Курсантки

— А причём тут майор,— удивляется Марина, напрочь забыв о разговоре про "мужа".

— Как так, ведь муж.— Опешил слушатель.

И все окружающие тоже раскрыли рты. "Ба!"

— Ах, это. Так я подала на развод,— быстро реагирует Марина, стараясь не замечать вытянутых лиц подруг.

В пылу такой приятной и трогательной беседы, все упустили появления за спинами начальника курса.

— Какой ещё развод...— гаркнул майор.— И чего вы курсант Браун нахватали этих веников. Верните именинникам. Что вам собственно обоим здесь надо? Что вы опять топчетесь около моей жены.

Пятая резко повернулась к нему. Народ уложен почти на лопатки.

Он взирал на них победной улыбкой, в уголках его глаз прыгали смешинки.

— Но она сказала... развод,— пытался прояснить обстановку только что окрылённый слушатель, который не собирался так запросто выпускать впорхнувшую в его руки жар птицу.— Я пригласил Марину в ресторан.

— В таком случае, я тоже,— воспрял духом Валера.— Пусть выбирает. Сколько можно за нос водить.

— Что? Какой ресторан. Вы слышали, милые бранятся только тешатся. Дипломы получили и ну догонять жизнь. А ты, барышня,— ухватил он цепко Марину за локоть и, кинув цветы оторопевшим девчонкам, потянул за собой.— Пошли-ка со мной.

Абсолютно бессмысленный поступок. Чего он добивается...,— покорно подпрыгивала рядом с ним Марина, пытаясь уложиться в шаг. Её голова от таких его заскоков шла кругом. Она не знала, как на этот бзык реагировать и хорошо это или плохо.

Бред какой-то! Вся наша пятая, переглянувшись, потрусила следом. Начальник курса, как с цепи сорвался. Перешвырял цветы. Нёс какую-то жуть. Эти тоже горшки с солдатской кашей хороши, с чего решили, что Марина жена Богуша. Когда вешают лапшу на уши, то явно принимают за дураков. Хотя, может, курсовой нарочно придумал, чтоб этих двух ишаков отпугнуть. Но тогда почему такое бесение сегодня... Что-то не сходилось. Шарики окончательно зашли за ролики и забуксовали. Ничего не понять. Хотелось бы думать, что это прикол. Но на него не похоже. Тогда что? Это называется, приплыли.

Дотащив Маринку до кабинета, он обернулся на топающую следом нашу группу поддержки.

— А вы чего пригнались, я вас не приглашал. Идите по своим делам. — Развернулся он к стоящей стеной пятой.

Расстроенные и не менее озадаченные мы, отошли на безопасное расстояние, за поворот коридора и встали. Что он там с ней делает даже подумать страшно. Напугав самих себя, вздрогнули.

Втолкнув Марину в кабинет, он плотно прикрыл дверь. Так что Вика, сколько не прикладывала ухо, ничего не разобрала. Но вскоре та мрачнее тучи появилась сама.

— Что?— окружили её мы.

— В наряд поставил.

— Не гони туфту.

— Если бы.

— Куда?— удивилась Лена.

— В институт, на всю ночь.

— Он что сдурел...

— Не спрашивала, чтоб ещё не добавил. Принесите мне камуфляж, я переоденусь и резиновые перчатки, наверняка драить придётся полы.

— Но там не предусмотрено ничего подобного. Он что на ходу этот наряд сочинил?— пыталась докопаться до правды Вика.

— Он точно девки заболел,— присматривалась сверля дрелью подругу Лена.— Комок нервов.

— По его цветущему виду не скажешь,— отмахнулась Марина.

— Но и его базар, нормальным не назовёшь,— развела руками озадаченная происходящим Вика.— Состояние невменяемости. Это то на что его бред похож.

— Отхомячиться от него нельзя?— покрутила у виска я.— Может задавить его массовостью просителей?

— О чём вы вообще-то говорите, и не мечтайте.— Отмахнулась Марина.— Он так щёлкал зубами. Хотите, чтоб вас рядом со мной, через пять метров, по всему коридору расставили...

Нам, конечно же, жаль подругу, но составить компанию ей никто не горел желанием.

