Слова, произнесённые мной практически без паузы, следом за этими, вынудили меня выдавить из себя глаза, от которых мне и раньше иногда становилось не по себе. Они по прежнему были злыми, колючими, а в этот раз, в добавок ко всему, холодными и совершенно чужими, хотя, как это и ожидал, принадлежали моему приятелю. Не сделай я этого, не знаю, чем бы закончилась наша с ним неожиданная встреча.

— Успокойся, успокойся. Это я, Молчун — проговорил я так же тихо, но очень быстро, опасаясь, что не успею этого сделать.

— Пойдём — зло бросил мне мужчина, вцепившись в мою правую руку своей железной хваткой.

Мы прошли метров триста, прежде чем он остановился, заведя меня за стену полу разрушенной постройки и прислонил к ней спиной.

— Я догадывался, что ты, Молчун, весельчак, каких поискать ещё надо, но не знал что на столько. Свои шутки надо было там, на солеварне демонстрировать, а здесь им не место. Ты меня понял? — сказал мне человек, которого я, казалось, вижу в первый раз в жизни.

Вместо придурковатого балагура, каждый вечер дерущегося с сокамерниками и болтающего всякую хрень, передо мной стоял мужчина, прочитавший, как минимум три книжки и до сих пор помнящий их содержание.

— Ты чего такой напряжённый? Расслабься, мы уже давно на воле или ты так ещё и не понял, что всё уже давно закончилось? — сделал я ему предложение, выразившееся в виде двух вопросов.

— В том то дело, что не уже, а ещё. А это большая разница — продолжил поражать меня, мой резко изменившийся приятель. — Ладно, будем считать, что недоразумение исчерпано, если конечно ты понял о чём я говорю.

Долго думать над тем, как реагировать на перемены, произошедшие с моим знакомым я не стал. Мой жизненный опыт и здесь оказался на высоте. Заговорил с бывшим напарником точно в таком же тоне, как и он со мной.

— Я понял, что ты долгое время умело маскировался, а по возвращении домой решил снова стать тем, кем был раньше. Но и я уже не тот Молчун, с которым ты соль таскал, так что свои замашки оставь для кого нибудь другого. А со мной веди себя проще, иначе не посмотрю на твои заслуги, в деле моей адаптации на каторжных работах и набью твою отожравшуюся на вольных хлебах морду. Ты знаешь, я это сумею сделать.

— Зря обижаешься, приятель — спокойно ответил Драп, глядя на меня снизу-вверх. — Если бы ты знал сколько раз меня здесь уже пытались продать властям, то по другому бы заговорил.

— Так с этого и надо было начинать. Сказал бы прямо: "Владик, кругом враги, веди себя аккуратнее". Я что, не понял бы? — улыбнувшись, сказал я товарищу.

— Жрать хочешь? — перевёл он наш, начинавший заходить в тупик, разговор, в другое, более приятное для уха русло.

— Конечно — не став скромничать, ответил я.

— Ну да, мог и не спрашивать. Помню, как ты жрал на кухне — дружески хлопнув по моему плечу, уже веселее сказал Драп. — Пошли тогда, покажу тебе одно достойное место. А по дороге расскажешь, каким это ветром занесло тебя в наши края и, как это ты умудрился отыскать меня в этой каше.

Пока мой товарищ водил нас кругами между столярных, деревообрабатывающих, чего то строгающих, расщепляющих и прочих мастерских, занимающихся с одним и тем же материалом, я без подробностей, налегая лишь на ключевые моменты, рассказал ему, как безуспешно искал своего единственного "родственника". Затем плавно перешёл к моменту нашей случайной встречи, цели моего визита в этот район и неожиданно вспомнил, что не завершил одно важное дело.

— Твою же мать! — выругался я, понятной во все времена фразой. — Забыл отдать регистрацию!

— Какую ещё регистрацию? — спросил, напуганный моим неожиданным воплем, Драп.

— Да я тут, можно сказать, чисто случайно, заделался вожаком небольшой общины и сейчас у меня на руках имеется регистрация об этом событии, которую таскать с собой мне совсем не хотелось бы.

