История С Продолжением

— Откуда ты это взял? — спросила она. — Я имею в виду форму...

— Я как-то побывал в отделении милиции, — ответил Пятый.

— Понятно.

— Там всё обошлось, — сказал Пятый. — К счастью. Я не ожидал, что я так легко отделаюсь.

Он прислонился виском к холодному стеклу, закусил губу. Надежда Михайловна смотрела на него с любопытством, изучая. Он это видел, но ему, вероятно, было всё равно. Кстати, ни он сам, ни Лин, не вызывали у Надежды Михайловны какого бы то ни было сочувствия. Они были слишком странными, всё, с её точки зрения, выдавало в них чужаков, но она по многолетней привычке выполняла свою работу, не сильно задумываясь о том, для кого или для чего это надо. Те слова, что она говорила для Лукича, были просто принятой формой для обозначения стандартного сочувствия, внешнего проявления, которое ничего в себе, по сути дела, не несло.

— Слушай, может стул тебе принести? — спросила она. — Посидел бы тут, покурил, почитал. Если не спиться...

— Не стоит, я сейчас пойду, — ответил Пятый. Поднял голову, поглядел на Надежду Михайловну. Тяжёлые волосы упали на глаза, он отвёл их ладонью, медленно, словно через силу. Странный. Непривычный. Поэтому — потенциально опасный. По крайней мере, ей так кажется. Смешная, ей Богу!.. Он посмотрел на приоткрытую дверь в комнату, на светлое пятно в тёмном коридоре, потом перевёл взгляд на медсестру. Зрачок, только что превратившийся в тоненькую щёлку, снова стал расширяться.

— И вы меня боитесь, — констатировал Пятый. — Почему?

— Да не боюсь я, — натянуто усмехнулась она. — Просто... как бы это сказать...

— Да что там, — Пятый снова отвернулся. — Вы не первая. Хоть отвращения не вызываю — и на том спасибо.

— Ты вёл себя... прямо как нормальный человек, понимаешь? — сказала она. — Я не раз видела, как люди переживают, когда у них такая же беда. Совсем, как они. А теперь, как другу твоему полегче стало...

— Мой друг — точно такой же, как я. Понимаете вы это? — Пятый отошёл от окна, с мольбой посмотрел на медсестру. — Я не хотел бы, чтобы между нами, хотя бы в эти дни, пока Лин... пока ему настолько плохо... чтобы между нами стояло это непонимание и неприятие. Я вас очень прошу — не принимайте преждевременных решений, не оценивайте нас так...

— Как? — спросила она.

— Как чужаков, способных на что-то плохое. Я понимаю, что выгляжу... с вашей точки зрения, несколько непривычно, но я в этом не виноват.

— Не переживай, хорошо? — медсестра уже овладела собой, собралась. Нет, в самом-то деле, может, он прав? Что ей показалось странным?.. Волосы? Ну да, густые очень, хорошие в принципе. Только прямые и чёрные, а она в юности приходила в восторг от вьющихся светлых. Глаза? Да, тут ничего не поделаешь — глаза сильно подкачали. Пугают. Чёрные, зрачок этот мерзкий. Как у кошки или у чёрта. Вот только мольба в этих страшных глазах — человеческая. И мука — тоже. И боль... Лицо? За такой худобой и не разберёшь, что там в лице не так. Кстати, у Лина это "что-то" тоже присутствует. Она вдруг поняла — что. Слишком скулы высокие. И нет этой мужской угловатости, грубости. А она не привыкла к таким лицам, почти бесполым — не поймёшь, мужик или баба, бороды-то у них нет... Вот, точно! Бороды не растут. Тоже неправильно. Много всего...

— Простите, — тихо сказал он. Опустил взгляд. Привычно, покорно. Плечи ссутулились, несколько прядей сильно поседевших волос снова скрыли лицо. — Я не хотел поднимать эту тему. Это случайность. Я пойду...

— Иди ложись спать, — попросила она. — Лукич рассердится.

— Он не узнает. Я хочу побыть один. Вы не возражаете?

— Возражаю, я же уже сказала. Пойдём, ладно?

— Хорошо, — согласился он. Опустил голову ещё ниже, схватился за подоконник, несколько раз глубоко вздохнул. — Простите... я сейчас...

— Идём.

