Ленинград-43 (Мв-7)

Кровавые "подвиги" Сабурова после надолго запомнят Галиция и Польша, где его "прославленное" соединение, по заслугам переформированное в дивизию НКВД, искореняло "бандитизм". Но первым преступлением этого генерала-партизана, за свои заслуги награжденного Сталиным Золотой Звездой, был захват города Локоть и убийство Воскобойникова, законно избранного президента Республики. И главным итогом того налета партизан стало падение доверия немцев даже не конкретно к Локотской Республике, просуществовавшей еще год с лишним, а к самой идее русского самоуправления, отныне воспринимаемого ими как "партизанский заповедник". А жители Белоруссии, Брянщины, Полесья, ставшие безвинными жертвами германских зондеркоманд, должны благодарить Сабурова, что им не довелось жить как в Локте.

Русский характер — к своей беде, не видеть, что завоевание более культурной нацией есть благо для нации менее культурной — один лишь Достоевский вложил в уста своему Смердякову гениальное прозрение! Партизаны 1812 года, с вилами выходящие на большую дорогу, виновны в том, что немцы сто с лишним лет спустя видели в нас варваров, не признающих законов войны. Так же как краснодонские "молодогвардейцы", воспетые Фадеевым, уже виноваты, что к нам станут относиться как к дикарям в войне будущей. И отчего вместо германцев в этой войне нашим противником не был народ англосаксонской расы, с давними традициями Хартии Свободы, все тогда могло быть совсем иначе!

Я призываю Америку, как самую сильную нацию, вершителя судеб мира, не повторять ошибок Гитлера! Нельзя воевать с русскими, как с единым целым! Сначала разложите, разделите их изнутри, умелой политикой и пропагандой. Найдите опору в дружественном вам слое, прежде всего интеллегенции, которая в советской реальности лишена всего, она станет вашим верным союзником и проводником ваших идей. И берите себе все, оставьте нам лишь нашу маленькую "швейцарию", по месту компактного проживания русского народа, скажем, в радиусе сто-двести километров от Москвы. Этого хватит для сытого проживания истинно духовного русского народа, хранителя давних традиций и культуры. А судьбой прочих миллионов быдла можете распорядиться по собственному усмотрению, хоть выморив в резервациях, как своих индейцев.

Ведь лучше жить в малом числе, на малой территории, но в свободе — чем быть рабами в огромной жестокой Империи, где "служение", "тягло", почитается выше прав и интересов отдельной свободной личности?

Я призываю вас, не тяните! Помните, что каждый день в нашей несчастной стране умирают истинно великие люди, так и не дождавшиеся освобождения. В лагере я знал еще одного, русский самородок, поразивший меня своим талантом, глубиной и остротой своих суждений, у него было готовое, свое, оригинальное мнение на каждый поставленный вопрос. И такого человека, на мой взгляд, достойного быть депутатом Государственной Думы (если этот орган власти, существующий при последнем царе, будет когда-либо воссоздан) сталинские палачи не просто гнобили в лагере, а использовали в бесчеловечных медицинских экспериментах, необратимо подорвав его бесценное здоровье, а после кинули умирать "доходягой" — открыто говоря, "ну когда же ты подохнешь, на свободу тебе все равно не светит".

Звали его Теодор Троль. Я призываю вас, народы Америки, и всего свободного мира, придите и оккупируйте нас, чтобы спасти если не самого Троля, то таких как он.

Зенгенидзе Георгий Артемьевич, профессор Военно-Медицинской Академии, главный рентгенолог РККФ.

Все началось с пакета, доставленного спецкурьером. Что вам известно о влиянии гамма— и нейтронного излучения на живой организм? Какие есть меры профилактики, и лечения вредных последствий? Жду от вас подробный доклад — подписи, член ГКО Берия, нарком ВМФ Кузнецов, и последним, начальник Главного Медицинского управления флота. А такие приказы положено исполнять точно, в срок, и без обсуждения.

Известно было очень мало. Все же основные интересы науки тех лет лежали несколько в иной области, рентгеновское излучение, это совсем иное, а гамма-лучи, не говоря уже о нейтронах, были большой экзотикой, и мощного искусственного источника их просто не существовало. Ранняя смерть многих ученых, занимающихся исследованием радия и ему подобных минералов, позволяла предполагать, что эти лучи оказывают чрезвычайно вредное влияние на биологические объекты — но в настоящий момент эта проблема беспокоила лишь немногих энтузиастов межпланетных полетов, читавших труды Цандера и "Звезду КЭЦ", то есть такого отдаленного будущего, что в суровое военное время не стоило о том и говорить. И Георгий Артемьевич честно изложил на бумаге все, известное науке, отправил ответ в Москву, и благополучно забыл бы о нем за кучей насущных проблем.

Забыть не дали. В Киров, куда была ВМА эвакуирована из Ленинграда, прилетел Сам, Лаврентий Палыч Берия, причем именно по душу профессора Зенгенидзе. Никакого неудовольствия скудостью доклада однако, не проявил, а сначала разговаривал вроде бы ни о чем, как о деталях биографии Георгия Артемьевича, без всякого сомнения известных всемогущему главе госбезопасности. Будто присматривался, изучал в личной беседе, что за человек. И наконец сказал — было бы лучше, если бы вы, товарищ Зенгенидзе, в ответ на мой запрос, прислали бы мне вот это. Только простите, сначала подписку о неразглашении. И вы все забудете, если решите мое предложение отклонить!

Предложение, не приказ? Это становилось даже любопытным. Георгий Артемьевич открыл папку со штампом "Сов.секретно", и через минуту забыл обо всем на свете. Этого просто не могло быть — никто в мире, насколько известно, не продвинулся настолько в радиобиологии, чтобы получить такую информацию, с количественными расчетами, данными биохимии, клинической картиной наблюдений. По крайней мере, этого точно не было до войны — и казалось невероятным, чтобы кто-то сумел совершить такой скачок за два года!

-Откуда это?

-Вы откроете, Георгий Артемьевич. Если примете мое предложение возглавить работу по этому направлению. Очень перспективная работа, имеющая огромное значение для СССР. Вот только простите, с секретностью высшей пробы. Так что с мировым признанием — придется подождать. И очень может быть, что надолго — по причине огромного оборонного значения.

-Простите, товарищ нарком, странно слышать это про медицину, спасение человеческих жизней? Я приму ваше предложение, но мне хотелось бы знать подробнее.

-Георгий Артемьевич, вы слышали, что при распаде атомного ядра теоретически можно извлечь огромное количество энергии? И несколько килограммов атомного вещества может заменить эшелон цистерн с нефтью? Так вот, это не фантастика Беляева, такие работы активно ведутся в Америке, Германии, и у нас. Но оказалось, что при работе атомного котла возникает губительное излучение, крайне опасное для всего живого — больше того, под его воздействием, посторонние материалы, и самого "котла", и окружающей среды, сами начинают излучать. В то же время, некоторые вещества, как например свинец, сталь, бетон, это излучение ослабляют. Эту проблему будут решать товарищи физики, вам же будет другая задача — что делать с людьми, которые уже получили опасную дозу? Как их лечить — и возможно ли какими-то мерами, например медикаментозными, снизить восприимчивость организма к излучению? Я предлагаю вам место ответственного за медико-биологическую часть советского Атоммаша. Поскольку сам я отвечаю перед Правительством СССР и Коммунистической Партией за весь атомный проект целиком.

-Когда приступать к работе? И я так понял, что все бюрократические формальности будут улажены?

-Уже улажены, Георгий Артемьевич, только подписать. Первой вашей задачей будет собрать эффективную и надежную команду, кого вы берете с собой — пока что медицинскую часть программы тянул на себе по сути один человек, который кстати и дал мне это Наставление, что вы прочли — но он не может взвалить на себя полностью эту нагрузку, поскольку у него штатных обязанностей хватает, корабельного врача.

-Корабельный доктор написал то, о чем не знаю я?

-Георгий Артемьевич, когда вы включитесь в работу, то узнаете еще очень много нового. И получите ответ на ваши вопросы — естественно, на те из них, на которые мы можем вам ответить. А пока — распишитесь здесь и здесь..