— Ты чего официально у властей получил номер и тебя ни о чём таком не спросили?

— Почему не спросили? Спросили откуда родом и, как зовут. А ещё поинтересовались у женщины, которая меня привела в городской совет, добровольно ли они меняют своего главу. Вот и всё. А чего, ещё что то должны были?

— Так ты же беглый!? — изумлённо глядя на меня то ли спросил, то ли констатировал факт Драп. — Хотя да, тебя же здесь никто не знает. Скорее всего, так оно и есть. Ты же не местный, стукануть на тебя некому и это значит, что ты и так был свободный человек, в отличии от меня.

— Это что, плохо?

— Это хорошо и это всё меняет. Потому что теперь ты можешь оказать мне неоценимую услугу.

— Каким это образом? — не понимая о чём идёт речь, спросил я.

— Сдашь меня городскому совету, как беглого и сразу же выкупишь, в свою общину. Я стану твоим человеком. Слышал раньше про такое?

— Так, краем уха — соврал я. — Поэтому лучше будет, если ты мне всё расскажешь подробнее.

— Тихо ты, не шуми раньше времени — оглянувшись по сторонам, прошипел Драп. — Потом обо всём расскажу. Поедим сначала и расскажу, если ты у нас такой не понятливый. Вот сюда заходи. Да не бойся ты, здесь может и не так чисто, как там, в верхнем городе, но кормят не хуже, это я тебе гарантирую.

Кормили в чумазом заведении прилично. Вкусное жаркое, в огромных глиняных мисках выглядело аппетитно и пахло не хуже, кипяток, цвета крепкого чая и картофельные оладьи к нему, не оставили бы равнодушным и более ревностного ценителя домашней кухни, а меня они так и вовсе привели в полный восторг.

— Кролик? — обгладывая очередную косточку, уточнился я у Драпа, о принадлежности поглощаемого мяса к конкретному животному.

— Угу — ответил он. — Тут их много бегает, от одной норки к другой.

— Опять крыса! Да вы тут что, охренели что ли! Они мне в поле надоели, так ты ещё и здесь меня заставил их жрать. Что, по приличнее этого ничего не нашлось?

— Хорош ныть. Доедай и пойдём. Не понравилось ему, посмотри ка какой выискался. Можно подумать у тебя дома их не едят. Меньше о еде думай, у нас с тобой другой вопрос на первый план вышел, нам надо где то целую кучу медяков заработать, прежде чем я стану твоим полноправным другом и верным рабом — продолжая, как ни в чём не бывало, доедать свой обед, заявил Драп.

Денег действительно надо не мало. Той суммы, что имеется у меня не хватит и на третью часть выкупа, который я буду обязан, Драп так и сказал, слово в слово — обязан, внести за него в совете, во время его добровольной сдачи органам правопорядка. Целых пять тысяч медяков должен уплатить в казну каждый, желающий официально приобрести себе беглого каторжника. Сумма по здешним мерка — бешеная. Даже мне, владельцу базы стеклотары и механических часов, в рабочем состоянии, она маленькой не кажется.

— И чё? Где мы столько денег с тобой раздобудем? На новые земли потопаем? Так там они под ногами не валяются, за них тоже побиться придётся и то не известно, повезёт ли отвоевать столько у грязи — спросил я Драпа и заодно объяснил ему ситуацию, уже на свежем воздухе, где успел заметить нескольких кандидатов на будущее жаркое. — Вот же мерзость! Не зови меня больше сюда жрать, не пойду!

— Можно было бы и на новые — пропустив мимо ушей моё предупреждение, сказал Драп. — Но раз ты говоришь, что там не просто, то пока воздержимся. Ты же у нас специалист по ним, верно?

— Ну, специалист — подтвердил я общеизвестный факт. — И что из того?

— Да нет, ничего. Я только хотел убедиться, тот ли ты, за кого себя там, на солеварне, выдавал.

— Убедился? И дальше чего?