— Праздник накрылся, а так хотелось посидеть,— вздохнула Лена.— Да ладно, не переживайте, после каникул наверстаем. Мы поедем Марик, держись. Натка сейчас сгоняет и тебе всё быстренько принесёт. Подумай, может ещё что захватить. Пока мы до общаги дотопаем, позвони.

Маринка топталась около дежурного офицера не зная куда себя деть. Он тоже не врубался в ситуацию. Всё было очень даже непонятно. Оба ждали Богуша. Тот не торопился. Потом, расставив все точки над "i" нашёл ей дело. Приволокли тумбочку и поставили у лестницы. Когда удивление дежурных прошло, народ так ничего и не поняв, принялся посмеиваться. Курсанты хихикали не прячась. Марина отвернулась. Что с дураков возьмёшь. Хотя это должно быть действительно смешно.

Натка, запыхавшись, прибежала через сорок минут. Переодевшись в туалете, Марина отдала парадный костюм и заняла своё место у поставленной ей на втором этаже тумбочки. Носорог. Пусть радуется.

Услышав про такое ЧП и ничего не поняв из рассказанного Наташей, принёсся взводный.

— Курсант Браун, доложите о происшедшем.

— Получила наряд.

— А... Какой?— критически оглядел он неизвестно откуда появившуюся здесь тумбочку.

— Вот этот.— Обвела она коридор и лестницу руками.

— Ёлки — палки... За что?

— Если б знать. Спросите, что-нибудь попроще.

— Ладно, разберусь. Ты обедала? Нет. Я так и думал. Иди в столовую.

— Не хочу я.

— Не сочиняй.

— Но не смотрите так, мы давно уже не ходим в столовую, а готовим сами. И нет там наверняка ничего. Такой наплыв. Съели всё давно.

— Я принесу ряженки и булочку. Сойдёт?

— И пару бананов на вечер.

— Учту.

Взводный обернулся за полчаса. В пустом здании гулко раздавались его шаги. Она вздрогнула. Нервы были накалены до предела.

— Ешь. Разошлись все. Пусто. Но я покараулю.

— Спасибо.

— С чего он так завёлся?— всё же пытался прояснить обстановку Тарасов.

— Развивается паранойя.

— Не финти. Должна быть причина. Богуша можно взорвать, но не протаранить. Почему именно к тебе он прицепился, непонятно.

— У всех свои закидоны.— Упиралась, выкручиваясь Маринка.

— Дальше в лес, больше дров. Давай ближе к делу.

— Меня пригласили выпускники в ресторан... А он разорался. Цветы выкинул.

— Гым... Ну, милая, а ты что хотела. Ещё год поста и запорхаете бабочками. А ты удумала с новыми кавалерами его дразнить.

— Скорее уж с забытыми старыми,— вздохнула она.

— Нарвалась.

— От нашей жизни одичать можно. Он не имеет права. Каникулы. У меня отпускной лист на руках. Какое ему дело до моей личной жиз...,— всхлипнула Маринка, запивая булочку. Она застыла не договорив, на неё не мигая смотрел Богуш. "Чёрт, чёрт, чёрт! подошёл совершенно не слышно, а я на него бочку качу. Сейчас опять заведётся. Хотя иногда ей ужасно хотелось его проучить..."

— Подкармливаешь своего птенца, разбаловал ты их спасу нет. Марш в мой кабинет и там поешь. Нечего порядок тут нарушать.— Приказал он, показав направление своего кабинета.

Будто она не знала. Маринка, забрав продукты, не оглядываясь побрела.

Дождавшись её ухода, Тарасов недовольно забубнил:

— Товарищ майор, это ни на что уж не похоже...

— Ну на что-то это всё же должно быть похоже.

— Не знаю,— растерялся взводный.— Просто вы испортили девчонкам праздник. Они посидеть хотели, отметить окончание второго курса. Учатся стрекозы все отлично, претензий к ним нет, а...

— Не ной мне самому тошно.— Голос звучит устало и безразлично.

— В смысле?

— Я люблю её.

У взводного полезли на лоб глаза.

— Алексей Васильевич, вы чего...