* * *

Он проснулся днём, в окна медпункта светило яркой зимнее солнце. Проснулся — и понял, что совершенно не хочет вставать. Словно он не отдыхал ночью, а, напротив, провёл её в зале, таская ящики. Он как будто устал ещё больше. Пятый посмотрел на Лина. Возле того стояла Надежда Михайловна, она что-то собирала с тумбочки, Пятый не видел — что. Лукич сидел на стуле у стола и что-то быстро записывал в большую тетрадь в унылом коричневом переплёте.

— Алексей Лукич, — позвал Пятый, — мне вставать?

— Проснулся? — Лукич закрыл тетрадь, подошёл к Пятому. — Как спал-то?

— Неважно, — признался Пятый. — Устал ещё больше, чем было...

— Реакция, — ответил Лукич, пожав плечами. — Полежи ещё, если хочешь.

— Я не знаю... А как Лин? Если он без меня, то...

— То всё лучше, чем с тобой. И не выпендривается, и ест хорошо. Надя, как там? Поел?

— Всё до крошки. Лин, вон смотри, Пятый проснулся, — позвала Надежда Михайловна. — Как думаешь — вставать ему, или ещё полежать?

— Пусть лежит... Пятый... — позвал Лин. Пятый сел на постели, с тревогой посмотрел на друга. — Не спишь?..

— Нет. Я сейчас, Лин, сейчас встану и...

— Не надо... отдыхай... пожалуйста... — попросил Лин. — Алексей Лукич... вы посмотрите, на кого... он похож... не разрешайте ему...

— На кого похож... — проворчал Лукич. — Так смерть рисуют, вот на что он похож. Всё, Пятый. Это вопрос решённый. Сегодня ты лежишь.

Два раза предлагать не пришлось — Пятый обессилено опустился на подушку и закрыл глаза. Через минуту он уже спал.

— Зачем он так... себя довёл... — прошептал Лин. — Если бы я... мог... хоть как-то...

— Рыжий, ты не по делу думаешь, — с упрёком сказал Лукич. — Ты бы придумал, как нам его сутки в кровати удержать — это было бы дело. А то... казниться-то и плакаться любой может. Мысли есть?

— Нет... пока нет... я постараюсь... — Лин поморщился, вздохнул. — Попробую...

— Ты пока тоже поспи, а то через час приедет Гершелевич. И будут тебя мурыжить часа два, не меньше. Правда, есть и хорошие моменты. К примеру, трубку могут снять. По крайней мере, я считаю, что можно.

— Господи... какую?.. — с надеждой спросил Лин.

— Канюлю. Хоть говорить сможешь получше.

— А шунт?..

— А шунт нельзя. И про то, что полежать охота, тоже можешь не заикаться. Терпи. Вены тоже пока плохие, поэтому катетер оставят.

— Катетер... это нормально... больно немного... но терпимо... вот шунт...

— Ты дурной, что ли? Я же сказал — нельзя.

...Сменная бригада приехала через полтора часа. Эдуард Гершелевич первым делом осмотрел Пятого, сказал, что с такими симптомами впору везти на базу, и что нечего было распускать — сами виноваты. Сильнейшее переутомление, нервный срыв, голодовка. Со всеми проистекающими оттуда последствиями. В общем, ни о каких "вставать" и речи не может идти — опасно. Лежать, спать, если проснётся — кормить понемножку, желательно — тоже лёжа.

— А это почему? — удивился Лукич.

— Сердце не выдержит. Чуть перегрузишь — и привет. Ты ему сейчас "буку" покажешь или наорёшь на него — ему этого хватит. Понял?

— И долго ему лежать?

— Хорошо бы недельку. Но минимум — три дня. И вот ещё что, Лукич. Постарайся впредь не позволять ему загонять себя до такой степени. Он это умеет очень хорошо, просто мастерски умеет, не спорю, но... Я понимаю, что тут некому следить было, что все были сильно заняты Лином. Что постоянного фельдшера пока что нет. Что вы все тоже устали. Но если он помрёт у вас на глазах от переутомления — это вам, да и мне, с рук просто так не сойдёт. Это — приговор. Последи.

— Постарайся найти сюда фельдшера. Иначе твой прогноз, Эдик, и впрямь может сбыться. Только не с моим участием, а...