— Дальше? Дальше обратно пойдём, на площадь. Драться сегодня будем. Ты, на сколько я помню, руками хорошо машешь. Вдвоём мы, за неделю, должны будем управиться, если конечно фарт жопой не повернётся. Но ты парень вроде удачливый. Как, удача тебя ещё не разлюбила?

— Пока везло, а как будет после очередной встречи с тобой, не знаю — обратив внимание на новые слова, ранее не замеченные в лексиконе моего товарища, ответил я.

— Не бойся, я тоже в везунчиках числюсь, у тётки фортуны.

Ну ты посмотри, что воздух свободы с людьми делает. Никогда бы не подумал там, в том аду, что в этой лохматой башке скрываются такие интересные слова и мысли.

Первым на арену вышел Драп, сделал он это после того, как один бугай, на голову выше его, согласился в схватке с моим приятелем поставить двести монет, из которых другу, в случае победы, достанется лишь половина. Вторая уходит, организатору и одновременно смотрящему за процессом мордобоя, имеющему официальное разрешение на проведение культурных мероприятий такого высокого уровня, злобному Карабасу, наживающемуся на людских пороках и позволяющему, кое кому из дерущихся, тоже поучаствовать в распределении прибыли.

Я видел, как бился мой товарищ в замкнутом пространстве, почти в полной темноте, в то время, когда он боролся за свою жизнь, но тогда мне его умение не показалось каким то сверхъестественным. Здесь же всё выглядело на много зрелищнее и впечатляюще. Нет, он не обладал, убийственным ударом, одного попадания которого хватило бы для быстрого завершения схватки, и приёмы известные мне, ему тоже не были знакомы, но было у него какое то внутреннее чутьё, позволяющее предугадывать дальнейшее поведение противника и умело противостоять ему. Это качество помогало Драпу и решающие удары наносить в тот момент, когда его соперник абсолютно не был готов к ним или попросту не ожидал, что из такой позиции они могут прилететь в его сторону и уворачиваться от не менее впечатляющих замахов противника, рубящих воздух в сантиметрах от него. В общем первые сто рублей в нашу копилку прибыли минут через десять и стоили они моему другу всего то одного синяка на левой скуле, что вполне нормально для такой серьёзной суммы. Мне за такие деньги, на новых землях, приходилось не меньше рисковать, но зарабатывать их с такой быстротой, как это вышло у Драпа, здесь у меня ещё никогда не получалось. Даже во время продажи своих личных вещей, надо было долго добираться до пункта приёма, стоять в длиннющей очереди, торговаться с вредным скупщиком и лишь после этого я получил возможность ощутить в ладонях несколько жалких монет. А здесь? Вышел на ринг, у которого вместо канатов люди, набил морду не знакомому человеку и пожалуйста, идите в кассу. Мне нравиться такая работа, ей богу нравиться.

— Ну чего, я пока отдохну. Следующий твой будет — предупредил меня друг, стараясь привести в норму дыхание.

— А кого мне брать? — спросил я его, разглядывая претендентов.

— Не дёргайся, спокойно стой. Я скажу, кого будешь уламывать.

Вечер заканчивался там же, где прошёл и обед. На ужин ел всё тоже жаркое, хотя до этого и зарекался, когда либо ещё угощаться им. Драп сказал, что только здесь наши покалеченные морды ни у кого не вызовут подозрения и мне пришлось согласиться с ним. Чувствовал, что левый глаз, самую малость припух, нижняя губа оттопыривается чуть-чуть больше обычного и щека, куда заехал последний мой противник, горит словно её кипятком ошпарили. С такой физиономией в нормальное место действительно лучше не соваться, да и где оно, нормальное, найдётся ли вообще в этом гадюшнике такое.

Подсчёт нашей копилки на сон, грядущий показал, если дело так и дальше пойдёт, то мы сможем раздобыть нужную сумму на много раньше, чем это предполагал Драп перед началом нашей боксёрской эпопеи. Вдвоём работать на ринге оказалось очень прибыльным занятием. Я провёл пять схваток, из которых за явным преимуществом одержал победу в двух, а ещё три выиграл нокаутом, чем привёл многочисленных зрителей в бешеный восторг и заработал себе новое прозвище, понравившееся мне не меньше, старого.