— Костя, я люблю её и ничего не могу с собой поделать. Веришь, в мыслях ничего такого не имел — само собой сошлось и получилось. Меня всё время тянет к ней. Не смотри волком, понимаю что нельзя. Хочется побыть хоть недалеко от неё. Ведь это скромные желания. Сейчас уйдёт и месяц не увижу...

— Ну, не знаю... Человеческие чувства — материя тонкая. Паутинка. Как-то это делается по-другому... Поговорите с ней что ли, объяснитесь... или она против?

— Да вроде нет. Но не в этом же дело. Ты же знаешь, надо подождать ещё год. Только начни, девчонок потом не удержишь. А сожительство ей, я не могу предложить.

— Ну это вас действительно серьёзно качнуло. Только молчком давить не дело, есть верный шанс потерять. К тому же, можете не мучиться. Вы у нас не первые.— Улыбнулся взводный.

— То есть?

— Иришка с Глебом, законным браком и ещё год назад.

— Что ты такое говоришь...

— Мы ж всё гадали на кого она запала, ну я пораскинул на досуге мозгами. Зажал Глеба, он вынужден был сознаться.

— Почему ж мне не сказал?

— В нашем деле лучше всё оставить как есть. Тем более, там даже родители не в курсе. Они счастливы себе потихонечку. Для неё это вообще вроде, как бы игра.

— А почему сейчас сказал?

— Так ситуация. Советую. Распишитесь себе и живите на здоровье. Только не звоня. Будет в пятой две замужних дамы и всего лишь.

— Спасибо, я подумаю. Ты иди, отдыхай. Я займусь ей сам. Разберусь с её нарядом.

— Понятно.

Взводный улыбаясь и почёсывая затылок, ушёл. Богуш не успел, проводив его, повернуться, как, отдаваясь эхом по пустым коридорам, приближались шаги. Возвращалась Маринка.

— Заправилась?

— Это не ресторан,— буркнула она.

— Ах, тебе жаль потерянного приглашения... Марш мыть женский санузел.

— Что я такого сказала... Я вообще просто так сказала...

— Вымоешь ещё и мужской.

Маринка отправилась в кладовку. "Как с ума сошёл. Никогда не видела его в такой ярости. Что я ему сделала..." Но обошлось только женским туалетом. Процесс подходил к концу, когда заявился Богуш.

— Мой руки и садись в машину.

— Зачем, я дойду,— отвернулась она, запихивая швабру и ведро в кладовку, тоесть в место их постоянной дислокации.

— Я "есть" тебя научу когда-нибудь говорить или это неосуществимо?

Маринка пожала плечами. Достала из заначки два банана и очищая на ходу, пошла на выход. Богуш поморщился, "детсад", закрыв кабинет, пошёл следом. Что делать с проблемой под именем Марина, он пока не знал. У общежития было пусто. Народ разъехался. Маринка поднялась к себе. В комнате — никого. Девчонки наверняка уже все дома. Сбросила камуфляж. Накинула халат. Взяла полотенце, побольше пахнущих летом шампуней, чтоб поднять настроение, и подпинывая себя поползла в душ. С удвоенной энергией тёрла щёткой зубы, как будто в чём-то была их вина. Потом на всю мощь, открутила краники. Облила себя шампунями и гелями, натёрла, как следует, и отвела душу под тёплыми струями. В наряде у тумбочки стояла финансистка, оставшаяся из-за не сдавшегося "хвоста".

— Марин, ты чего, вроде ж отстрелялась по полной.

— Зато в другом увязла.

— И что это?

— Наряд.

— Куда же тебя всунули, в столовой и в институте наши стоят. Комплект везде.

— Начальство захочет, дыру найдёт.

— Это уж как водится, но ты не переживай.

— Извини, с наряда, устала, пойду, чай попью.

Напившись, включила телик, но усталость сморила и она уснула. Только стоило майору выключить телевизор, как она вскочила.

— Кто здесь?

— Не пугайся это я, — Алексей присел перед ней на корточки.

Она даже не спросила, что ему надо и, как он здесь очутился. Наверное надо узнать... В открытое окно сунул нос ветерок. От этого шторка на окне, как будто дышит. Создавая иллюзию своего присутствия. Он остался третьим не собирался уходить оставляя их вдвоём. С тоской посмотрела на небо. В квадрат окна были видны звёзды.

