Как по мне, звучало чертовски хорошо. Я зачерпнула ложкой фрукты и проглотила, но они комком застряли в моем горле. Я закашлялась и выплюнула их обратно в чашку. Он мгновенно оказался рядом, готовый похлопать по спине, как не раз делал это в прошлом, когда я пожирала свою еду слишком быстро, чтобы глотать.
— Я разрешу тебе прихлопнуть муху, — сердито ответила я.
Танцор слабо улыбнулся.
— Ага, но позволишь ли ты мне прихлопнуть пчелу?
— Возможно.
— Как насчет установить бомбу и убежать?
— Хрена с два.
— Тогда, полагаю, мы больше не можем быть друзьями. Потому что я буду устанавливать бомбы и убегать. И я заберусь на твой огромный прекрасный байк, обхвачу тебя руками, прислонюсь к твоим изумительным волосам и вдохну твой запах, буду слушать твой смех и смотреть, как твои глаза горят огнем. Или же я могу сдохнуть прямо здесь и сейчас, потому что ты, Дэни Мега О'Мэлли заставляешь меня чувствовать себя живым, как никто другой. И я не хочу упускать ни секунды.
Я забыла как дышать. Он сказал "обхвачу тебя руками". Он считал, что у меня изумительные волосы, а мои глаза горят огнем. Я тут же сменила тему.
— Вдохнешь мой запах? Я всегда плохо пахну. Кровью, кишками и потом.
— Ты пахнешь бесстрашием. И ты часто хорошо пахнешь. Осенней листвой, горячим яблочным сидром, приправленным крепким ромом, и костром с ветками лавра. Ты пахнешь жизнью и теми днями, которыми я хочу наслаждаться, пока я здесь. Ты хоть представляешь, каково мне было, когда ты вернулась повзрослевшей? Я был так взбешен, что ты исчезла и прожила столько лет без меня рядом, но потом я подумал, что ангелы услышали мои молитвы и позволили мне прожить достаточно долго, чтобы поцеловать тебя. Не поцелуем для четырнадцатилетней. Поцелуем для девятнадцатилетней. Реально жарким и сексуальным поцелуем для девятнадцатилетней, — он широко улыбнулся. — Ну, если у тебя нет проблем с тем, что парень младше. У тебя нет проблем с парнем помладше, Мега?
Я проигнорировала часть про поцелуи. Для моих ушей это было слишком. Он пытался настоять не только на том, чтобы я лицом к лицу приняла его сердечные проблемы, но и на поцелуе? Вот уж полная хрень.
— Да ты должно быть издеваешься, — холодно произнесла я. — Ты не только хочешь, чтобы мы остались друзьями, ты хочешь, чтобы я еще больше о тебе переживала? Ты совсем из ума выжил? Или меня считаешь сумасшедшей?
— Да, нет и нет, — спокойно ответил он. — Или тебе есть дело только до тех, кто будет жить вечно?
— Как будто такое бывает, — уклонилась я.
— Так получилось, что я знаю — бывает. Я видел, как умерли двое из людей Риодана. Они появились живые-здоровые неделю спустя. Я не идиот, Мега.
Я едва сумела замаскировать содрогание. Гребаный ад, если Риодан узнает, что Танцору это известно, мне можно не переживать, что сердце его убьет. Это сделает Риодан.
Танцор потянулся к моей руке, но я быстро отдернула ее и тут же попыталась замаскировать оскорбление, изобразив, что поправляю конский хвост.
В его глазах мелькнула ярость, но быстро исчезла. Он тихо, иронически усмехнулся.
— У мамы была такая же реакция, когда она узнала. Почти все в моей жизни реагировали так. Прошли годы, прежде чем люди перестали странно себя вести рядом со мной.
— Как ты узнал? — натянуто спросила я.
— Я умер. Я играл в футбол с друзьями и внезапно не смог дышать. У меня не раз бывали проблемы с дыханием, но черт, я был ребенком, на дворе стояло жаркое лето. Мы не уделяли внимания таким вещами. Мы не знали, что существуют болезни вроде гипертрофической кардиомиопатии. Я даже не знал, что вообще существуют болезни. До той поры жизнь казалась мне длинным бесконечным летом.
— Ты действительно умер?
— Абсолютно. Ровная линия. Я был мертв три с половиной минуты, а потом мое сердце вновь забилось. Понятия не имею, почему. Я был без сознания, когда скорая везла меня в госпитале, и по дороге я умер. А потом я просто вернулся. Мама сказала, это потому, что я должен сделать что-то важное. Я не сказал ей, что внезапно все стало казаться важным.
В этот раз, когда он потянулся к моей руке, я позволила взять ее и отвести себя к дивану. Внезапно все мои обычные реакции стали казаться подозрительными. Все они казались мне потенциально последней вещью, которую я совершу в его присутствии.
Я поставила миску с фруктами на кофейный столик, больше не испытывая чувства голода. Когда я уселась и подобрала под себя ноги, Танцор взял коробок спичек, зажег на столике перед нами две свечи, положил спички обратно и долго смотрел на меня.
— Ты понимаешь, насколько ты прекрасна? — сказал он наконец.
Я пожала плечами.
— Я выяснила это в Зеркалах.
Он расхохотался.
— Христос, мне надо было догадаться, что это станет твоим ответом. Ты оценила себя клинически, решила, что ты симметрична, черты твоего лица соответствуют каким-то математическим критериями, у тебя превосходная кожа, вдобавок пламенные волосы, и таким образом, ты прекрасна.
По сути, так и было. К тому же моя внешность служила эффективным отвлекающим фактором в драке с мужчинами.
— Итак, — сказал Танцор, усаживаясь рядом со мной. — Что тебе сказала Каоимх?
Сейчас я намного яснее, чем когда-либо, осознавала присутствие его тела рядом со своим. Его внезапная... недолговечность как будто стерла все фильтры с моего зрения, оставляя лишь молодого, очень горячего и очень умного мужчину, о котором я искренне заботилась.
— Только диагноз, — я не хотела знать, и в то же время должна была. — Насколько все плохо?
На мгновение он отвернулся, а когда посмотрел на меня, то сказал:
— Скажем так: я знаю, что должен проживать каждый день по максимуму, и знаю это уже давно.
Я внезапно поняла кое-что, что долгое время не могла осознать в нем. Танцор всегда абсолютно спокойно относился к парням вроде Бэрронса, Риодана, Кристиана, даже Фейри, и мне было бесконечно любопытно, почему. Я безгранично восхищалась им за это, тихо гордилась им всякий раз, когда он стоял на своем против таких могущественных бессмертных, потому что он никогда не бросался пустыми словами, лишь уверенность и спокойное невмешательство. Теперь я знала почему: он большую часть своей сознательной жизни прожил с угрозой смерти.
— Каоимх любит тебя, — сказала я, не имея ни малейшего понятия, зачем это говорю.
Впрочем, ему это видимо понравилось, потому что он улыбнулся еще шире.
— Я знаю.
Его ответ оставил меня недовольной и до странного нервной. Я знаю? И все? Он ее любит? У них были отношения? На грани того, чтобы свить совместное гнездышко? Он ее сюда приводил? Мать честная, может, это она выбирала для него эту мебель, купила ковры и свечки!
Мне пора валить отсюда. Я не могла с этим справиться. Ни с чем. Я отвернулась и начала вставать, но потом повернулась обратно и сказала:
— Так ты и Каоимх... — я умолкла и села обратно. Я находилась не в своей стихии. Я хотела уйти. Я не могла уйти. Моя задница превратилась в студень, который никак не мог решиться, то подталкивая меня с дивана, то таща обратно. Я разрывалась от точного знания, что руки времени пожирают еще одну часть моей жизни. Часы. Ну конечно. Убейте часы, написал он, эти ублюдки воруют время. В ту ночь, когда он подарил мне стих и браслет, он по-своему говорил мне, что времени мало и каждый момент имел значение. Я закрыла глаза, вспоминая последнюю строфу. Это был его сигнал тревоги, который он пытался до меня донести, не навлекая на себя риск, что я не приму это и убегу.
Убейте часы, и живите моментом,
Никакие пешки или оружие не украдут наше "сейчас",
Когда ты смеешься со мной, Мега, время останавливается.
И в этот момент, я в каком-то смысле идеален.
Пребывание с ним дало мне это — чувство, что меня не преследует, что за мной не гонится древний Вечный Страж, всегда держащий наготове свой плащ — каждый день, каждую минуту.
— Что ты пытаешься у меня спросить? — спокойно сказал Танцор.
— Ты и... — я снова умолкла на полуслове.
Он позволил тишине затянуться, напряженно наблюдая за мной, бегая взглядом от моего правого глаза к левому и обратно. Наконец, он мягко подтолкнул:
— Что, Мега? Что ты хочешь знать?
— Ты и Каоимх... черт подери, Танцор, помоги же мне!
— Ты хочешь знать, были ли мы любовниками, — сказал он так тихо и по-взрослому, что я неудобно заерзала.
Он не сказал "бойфренд" или "встречаемся". Он использовал слово, которое внезапно заставило меня представить, как его высокое сильное тело распростерлось над Каоимх, как он что-то страстно шепчет ей на ухо, смотрит на нее с желанием. И от этого живот скрутило жаром.
— Почему это так сложно спросить? Тебе просто нужно сказать: "Танцор, ты любовник Каоимх?"
Я сердито покосилась на него, находясь на грани того, чтобы вылететь за дверь в режиме стоп-кадра и никогда не возвращаться.
Он откинулся назад, уложил свои длинные ноги на кофейный столик и раскинул руки по спинке дивана. И у меня возникло смутное ощущение, что он прекрасно знал, как хорошо выглядит в этой позе. Показывал свои мышцы груди и руки, над которыми так упорно работал, чтобы сделать их точеными и сильными, руки, которые могли бы обнимать меня во время поездки на Дукатти.
— Неа. Я все еще девственник.
Я раскрыла рот от изумления.
— Да?
— Эй, мне всего лишь семнадцать. Это не такая уж редкость.
— Но ты же мог, ну то есть, ты знал... — я умолкла на полуслове.
— Что я рожден с более коротким фитильком, чем все остальные? — спокойно закончил он.
Я кивнула.
— И что, я должен был выскочить и хватать все, что попадется в руки, пока есть шанс? Ты знаешь, что я придирчив, Мега. С другой стороны, это заставило меня следить, чтобы каждый полученный мною опыт имел вес. Это должно быть лучше всех, или этому не бывать вовсе. Я не хотел накапливать плохие воспоминания, никаких сожалений.
Это я понимала. Мы были такими разными, но в то же время одинаковыми.
— Мы абсолютно разные, — сказал он, будто читая мои мысли, — но в то же время во многом схожи. Ты была рождена супер-во-всем: суперсильная и умная, с суперслухом, обонянием, зрением, и суперчертовски быстрой. Черт, я это обожаю. Наверное, твою демоническую скорость мне хотелось больше всего. А я был рожден супер... ну, не слабым, но с изъяном в моем устройстве. Когда я умер в восьмилетнем возрасте и узнал, что со мной не так...
— Тебе было восемь, когда ты умер? — мне тоже было восемь, когда у меня проявились способности.
Он кивнул.
— Ага. Смерть сделала со мной то же, что сделали с тобой твои суперспособности. Она сделала меня бесстрашным.
— Ты же понимаешь, что многие люди вынесли бы другой урок. Они бы почувствовали себя более уязвимыми и относились к себе более осторожно.
— В тот день, в течение этих трех с половиной минут, я кое-что видел, Мега, и я знаю, что за этим есть большее. У меня есть вера, и она сильна. Я не боюсь. Смерть — это всего лишь дверь в следующее большое приключение.
Ага, ну что ж, я еще долго не собиралась позволять ему открывать эту дверь.
— Я гадала, есть ли у тебя какая-то суперсила, — сказал я ему. — Однажды я видела, как ты идешь по улице, и ДВЗ разлетаются от тебя, будто ты один из людей Бэрронса или типа того.