Молотовск поначалу не показался профессору центром науки — тут даже старая Вятка (она же Киров), выглядела поприличнее. Молодой промышленный город, вроде Магнитки или Кузнецка, жилые кварталы при огромном заводе. Холод, снег, полярная ночь — все больше напоминало теплолюбивому Зенгенидзе нижний круг Дантова Ада, где томятся казнимые предатели (он еще не подозревал, насколько окажется прав). Тут был Кораблестроительный Институт, уже развернувшийся до размеров полноценного филиала той, Ленинградской Корабелки, но не наблюдалось никакой медицины, за исключением обычного госпиталя. Однако, разместив гостей даже не в общежитии, а в квартирах нового дома на улице Полярной, дальше их повезли куда-то от берега и завода, вдоль путей узкоколейки. За окнами мела метель, горели редкие фонари.

-На Второй Арсенал — сказал капитан ГБ, встретивший и сопровождающий группу — там теперь будете трудиться, товарищи ученые. Автобус ходит, как в мирное время — впрочем для вас выделен и отдельный транспорт от места жительства, туда в восемь, обратно в шесть.

Высокий забор с колючей проволокой поверх, блестящей в лучах прожекторов (значит, новая совсем). Широкая полоса вокруг, где между рядами колючки ходят патрули с собаками. Несколько бетонных дотов, зенитные батареи, бетонный КПП с пулеметами, больше похожий на крепость — а весь объект на укрепрайон, способный при необходимости выдержать и нападение, и осаду. И строительство продолжалось: уже по эту сторону периметра были видны коробки новых корпусов, ближние к дороге были почти завершены.

-Тесновато становится — сказал капитан — хотя там, дальше, будет не производство, а жилье. Для вас — отсюда до железки квартал "литер А", за железкой в плане "литер Б". Пленные немцы в три смены работают — как завершим, к весне вас сюда переселим.

Территория внутри довольно большая — несколько цехов и мастерских, котельная, склады, казарма охраны, еще пара домов, похожих на жилые, у одного из них на окнах решетки. И гостей повели как раз туда.

-Вах! — подумал Зенгенидзе — смертью и жутью веет! Куда я попал?

Внутри однако оказалось стерильно чисто, тепло и уютно. Обстановка действительно походила на научное учреждение. В кабинете на втором этаже, по виду директорскому, ученых ждали комиссар госбезопасности и штатский, еще молодой, но уже с короткой бородкой. В углу за столиком сидела красивая молодая женщина, в белом халате поверх платья, наверное, секретарша.

-Здравствуйте, товарищи — сказал комиссар — я, Кириллов Александр Михайлович, главноответственый за секретность и безопасность Проекта.

Штатский с бородкой тоже представился — Курчатов, начальник первой лаборатории Проекта (и до вчерашнего дня, волею случая, числился и начальником третьей, хотя в основном руководящие указания давал товарищ Князев, сейчас его здесь нет). Первая лаборатория — общая физика, вторая — оборудование и приборы (так что сейчас, после осмотра рабочих мест, составите заявку, что вам не хватает и очень желательно было бы иметь), ну а третья будет ваша, в стадии формирования. Что есть непорядок, поскольку вы обеспечиваете и нашу работу, мы не можем позволить себе терять персонал — нас, ученых и инженеров атомщиков, и так очень мало в СССР.

Разговор свернул в рабочее русло, затем был осмотр лабораторий, довольно неплохо оснащенных. Помимо научного оборудования, наличествовал и виварий с подопытными животными — белые мыши, морские свинки, кролики, собаки. Опыты были жестокими: предполагалось облучить объект, при разных условиях, и дальше пытаться вылечить, опробуя разные методы, или просто наблюдать за развитием болезни, а после препарировать, наблюдая патологию. Все эти зверьки, пищащие и копошащиеся в клетках, должны будут рано или поздно умереть, во славу науки.

И люди тоже. Оказывается, в подвале этого дома находилась и спецтюрьма. Несколько десятков человек ждали своей очереди в камерах — после, в процессе эксперимента, их переведут наверх, в отдельные палаты, где на окнах решетки, стальные двери запираются, а в коридоре стоит охрана. Их тоже ждала судьба лабораторных крыс.

