Барышни на тротуаре шарахнулись к стене дома — донесся визг и рычание мотора — на Пушкинскую на полном ходу вынырнул длинный легковой автомобиль.
Просто прелесть, а не машина. Петр Петрович к классической механике относился с пренебрежением — шатуны и клапаны это вчерашний день, будущее за химией и чистой физикой. Но подобным экипажем следует обзавестись. Когда-нибудь позже, когда основное задуманное сбудется. Можно заказать бронированный экземпляр. Как славно будет пугать обывателей, разгоняясь где-нибудь в Париже или Нью-Йорке. Там, кажется, широкие авеню.
Шикарное авто остановилось практически под окном наблюдателя. Выскочил офицер, предупредительно подал руку даме. Недурна. Врожденная рафинированная элегантность, сдержанная грация, ей бы собольи меха пошли. Впрочем, могла бы быть и помоложе. Из экипажа выбрался растрепанный субъект в матросском бушлате — по виду из революционных, револьверная кобура напялена нагло, через плечо — задрал голову, глянул, казалось, прямо в глаза Петра Петровича. Шалишь, братец, портьера плотная, не просвечивает. С передней подножки лимузина соскочила высокая баба, странновато одетая, в черной круглой полу-поповской шапочке.
— Однако! — вот теперь Шамонит вздрогнул.
Она! Определенно, она! Рост, прядь светлых полос прижатая плотной шапочкой к щеке. Цвета глаз не видны, но и так...
Петр Петрович метнулся в соседнюю комнату. Пулемет лежал под раскрытой газетой, готовый к бою. Инженер сдернул затвор с предохранительной прорези, сшибая стулья, кинулся обратно к окну. Деньги, деньги сами шли в руки! Можно будет дополнить проект лаборатории. Пусть живьем взять эту долговязую колибри не суждено, все одно...
Прибывшие все еще стояли около мотора, разглядывая дом. Изящная дамочка указывала на дверь соседнего подъезда. Да, дом трехподъездный. Забавно, но как они вообще смогли вычислить? Впрочем, не важно.
Второпях Петр Петрович распахнул раму окна слишком резко — кто-то внизу повернул голову. Черт, откинуть приклад уже нет времени. Шамонит вскинул увесистое оружие и дал длинную очередь...
...Пулемет ритмично стучал, дергался в руках. Мостовая у автомобиля опустела, иногда по булыжникам вспыхивали мелкие искры рикошетов, в тенте и на корме лимузина появлялись отверстия. Магазин опустел, пулеметчик отшвырнул горячее оружие под кресло. Снизу, донесся отчаянный, кажется, мальчишечий вопль:
— Ты что, скотина, творишь?!
Петр Петрович засмеялся — зацепил, наверняка, зацепил — так ужасаться и голосить можно только по страстно возлюбленной бабенции.
Подхватив саквояж, Шамонит пробежал к черной лестнице, закрыл за собой дверь, дважды повернул ключ снаружи. На площадке было тихо и дремотно, даже кошачий запах попритих. М-да, прохладный денек. Петр Петрович сбежал вниз. В дверях попалась баба с корзиной белья. Инженер вежливо придержал дверь.
— Ой, барин, а что за треск на улице-то? — встревожено спросила соседская прислуга.
— Пустое, революционное баловство, пошумят, погорланят, да уймутся, — засмеялся Шамонит.
Смежные проходные дворы были ему отлично известны. Идти недалеко, гостиница на Лиговской, но лучше не спешить, сделать солидный крюк для проверки...
* * *
Там же, улица Пушкинская, две минуты назад.
— Три подъезда, надо бы одновременно проверить, — распоряжалась товарищ Островитянская. — Вообще архитектурный размах непременно погубит наш Питер. Вечно какие-то башни норовят выстроить и фонари побить. Как здесь преступников прикажете разыскивать?
Наверху с треском распахнулось окно. Катрин, не раздумывая — инстинкты, что этого мира, что иных, на внезапные звуки учили реагировать одинаково — за плечо швырнула напарницу за машину, пихнула туда же коллег-следователей.
Товарищ Дугов с опозданием распахнул пасть, намереваясь повозмущаться, но вокруг уже стучало, колотило и взвизгивало. В машине заорал Колька.
— На землю, дурак, — крикнула Катрин шоферу, но сама себя не услышала.
Бесконечная очередь, наконец, оборвалась...
— Ты что, скотина, творишь?! — вне себя, вопил юный автомобилист. — Такую машину портить?!
— Выпрыгивай, Никола, а то прострочит! — призвала опытная Лоуд.
— Что прыгать?! Револьвер мне дайте! — негодовал бесстрашный шофер.
Дугов высунулся из-за кормы 'лорина' и открыл огонь по окнам.
— Да ты видишь кого? — поинтересовался, сжимая наган, штабс-капитан.
— Не, не вижу. С третьего этажа, вроде, — предположил анархист и выстрелил еще дважды.
Поскольку время на перезарядку автомата хватило бы с лихвой, Катрин догадалась, что обстрел окончен. Уйдут, скоты. Впрочем, работали одним стволом, надо думать, и стрелок один. Подъезд, видимо, средний, этаж действительно третий. Объяснять план захвата некогда. Шпионка рванула застежки юбки.
— Даже так?! — восхитилась анархистская фракция следственной группы, торопливо набивая барабан револьвера.
— За выходами следите. Задний двор... — не договорив, Катрин метнулась напрямую к дому — под стену, в мертвую зону. За спиной стонали — кого-то из гражданских задело. Вдоль стены к двери подъезда — по мостовой ничего не грюкает — гранат не будет. Высокая дверь, блеск бронзовой ручки, гулкий подъезд — глаза перепуганного консьержа, благоразумно присевшего-укрывшегося за столом. Ступени, дубовые перила, ковка ампирной немыслимой красоты. Второй этаж — дверь приоткрывается, возмущенная женская физиономия...
— Сидеть! — гавкает взлетающая вверх шпионка.
Гневно пискнули за спиной, звякнул торопливый засов и цепочка. Счастливые времена северной столицы — еще можно запереться от веселья революции. И вообще хорошо — юбка наконец-то не сковывает, несут ноги в лосинах-рейтузах по ступеням. Сейчас под автомат вынесут...
Катрин закрутилась на лестничной площадке: дверей всего две, но попробуй, угадай. Скорее эта. Каблуком рядом с массивной ручкой — фиг там — словно пирамиду Хеопса пнула. Снизу стучат сапогами. Сказала же — за дверьми смотреть. Джигиты, мать их.
— Головы! — предупреждающе заорала Катрин.
Внизу догадливо замерли...
Расстреливать замок из пистолета — занятие дегенеративное, неблагодарное и отчаянное. Но сейчас именно тот случай. Малоумно отворачивая голову от рикошета, Катрин всадила в дверь пятую пулю: громыхало и выло по всей лестнице как в разбомбленном органном зале. Дверь ощетинилась занозами и блестящими ссадинами исковерканного замка. Теперь повторно ногой... Лоуд права — архитектурные излишества нас погубят. Открывайся, дрянь! С полуразбега...
— Да щас весь дом рухнет, — прокомментировал снизу товарищ Дугов таранные удары.
Юмористы, маму их... Катрин врезала еще разок правой — дверь, наконец, поддалась, правда, едва вовсе не слетев с петель. Шпионка низом нырнула в полутьму, проехалась на коленях, ловя стволом маузера темные углы. Большая квартира, но, мля, пустая. Уже пустая...
В прихожую ввалились соратники иных фракций. Ну, Лоуд хватит ума не соваться — она свои слабые стороны учитывает.
— Бросай оружие! На месте перебьем! — звучно завопил товарищ Дугов.
— Никому не шевелиться! — счел уместным поддержать политического противника господин Лисицын.
— К черному ходу! Но осторожно, растяжки-мины могут стоять, — предупредила Катрин, скользя вдоль стены в глубину квартиры.
Черный ход нашелся сходу, шпионка упала на колени, подсветили миниатюрным фонариком: никаких лесок-проволочек, все не так уж плохо. Но ушли, ушли...
— Заперто? Ломаем! — призвал анархист.
— Поздновато, — предрек хладнокровный штабс-капитан.
Дверь все равно вынесли, Дугов и офицер побежали вниз. Катрин в сердцах сплюнула, и вернулась в квартиру.
Распахнутое окно, россыпь до боли знакомых гильз, сам автомат валяется между креслом и этажеркой. С улицы доносится командный мелодичный голос. Катрин поморщилась: ну очень похоже, конечно, не она, но можно спутать. К счастью, стальные приказные нотки в голосе настоящей Фло пробиваются крайне редко.
Катрин осторожно выглянула из окна: вокруг пострадавшего 'лорина' становилось довольно многолюдно. Патрули, аж два: солдатский-революционный, а с другой стороны неуверенно, с винтовками наизготовку, приближаются юнкера-прапорщики.
— Отставить целиться! — требовала товарищ оборотень, размахивая мандатом. — Совместная правительственно-революционная переговорная группа предательски обстреляна шпионским пулеметчиком. Я делегат Людмила Островитянская. Не туда целитесь, господин юнкер, я вам, вам говорю!
— Двором стрелок ушел! — крикнула из окна Катрин. — Товарищи и граждане солдаты, помогите перехватить! Честное слово, большой гад здесь сидел.
— Так а с виду он как? Из благородных? — уточнил старший солдатского патруля.
— Он, скотина, надежно замаскированный, — авторитетно разъяснила милейшая товарищ Островетянская. — Но на руках следы пороха. Люди, помогайте. И богом, и революцией клянусь — это первейший питерский провокатор. Вон, вообще невинного человека подстрелил.
Около лежащего на панели раненого суетились ахающие барышни — подстреленный слезно просил чтобы точильный станок сохранили, не дали спереть...
Обычно в облавных действиях оборотень оказывалась в роли дичи, но это отнюдь не мешало Лоуд разбираться в тактических ухищрениях уличного оцепления-прочесывания и толково координировать действия. Патрули живо разобрались с задачей, на диво не стали переругиваться, побежали в переулки, перекрывать проходные дворы. Увы, полезное мероприятие явно припозднилось.
В квартиру поднялись коллеги-следователи.
— Удрал, гадюка, — вздохнул товарищ Дугов. — Народ говорит 'в шляпе, с виду приличный'. Саквояж нес. Бородка монархистская, усики.
— Возможно монархистские, а возможно фальшивые, — намекнул штабс-капитан.
— И это тоже вполне может быть фактом, — неохотно признал анархист. — Ну и полил же нас из пулемета, сука. Я извиняюсь за такое слово. Мне вот фуражку прострелил.
— Я вам другую подарю, — пообещал офицер.
— Обойдусь как-нибудь, — Дугов пощупал отверстие в заслуженной фуражке и глянул на шпионку: — Извиняюсь, Екатерина Олеговна, а вы в своей жизни сколько дверей вышибли? Большие способности и опыт в этом деле имеете, как я погляжу.
— Что опыт? Нужно было после обстрела одновременно заходить со двора и соседними подъездами, — вздохнула Катрин.
— Мы поняли. Но тут в обход бежать минут пять дворами, — объяснил Лисицын. — Все равно бы опоздали.
— Вот тут я с бывшим его благородием всецело солидарен, — подтвердил анархист. — Архитектура она и есть архитектура.
— Да что оправдываться. Давайте полезным делом займемся. Шмонать надо. В смысле, обыскивать, — Катрин указала на валяющийся автомат. — Я здесь ничего не трогала. Во избежание недоразумений по части взаимного доверия.
— В технических мелочах у нас расхождений нет, — заверил Дугов, с омерзением разглядывая оружие. — Так, Олег Васильевич?
— Именно так, Федор, — подтвердил штабс-капитан.
— Давайте уж демократично, всех по именам. Не до церемоний, — призвала Катрин. — Обыскиваем. Может нас и ждали, но едва ли все улики прибрали. Что-то должно остаться.
Осталось много и разного. Еще два автомата, десятки магазинов, патронные цинки с затертой маркировкой, гранаты отечественного и иностранного производства. Документы... нет, удостоверений личности и загранпаспортов не имелось, но особой конспирацией проживающие в квартире себя не утруждали — писем, записок, чеков — десятки. Даже многословный писательский дневник имелся.
— Это что, тот самый писатель, что ли? — удивился анархист, разглядывая толстенькую записную книжку, до половины исписанную плотным почерком. — Острых ощущений, что ли искал, чудак? Так шел бы на фронт, барская кость.
— В окопах чистейшего вдохновение хрен найдешь, а Алексей Иванович он аккуратист, — вздохнула Катрин.
В своих заблуждениях насчет господина сочинителя шпионка успела убедиться — достаточно было глянуть в последние страницы дневника. Символически зашифровано, но очень символически. Но хуже было иное — остальных двух членов террористической группы шпионка, очевидно, тоже знала.
— Давай, объясняй, — шепотом потребовала напарница. — Политических деятелей с такими 'погонялами' я не знаю, следовательно, они по другой части. Этот, с мужицкой фамилией, из актеров, что ли? А про вот этого, из поляков, даже не догадываюсь.
— Видимо, оба из инженеров. Из известных. 'Поляк', как ты выражаешься, авиаконструктор.
— Что, действительно известный?
— Не то слово. Великий и немыслимо известный.
— Немыслимо, что люди с приличной технической профессией вдруг хватаются за пулеметы и норовят простому оборотню голову прострелить. Что за эксцентричность?! Я, между прочим, всегда высказывалась за смычку техспецов и революционного пролетариата. Второй инженер тоже из воздушных?
— Мне кажется, он под фальшивой фамилией. Но он под ней и известен. Изобретатель, химик, отчасти геолог, крайне дерзок, честолюбив, нагл до изумления. Если это, конечно, он.
— С такой анкетой и вдруг не он? — товарищ Островитянская упихала уличающие документы в большой конверт, принялась запечатывать. — Да, жаль что мы их не взяли. Но вербовали их на дело выборочно, индивидуально, нет у меня в этом никаких сомнений. Ишь, твой штабс как приуныл — дискредитируют реакционную часть общества господа террористы. Элита, известные люди, и на тебе.
— Боюсь даже загадывать, кто по другую сторону работает, — уныло призналась Катрин.
— Ну, мертвые сраму не имут. А в остальном разберемся. Господа и товарищи, засаду оставлять будем? — повысила голос оборотень.
Засаду решили оставить, хотя смысла в ней теперь было немного. Но раз патрули уже 'в теме', пусть сторожат. Юнкера и солдаты бросили жребий — будущим прапорщикам выпало первыми в тепле сидеть. Толку от такой засады чуть, но все-таки.
Шпионки прошли к телефонному аппарату, Лоуд доложить о следственных достижениях Смольному, Катрин решила побеспокоить генерала.
...— Самих взять не удалось, но оружие захвачено. Да, в основном германское, — деловито излагала товарищ Островетянская, попутно крупно выписывая красным карандашом на валяющейся салфетке 'Вся власть рабочим, крестьянским, солдатским и рыбачьим депутатам!'
Катрин ткнула пальцем в исписанную номерами и именами салфетку. Напарница пожала плечами, дописала 'рыбачим и мелкодворянским депутатам'. Представительница 'мелкодворянства' постучала себя пальцем по лбу.
...— Да, вероятно, завербованы. Нет, жертв у нас нет, ранен случайный прохожий, отправили в больницу. Да... Оставим засаду, вернемся в штаб. Да, протокол и обязательно с совместными подписями... — Лоуд рассеянно посмотрела на лоб подруги, жестом посоветовала поправить волосы.
Катрин рассердилась.
Товарищ Островитянская повесила трубку, дала 'отбой', и поинтересовалась:
— Что за критическое выражение благородного лица?
— Я тебе салфетку показываю. На ней имена и телефонные номера. Надо бы изучить, возможно, польза будет.
— А, в этом смысле, — Лоуд посмотрела на исписанную салфетку, подправила хвостик-завиток у 'депутатам'. — Что ж, займись. Я быстро на квартиру сгоняю: действия против особо изощренных инженеров наталкивают на мысль усилить наше собственное техническое обеспечение.