Головокружительная улыбка осветила его лицо.
— Ага, разлетаются, не так ли? К слову о загонянии Риодана в чертов тупик, — сказал Танцор и рассмеялся. — Ты бы видела его лицо в тот день, когда я был с ним, Бэрронсом и Мак, и ДВЗ расступились передо мной точно так же, как перед ним и Бэрронсом. Это было бесценно. Я узнал слабые стороны Носорогов и нескольких других низших каст, но не слишком преуспел с высшими кастами. Отвлекся, работая над песнью, — он потянулся вниз и приподнял штанину джинсов, показывая что-то вроде часов вокруг своей лодыжки с маленьким черным квадратиком, мигавшим огоньками.
— Однажды я задумался о том, что Фейри созданы из энергии, и как работают невидимые заборы, бесшумные свистки для собак и все такое, и я начал экспериментировать с радиопередатчиком, модулируя и тестируя частоты на Фейри, с целью отпугнуть, но не убивать. Иногда мы ставим слишком высокую планку, тогда как меньшую цель проще достичь, но она не менее эффективна. Я понял, что если смогу изобрести что-нибудь, что будет удерживать Фейри от тебя подальше, я буду отпадным.
— Ты уже отпадный, Танцор, — сказал я ему.
— Ага, но я хочу быть еще отпаднее отпадным, — сказал он, играя бровями.
Я улыбнулась, заставляя себя не показывать гложущей меня печали. Я не могла так с ним поступить. Это было бы нечестно.
— Ты самый отпадный из всех отпадных, кого я знала и, наверное, когда-либо буду знать.
Танцор быстро пришел в себя и посмотрел мне в глаза, изучая меня с нервирующей напряженностью.
— Отпаднее Риодана?
Я мгновенно перешла в защиту, обороняясь.
— В смысле? Какое отношение Риодан имеет к нашему разговору?
— Не будь дикобразом, Мега. Я не осуждаю и не шпионю. Просто иногда мне кажется, он... ну, может ты... вы двое, эм... — он заткнулся, вздохнул и запустил руку в свои густые волосы, ероша их. — Я никогда не буду как он. Я не так устроен. Я мозговитый семнадцатилетний гений с плохим сердцем. Не то, чтобы это вызывало у меня неуверенность, но этот чувак делает меня неуверенным. Он — все то, чем являешься ты и не являюсь я.
Я вспылила.
— Никогда не смей говорить мне, что у тебя плохое сердце! Никогда не произноси этих слов. У тебя самое большое сердце в мире. Ты всем вокруг себя приносишь только лучшее, и люди любят тебя. Но ты прав. Ты не как он, и никогда не будешь.
Он неудобно заерзал на диване и вновь безумно вцепился в волосы обеими руками. Я позволила ему немного потомиться, пытаясь осознать этот странный момент и то, что я ему настолько важна, что это заставляет его — мужчину, которого не пугает даже Смерть — чувствовать себя неуверенно. Затем я отвлеклась на созерцание его рук. Теперь, зная, насколько рискованны для него тренировки, я еще сильнее восхищалась терпеливой силой воли, которая нашла способ тренироваться в рамках ограничений, из-за которых другие люди отступали. В раннем возрасте я выучила, что каждый день имеет значение, и убивание времени — это худшее, что ты можешь сделать. Танцор это тоже выучил.
— Вау. Не очень-то ты помогаешь, — пробормотал он.
Я поймала его за руку и медленно переплела наши пальцы. Я раньше никогда по собственному желанию не брала мужчину за руку, открываясь моменту и тому, что он за собой нес. Я находилась на неизученной территории, и вовсе не такой исход я себе представляла. Не то, чтобы это вообще к чему-то вело. Это все равно что взобраться на гору глупости и усесться на самой ее вершины прямо перед неизбежным сходом лавины, которая снесет тебя, а этому не бывать. Но я не собиралась восхищаться горой у ее подножья.
— Сила Риодана исходит из знания, что он силен, — сказала я Танцору. — Твоя сила исходит из знания, что ты не силен. И на мой взгляд, это твоя суперсила. И лишь одна из многих.