— Я тебя понял. Ищем, но ты сам знаешь — кого попало не возьмут. Проверяю ту бабёнку, что сейчас сидит на первом с тобой, но ей до этой работы — как от земли до неба.

— Валя?.. — с сомнением протянул Лукич. — А что?.. Она бы справилась. Вполне потянула бы. Я буду её рекомендовать.

— Смотри, у себя от сердца отрываешь, — пожал плечами Эдуард Гершелевич. — Впрочем, как бы то ни было, до того, как тут появится свой фельдшер пройдёт как минимум год. И этот год надо выдержать. Желательно — без эксцессов. Понятно?

— Понятно. Сердечное ему колоть?

— Коли конечно. И витамины коли. И транквилизаторы, чтобы сильно не рыпался. Пошли посмотрим, как там рыжий. Заскучал небось...

Лин встретил их улыбкой, правда она получалась пока немного жалкая, но всё лучше, чем ничего. Эдуард Гершелевич улыбнулся в ответ, присел на край кровати.

— Как дела? — спросил он. — Ожил?

Лин кивнул.

— Это хорошо. Боялись мы, дружок. Ты так больше не делай, не пугай нас.

— А что... я сделал?.. — не понял Лин.

— Помирать ты собрался. Постарайся впредь не попадаться. Ни мне, ни Лукичу. На этот раз пронесло, слава Богу.

— Хорошо...

— Так, ладно. Лирику оставим на "после чая". Лукич, что ты хотел предложить?

— Давай канюлю снимем. Он замучался с ней совсем. Пожалей человека.

— Жалей тут вас всех... надоели! Ладно. Готовь заморозку, а я пока шовный достану.

Через двадцать минут Лину наложили на шею последний шов и Эдуард Гершелевич отправился мыть руки. Алексей Лукич забинтовал Лину горло и спросил:

— Доволен?

Лин кивнул — говорить пока что было нельзя. Показал глазами на шунт, с мольбой посмотрел на Лукича.

— Эдик, — позвал тот. — Он ещё про шунт много всего приятного говорил.

— Рыжий, и не мечтай, — отрезал старый хирург. — Ещё две недели.

Лин тихонько застонал сквозь стиснутые зубы.

— Понимаю. Но ничем помочь не могу. Терпи.

— Что я и говорил, — заметил Лукич. — А он не верил.

— Он хороший, но настырный... Всё будет в порядке, Лин. Я тебе обещаю.

* * *

Пятый проснулся уже под вечер. Он всё ещё чувствовал себя неважно, но по сравнению с тем, что было днём, ему стало полегче. Присел на постели, поёжился — под одеялом было тепло, а когда вылез из-под него — стало зябко и неуютно. Осмотрелся по сторонам. Ни Лукича, ни Надежды Михайловны. Вообще никого, кроме мирно спящего Лина. А что это у него с шеей такое? Трубку вынули, догадался Пятый. Слава Богу.

Он встал с кровати, натянул штаны, одел балахон. Подошёл к Лину, сел рядом с ним на стул, дотронулся до руки, поправил сползшие подушки. Руки у Лина были тёплыми. Он хорошо дышал, ровно, спокойно. Выбрался. Господи, спасибо тебе... спасибо от недостойного. Спасибо за то, что не дал перейти ту грань, за которой уже ничего не имеет значения — ни раны, ни голод, ни усталость. Если бы Лин умер, для Пятого исчезло бы всё, что он знал. И некому бы было напомнить о том, что было раньше. Спасибо, Господи. Не отнял, простил. На этот раз простил...

Пятый глубоко вздохнул, встал со стула и вышел из комнаты. И тут же его поймал Володя, врач из второй бригады.

— Ты куда? — с ужасом в голосе спросил он.

— Я? — удивился Пятый. — Простите, но... я должен докладывать о каждом шаге, что ли?

— Должен. Куда тебя понесло?

— Вообще-то в туалет, — шепотом сказал Пятый. — Я не могу понять — что тут такого? Почему...

— Немедленно в постель!

— Да вы что — с ума тут все посходили, что ли? — Пятый покрутил пальцем у виска. — Я что — не имею права...

— Тебя утром хотели везти на базу, об этом ты знаешь?

— Это ещё почему?

— Потому, что Эдуард тебя посмотрел и сказал, что ты еле живой. Тебе полагается лежать в лёжку трое суток.

— Но при чём тут...

— Пошли обратно.

