушить себе нечто такое страшное, во чтобы сам бы поверил, и это заставит тело вновь повиноваться мозгу.

Оставалось придумать такую страшилку. Дилль принялся лихорадочно соображать, но обычно такой изобретательный, сейчас он ничего придумать не мог. Ну что с ним может случиться? Разве что нападёт на него кто? К примеру, хиваши или стая бродячих собак. А он тут валяется, весь такой беспомощный... Нет, тут же с сожалением подумал Дилль, никакой враг на него не нападёт, когда рядом сидит огромная чёрная драконица. Этот вариант отпадал.

Ещё может пойти ливень и утопить его. Дилль честно попытался представить себе такой силы ливень и не смог. К тому же, облаков на небе раз, два и обчёлся. Из них выльется разве что слепой дождик.

Оставался огонь. Совсем рядом горела крыша дома, подожжённого Тринн. Вот она, реальная опасность! В любое мгновение крыша может рухнуть, и тогда рядом с Диллем упадут горящие брёвна, а жаркий огонь начнёт жечь его неподвижное тело, причиняя нестерпимую боль.

Тут Дилль в самом деле забеспокоился. Проклятье, а ведь горящий дом действительно рядом, и никто тушить его не собирается! А неконтролируемый огонь — штука чрезвычайно неприятная. За те двадцать лет, что Дилль прожил, он практически каждый день сталкивался с огнём, но то был огонь ручной, послушный человеку. И при этом ожоги случались с постоянством, достойным лучшего применения.

Порывы ветра периодически доносили до него горячий воздух. Дилль начал вспоминать, какой он — огонь, чтобы вызвать в себе ощущение ужасной опасности и заставить тело повиноваться. Во-первых, огонь жжётся. Во-вторых, он опасен и способен убить всё живое. В-третьих... тут Дилль задумался. Да, огонь ужасен в своей необузданной мощи, но, справедливости ради, надо отметить, что не всегда приносит только беды. Он дарит тепло озябшим и сохраняет жизнь замерзающим. Огонь — символ домашнего уюта. В огне из куска руды рождается сталь. А когда человек умирает, говорят, что погас огонь его души.

В общем, заключил свои измышления Дилль, без огня человек не стал бы человеком, а бродил бы в потёмках как в прямом, так и в переносном смысле этого слова. И тут он сообразил, что выступая одновременно в роли прокуратора и адвоката огня, он набрал доводов больше "за", чем "против". Соответственно, убедить себя в ужасающей опасности от соседствующего пожара не сумел. Что бы ещё придумать?

— Поздравляю! — послышался драконий рык, и над ним появилась морда Тринн. — Ты сумел!

— А что я сделал? — поинтересовался Дилль и удивлённо распахнул глаза — он, оказывается, мог говорить.

И не только говорить — руки и ноги перестали дёргаться и вели себя как вполне законопослушные члены организма. Дилль уселся, постанывая от боли во всём теле — такое впечатление, что его долго и усердно били.

— Ты определился.

— Определился? — озадаченно переспросил Дилль. — С чем?

— С принадлежностью, — пояснила драконица, чем ещё больше запутала Дилля. — Правда, не без странностей, ну, да теперь уже ничего не поправить. В завершение тебе нужно обрести внутреннее равновесие — и это ты тоже должен сделать сам.

— Да я, вроде, и не шатаюсь, — попытался пошутить Дилль, однако в противоположность сказанному покачнулся от внезапно навалившейся слабости и едва вновь не распластался на земле.

Тринн шумно фыркнула, явно не оценив его потуги пошутить.

— Ты подтвердил владение телом, а теперь должен подтвердить владение духом. Тот, кто не может совладать с силой, становится её рабом. Только ярость поможет дракону преодолеть себя. Ты всё понял? — драконица заглянула в лицо Диллю, изогнув длинную шею и став похожей на громадного чёрного лебедя. — А, теперь я должна возвращаться. Если выживешь и окажешься в Запретном пределе, младший брат, заглядывай в гости. Так и быть, есть тебя не стану.

Огромные чёрные крылья на мгновение закрыли солнце, когда Тринн взлетела. Сделав круг и проревев на прощанье, она полетела на восход и вскоре скрылась из виду. Дилль ошарашенно смотрел ей вслед, забыв обо всём на свете. К действительности его вернул голос монаха:

— Дилль, — сиплым шёпотом сказал Герон, — как думаешь, она совсем улетела?

— Нет, частично, — хмыкнул Дилль. — Ну ты и спрашиваешь, мне откуда знать? А чего шепчешь?

— Голос сел. Наверное, от страха. Когда она надо мной свои зубищи оскалила, думал всё, конец. Никогда в жизни такого ужаса не видел.

Герон встал и пошёл к развалинам дома, куда драконица отправила каршарца. Дилль с трудом поднялся — его мотало из стороны в сторону, и спросил:

— Как он?

— Живой, только башку немного разбил, — просипел монах. — Да на заднице синяк здоровенный.

Герон влил остатки вина из фляги в рот пострадавшего. Живительный нектар привёл северного варвара в чувство — Гунвальд закашлялся, затем резво вскочил на ноги.

— Где дракон? — завертел он головой. — Я сейчас его точно прибью!

— Штаны надень сначала, — усмехнулся Дилль. — И вообще, с чего ты решил дракону показывать свою задницу? От магии совсем башню снесло?

Каршарец поспешно натянул штаны.

— А как бы Герон к тебе подобрался? Дракон же не хотел от тебя отворачиваться. Вот и пришлось придумывать на ходу, — несколько смущённо пояснил Гунвальд. — А что, сработало ведь.

— Сработало, — согласился Дилль. — Никто не любит, когда к ним задом поворачиваются, особенно дамы.