-Исключительно преступники, приговоренные к высшей мере — сказал Кириллов — эсэсовцы, гестаповцы, украинские националисты, польские и прибалтийские бандиты, и наши предатели. На каждом из них висит столько, что расстрел они заслужили по праву — но самый гуманный советский суд в соответствии с последним дополнением к Уголовному Кодексу, дал им выбор. Который теперь строго по закону может быть предложен любому приговоренному к высшей мере — или исполнение приговора, или замена на двадцать пять лет заключения, с условием на первом этапе, или десять лет опасных для жизни и здоровья медицинских экспериментов, или пятнадцать лет такой же опасной работы на стройках народного хозяйства. Добровольное письменное согласие — с условием, собственный отказ в процессе ведет к немедленному исполнению приговора, прекращение же первого этапа по состоянию здоровья независимо от отбытого срока влечет дальнейшие двадцать пять лет "от звонка до звонка" без права на амнистию.

И конечно, никто из них свободы не увидит — подумал Кириллов — мразь, у которой руки по локоть в нашей крови, да еще и привлеченная к секретным работам! Если потомки правы, то после десяти лет экспериментов или пятнадцати лет на урановых рудниках вынести еще десять-пятнадцать лет в лагере никак невозможно. Впрочем, если такой уникум и появится, достаточно телефонного звонка в оперчасть. Или же, предусмотреть на будущее, спецпометку в личном деле — указывающую, что объект на свободу живым выйти не должен. Но товарищам ученым и вообще широкой публике о том знать необязательно.

По букве — закон будет строго соблюден. А по сути — жизнь нескольких злостных врагов, палачей и мерзавцев, стоит успеха Атоммаша!

Сирый Сергей Николаевич, инженер-капитан 1 ранга, командир БЧ-5 АПЛ "Воронеж", Полярный, 6 декабря 1943.

Сейчас наградим непричастных и накажем невиноватых. Позднесоветское армейское правило — но оказывается, действует и здесь.

У меня на борту своих дел — даже не вагон и маленькая тележка, а целый товарный состав. Поскольку часто приходится заниматься и тем, за что в наше время отвечали береговые службы. И конечно, дневать и ночевать на борту, лично вникая во все проблемы, глаз не спускать с матчасти, чтобы все работало — нам лавры киношной К-19 ну совершенно не нужны! Предки, надо отдать им должное, охотно идут навстречу — Мыльников, комдив-два, по электрике, ходит радостный, дюриты местного изготовления привезли, причем плетенки, на первый взгляд, ничем не хуже "родных". И это не первый случай — осваивают предки наши технологии и материалы, я в Северодвинске видел, какое оборудование на "613-е" планируется, и что-то уже и на "эски" ставят при ремонте, но там по мелочи — по аккумуляторной батарее, водяное охлаждение, механическое перемешивание электролита, печи дожига — что позволяет заметно поднять емкость батареи и безопасность ее работы. Электрокоммутационное оборудование новое, автоматические силовые выключатели вместо рубильников и плавких вставок. А вот на Щ-422, бывшей видяевской, с тех пор от стенки завода выходившей лишь на полигон, команда конструкторов во главе с Перегудовым и Базилевским похоже, решила проверить технические решения, перенятые от нас — вскрывали корпус, все механизмы поставили на многоярусную амортизацию, и заменили не только АБ но и электродвижки — убрали редуктор, главный источник шума под водой, дизель работает только на генератор, и моторы двухъякорные, как было уже на "катюшах", что в дополнение к возможности подключение аккумуляторных групп как последовательно, так и параллельно, дает широкий диапазон мощностей и оборотов, от малошумного подкрадывания до полного подводного хода. Получили снижение шумности в разы, если не на порядок, вот их акустики задолбаются наши лодки искать — плюс повысили мощность движка и емкость батареи, так что под водой по расчетам, будем обгонять и "двадцать первые". И гидро— и радиолокаторы уже на уровне английских и американских, этих лет.