— Уйдите с дороги!

— Хорошо, пошли. Только вместе со мной и потихонечку, — согласился Володя. — Если тебе меня не жалко, то пошли.

— Чем он это мотивировал? — спросил Пятый по дороге. Идти и в самом деле было тяжеловато, но не настолько тяжело, как это бывало с "тиме" или в зале. Вполне терпимо.

— Он сказал, что ты переутомился и что если тебя не прикрутить на трое суток к койке ремнями, ты можешь отдать концы. Про стресс говорил. И про недоедание. И вообще, мы обратно сегодня пойдём?

— Минуту подождите. А то мы с вашим темпом, Володя, дойти никак не можем, — со вздохом сказал Пятый. Его раздражало общество врача, но послать его куда подальше он не мог. Из-за Лина. — Подождите минутку.

Володя отстал только тогда, когда Пятый снова лёг на койку. Лин к тому времени проснулся и молча наблюдал за происходящим.

— Пятый, поесть тебе принести? — спросил Володя. — Ужин сегодня хороший, мы-то все поели, а ты проспал. Там твоя порция дожидается.

— Я мог бы и сам пойти и поесть, — спокойно сказал Пятый. — Я чувствую себя совершенно нормально. Правда.

— Вы не верьте... — тихо сказал Лин. — Сказали, чтобы он лежал... Врачи же лучше знают?..

— Согласен. Пятый, пойми, это — для твоего же блага. Тебе же не зла желают, а только хорошего.

— Я понимаю, — ответил Пятый. — Только лежать мне совершенно не хочется.

— — А как же, — вздохнул врач. — Только это распоряжение не я отдавал. Потом сам со стариками разбирайся.

— Я разберусь, — пообещал Пятый. Он лёг на кровать поверх одеяла и с вызовом посмотрел на врача. — Устраивает?

— Нет, — ответил тот. — Так не положено.

— Могу перевернуться на какую-нибудь другую сторону.

Лин тихо засмеялся.

— Что вам не нравится? — спросил Пятый. — Я лежу, никуда идти не собираюсь. Опять что-то не так?

— Пятый, ну хватит, — попросил Володя. — Ты для кого этот цирк устраиваешь? Для меня? Так мне он не нужен.

— Для Лина, — пояснил Пятый. — Ему полезно немного поразвлечься. А то заскучает ещё ненароком — что я потом буду делать?..

— Не дадут ему поскучать, — ответил врач. — Его скоро возьмут в оборот, вот увидишь.

* * *

— Может, не стоит? — с тревогой спросил Пятый Эдуарда Гершелевича. — Это же тяжело — ехать. А вдруг...

— Замолчи и послушай, — приказал тот. — Оперировали его десять суток назад. Мы просто обязаны проверить, что там и как. Так что не возражай.

— Но...

— Без "но", — отрезал старый хирург. — Нельзя же столько времени прибывать в неведении. Тем более, что это не так долго, как тебе может показаться. А тебе ехать нельзя ни в коем случае — я всё ещё побаиваюсь за тебя. То есть с сердцем у тебя всё почти нормально, но вот с нервами... Так что сиди тут.

...Этот разговор происходил в коридоре перед медпунктом, в некотором отдалении от двери — чтобы не слышал Лин. Оба старика — и Алексей Лукич, и Эдуард Гершелевич — сошлись на том, что Лина нужно свозить на рентген. На первое предприятие, благо там была установка. Не прозванивая на "трёшку" они вызвали из города рентгенолога, а сами поехали за Лином. И наткнулись на препятствие — Пятый был категорически против поездки.

— Я не понимаю, зачем вам это нужно. То есть, не зачем вам это нужно вообще, а nbsp; — Жалко, — сказал Пятый. — Я-то думал, что мы тут одни такие... Давайте, пишите. Есть на чём?

зачем вам это нужно сейчас, — сказал Пятый под конец разговора. Он явно сдался, но всё же пытался найти хоть какое-то объяснение происходящему. Лин воспринял идею хотя и насторожено, но всё же более спокойно, чем Пятый.

— Сиди тут, — приказал Лукич Пятому. — Никуда мы не пропадём, не волнуйся. И с Лином ничего плохого не случится. Подумаешь, снимки сделать, велика важность. В конце-то концов, его этот шунт довёл уже по самое не могу. Может, его скоро можно будет снять.