— Молот! Разбей ему башку! Молот! Выбей ему глаз! — ревела толпа, в опускающихся на промзону сумерках, своему кумиру и это мне нравилось на много больше, нежели ныряние в грязь, и нудный поход по лесу среди болот, и коварных ловушек.

Драп дрался семь раз, как сторожил ринга и человек сильнее заинтересованный в процессе. Свои поединки он тоже все выиграл, хотя возможно и не так эффектно, как я, но не менее продуктивно. Если честно, то для парня не имеющего понятия о приёмах и технике, выглядел он изумительно. Не будь у меня за плечами года тренировок в секции и целой жизни в родном криминальном районе, мне даже и мечтать нечего было выиграть у него, хотя бы по очкам. А так, надеюсь на то, что если наш с ним бой когда либо состоится, то за первенство я вполне могу побороться.

— Вот смотрю я на тебя Молчун и не пойму — заговорил Драп, когда мы уже укладывались спать в доме его родителей. — То ли у вас все там, на новых землях, такие придурковатые, то ли мне так повезло с одним таким встретиться? Другого мне бы пришлось очень долго уговаривать, доказывать его выгоду, клясться, что он никогда не пожалеет, получив в своё распоряжение такого раба, как я. А ты? Молча кивнул головой, кинул в общую кучу все свои деньги, морду подставляешь, по чём зря, под чужие кулаки и хоть бы что тебе. Объясни мне, для чего ты всё это делаешь? Может я чего то в жизни не понимаю или отстал от неё, за годы проведённые на солеварне?

— Чё пристал? Я спать хочу. Думай, чего хочешь, мне всё равно — ответил я.

— Нет, ты мне скажи... — пытался пробиться сквозь мой сон, не менее меня побитый, товарищ.

А что я ему могу сказать? У меня дома это считалось нормой. Если твоему другу нужна помощь, то не стоит жалеть для этого такой мелочи, как кулаки и лицо. Я уже не говорю о деньгах, которые может быть и не очень легко достаются, но приносят куда большую радость, когда уходят на доброе дело, а не улетают на очередную подружку, так и не ставшую другом впоследствии.

Три дня мы радовали публику, себя и огорчали соперников, зарабатывая для Драпа и для организатора соревнований, приличные деньги, а на четвёртый, как отрубило. Желающих отдавать нам в этот день медяки не нашлось, не нашлось их и на пятый, после чего Драп постановил, что следует сделать перерыв, хотя бы ещё дня на три, чтобы наши успехи успели забыться, а моя слава, как зубодробильщика, не много померкнуть. Так и поступили, стали проводить дни и ночи напролёт в родительском доме моего приятеля, который уже, как года два, стоял на половину пустой. Старший и младший, братья моего приятеля, подались на заработки и в сараюшке, отчего то называемой здесь жилым домом, сейчас проживают лишь его мать старушка и отец, подрабатывающий у кузнеца в подручных, на большее сил у старика уже не хватает. Без дела мы не сидели, мой товарищ днём резал ложки, которые его матушка потом загоняла по дешёвке местным барыгам, а я помогал ему, подготавливал поленца к более квалифицированной обработке и выслушивал его бесконечные рассуждения, о перспективах нашей дальнейшей жизни, как он сам заявлял, помогающие ему в работе.

— Можно, конечно и здесь обустроиться — в очередной раз завёл он уже достаточно заезженную пластинку. — Я, пока на ложках буду кормиться, потом к кузнецу наймусь, в ученики, не всё же с обычными деревяшками возиться. А ты можешь и дальше в кругу толкаться, раз в неделю очередную жертву мы тебе всегда найдём. Там люди часто меняются, завсегдатаев мало осталось. Ну, а потом глядишь тоже к какому нибудь делу прибьёшься. Что то же ты умеешь делать кроме, как руками молотить и по болотам шататься, или тебя родители, так ничему полезному и не обучили?