— Что вам, товарищ майор? Ещё где-то помыть надо?

Он положил ей голову на колени и тихо сказал:

— Скажи, Алёша.

Всё стремительно стало меняться, как будто выправили резкость, и экран засиял яркими красками, вырисовывая чёткие контуры. Голова, тем более после дремоты, с трудом справлялась со скоростью таких перемен.

Маринка вздрогнула и дёрнулась, пытаясь вырваться и отползти из зоны его притяжения.

— Нет.

— Обиделась?

— Нет.

— Выходи за меня замуж.

Сердце почти не билось, она не была уверена, что жива. Оно оказалось где-то в горле и стало трудно дышать. Ей было страшно. Она боялась его слов, своего отказа... Вскочила. Они стояли и молча смотрели друг на друга.

— Ну и шутки у вас товарищ майор... На таких вертихвостках не женятся. Уходи-те.

Он усмехнулся. Обиделась, а он не мог иначе остановить её, себя...

— Маринка, ну ты же не глупенькая, сколько можно дуться. Это сводит меня с ума. Я больше так не могу.

— Нет, ну что вы, какие обиды!— пожала вздрагивающим плечиком она.

— Маринка, детка...

Но она перебила:

— У меня никогда никого не было, а ты ведёшь себя, как носорог. Говоришь со мной в таком тоне... На красоту вызверился. Ведь она проходит... Не она главное в женщине и любви... Взрослый же мужик мог бы и разобраться...

— Ну, что ты замолчала?

— Я не замолчала, я плачу.

— Не плач я знаю.

— Ничего ты не знаешь... Будешь потом меня всю жизнь надумками попрекать. Уходи.

— Ты не любишь меня, и мне всё померещилось?

— Люблю, но с вами, товарищ майор, не буду.

Богуш поднялся. Сердце колотилось, как бешенное, а к душе словно подвели электроды. Да реальность встретила его не ласково. А чего он хотел после своих коррид. Поторопился. Всё сделал не правильно, не так. Вот осёл.

— Запри замок.

— А можно?

— Я разрешаю.

Ушёл осторожно прикрыв дверь.

"Он действительно был или мне померещилось. Так долго выказывать безразличие, холодность, измываться... Я была уверена, что для него ничего не значу. И вдруг, здрасте вам... Значит, равнодушие показное. Если б знать. А вдруг, всё не серьёзно, сиюминутно нашло. Временное чувство".

Богуш спустился, сел в машину и поехал. Он мчал на страшной скорости. Хорошо ночь и дорога пуста, а то бы аварии не миновать. Гнал, гнал... Куда? Зачем? Потом встал. Стоял часа два. Вылез, огляделся. Куда занесло на эмоциях? Парк. Прошёлся. В лунном свете он выглядел мистически, а розы на клумбе сказочно красивыми. Вернувшись к машине, взял нож и, оглядевшись, принялся резать. Как всегда ложкой дёгтя в бочке мёда подвалили менты. Бежать было бесполезно. Порадовался тому, что машина не видна отсюда. Сложив нож и засунув его в карман, решил поговорить с ребятами и всё решить миром. Виноват. Готов заплатить любой штраф. Просил понять — решается судьба. Срочно нужны цветы. А среди ночи взять негде. Поймите и помогите. Молодые менты, вчерашние солдаты, офицера понять не захотели. Попробовали выкрутить руки и засунуть в машину. Богуш встал на дыбы. Берегя букет, попробовал отбиться. Ребятки выхватили оружие. Поняв, что сейчас по нему будут стрелять, он нырнул в кусты и перебежками пошёл к машине. Пули чиркая, косили листву, то справа, то слева, то позади. Милиционеры не отставали. Когда заработал мотор, и машина рванула с места, по ней, решив что не взять и, усердствуя в меткости, начали стрелять. В голове пронеслось: Неучи. Мазилы. Поняв, что уходит, рванули к своей мигалке. Но Богуш дворами и узкими улочками удрал. Встав под общежитием, отдышался. Забрав букет, и кивнув оторопевшему дежурному, поднялся наверх. Этаж был пуст. Барышни у тумбочки тоже не было. Отлично. Подойдя к двери, постучал. И услышав Маринкино сонное: