Последняя песнь Акелы-3

Полина кивнула и, ожидая продолжения, заинтересованно уставилась на охотника.

— У тебя, — невозмутимо констатировал Алексей, переливая воду из фляги в закопченный латунный чайничек. — Берем этот лунный булыжник и тащим твоему дяде. Ну а по прибытии в Преторию, — траппер вынул из кармана мешочек, реквизированный из кладовки дона Педро и покачал перед глазами, — делим находку поровну.

— Да дяде камень не особенно и нужен, — рассеянно глядя по сторонам, тоскливо протянула Полина. — А вот тебе он позарез необходим.

— Как не нужен, — Пелевин оторопело раззявил рот и непонимающе поскреб трехдневную щетину на щеке. — Мне сказали, что чахотка у него, кровью, мол, харкает...

— Кровью харкал, — Полина подхватила Фею на руки и прижала, рвущуюся к каше кошку к себе. — Он, дурень старый, рыбу ел, косточка в горле застряла и неделю, ты понимаешь — неделю! ходил, кырхал и платки кровью пачкал! — не найдя подходящих эпитетов, девушка закатила глаза и тяжело вздохнула. — Через неделю он врача пригласил — такого же дурня, как сам. Этот...

Вновь запнувшись при подборе подходящих случаю выражений, Полина, забыв про полупридушенную Фею, интенсивно потрясла руками. Кошка возмущенно взвыла и, крутнувшись юлой, вырвалась на волю. Девушка проводила беглянку укоризненным взглядом и продолжила:

— Этот, с позволения сказать, ескулап ошарашил дядюшку чахоточным диагнозом. И гроза морей и окиянов мсье Чернофф еще три дня ходил темнее тучи и готовился к отправке в мир иной, — Полина потянулась к кипящему чайнику, но вовремя одумалась и завертелась в поисках тряпки. — А третьего дня дядюшку приятель навестил — Ник Аллардайс — бывший судовой врач... Не знаю, что он там в морях делал, — девушка недоверчиво шмыгнула носом, — людей лечил или по абордажам скакал, но дядюшке мозги вправил, а заодно и кость вытащил.

— Кость в горле? — Пелевин ошалело помотал головой и вопросительно уставился на Полину. — А как же камень? Он же тебя задолго до сего диагноза выписал?

— Меня он позвал, потому что кроме женщины никто камень достать не мог, — терпеливо пояснила Полина, глядя на Алексея, словно учитель, дцатый раз разъясняющий ученику простейшее задание. — Правда, с чего он это решил, ума не приложу.

Пелевин, вспомнив жуткого вида лезвия и тушку ядовитейшей змеи, оберегавших ухоронку с камнем, нервно икнул и сглотнул слюну.

— Так что, когда вдруг на горизонте забрезжила жуткая болезнь и камень как избавление от оной, — не найдя ничего подходящего, Полину подняла с земли пелевинскую шляпу и теперь мучилась, пытаясь ухватить раскаленную дужку чайника негнущейся полой, — он решил соединить приятное с полезным. Ну а коли, опасений за его жизнь нет, как-нибудь и без камня перебьется. Так что, — девушка протянула Пелевину переливающийся на солнце камень, — бери и не спорь.

— А мне-то он зачем? — Алексей, аккуратно надавив ладонью на пальцы девушки, заставил ее зажать сокровище в кулаке. — Мне он теперь без надобности...

— Но ведь ты же хотел девушку свою, Вареньку, оживить! — возмущенно вскинулась Полина, поедая Пелевина ненавидяще-непонимающим взглядом. — Когда в Преторию меня вел, так чуть не каждую пьянку по свою идею фикс талдычил! А теперь — не надо?!

— Понимаешь, — Алексей поднялся на ноги и, повернувшись к девушке спиной, обессилено оперся плечом на акацию. — Раньше я хотел не то чтобы Вареньку — любовь свою оживить, а с тобой по земле походил и вижу — прав был Влад... один хороший человек, — нет добра в воскрешении мертвого и в одну реку дважды не входят... Я это к чему веду, — Пелевин резко повернулся и прямо взглянул в глаза замершей в ожидании девушки. — Я к тому, — преодолевая внутреннее сопротивление, траппер немного помялся, нервно дернул щекой и выдохнул:

— Ни к чему мне старая любовь. Я тебя люблю.

— Правда?! — расплываясь в счастливой улыбке, Полина ошалело хлопнула глазами. — Побожись, что не врешь!

Глядя, как Пелевин размашисто осенил себя крестным знамением, девушка шагнула к нему на встречу, но вдруг остановилась и недоуменно насупилась:

— И это всё? — буркнула она с изрядной долей разочарования и выжидательно уставилась на траппера.

— Что всё? — удивленно шевельнул бровью Алексей, искренне не понимая, о чем идет речь.

— Ну сказал: "люблю" и всё? — девушка, состроив патетическо-романтическую рожицу, вдохновлено взмахнула руками. — А как же всё остальное?

— А-а-а! — Алексей понимающе кивнул головой, — баллады-серенады, охапки роз и прочий романтизьм? Щаз все устроим, — траппер отломил от акации ветку с распустившимся бутоном и, встав на одно колено, протянул его ошалевшей девушку. — Душа моя, — запнувшись на полуслове, Пелевин закашлялся, отдышался и продолжил протяжным, в его понимании — донельзя лиричным, тоном, — душа моя, свет очей моих, будь же моей любовью и счастьем всей моей жизни...

— Дур-ра-а-ак, — счастливо засмеялась Полина, прижимаясь к груди охотника.— Нет, ну какой же ты...

— Милашка?

— Нет, остолоп. Одно хорошо, хоть дурной, но мой...

Алексей, прижал Полину к себе и вдруг вздрогнул: он вновь ощутил на спине чей-то леденяще-ненавидящий взгляд, точь-в-точь такой, как день назад у выхода из склепа. Осторожно, чтобы не потревожить Полину, траппер осмотрелся по сторонам, но ничего подозрительного не заметил, облегченно перевел дух и вновь улыбнулся любимой.

Дон Педро, заметив, что безмятежный еще минуту назад охотник вдруг начал шарить взглядом по сторонам, отпрянул от ветвей скрывавших его зарослей, осторожно погладил отбитый падением бок и, отпив из фляги глоток бренди, вновь осторожно выставил ствол винтовки из кустов. Подведя мушку под диафрагму Пелевина, проповедник ненадолго задумался и, смещая прицел, уперся безумным взглядом в лопатки Полины. Внезапно только что четкая картинка стала блеклой и размывчатой: проповедник отложил оружие в сторону, насухо вытер лоб и, выбирая жертву, вновь приник к прицелу.

Винтовочный выстрел вспорол воздух, словно бич в руках палача — кожу на спине невольника: сухо, громко, с кровью и болью. Вслед отголоску умирающего выстрела трагичный до безумия вопль: "Не-е-ет!" взлетел в воздух и растворился среди равнодушных облаков.

Пока эхо с глухим рыком билось о стволы деревьев, Пелевин опрокинул ошарашенную Полину на землю и, каждую секунду ожидая тупого удара раскаленного свинца, прикрывая собой, навалился сверху. Однако второго выстрела он не дождался ни через секунду, ни через десять.

Алексей скатился с пищащей Полины, цепко ухватил за ворот куртки и, не давая девушке поднять голову, волоком потащил за ближайшее дерево. Недлинный путь занял две бесконечные минуты, но неизвестный стрелок так и не дал о себе знать. Ломая голову над тем, какую же каверзу удумал невидимка, траппер в два переката добрался до дробовика, немыслимым кульбитом нырнул в колючие заросли, отдышался и принялся неторопливо обшаривать взглядом вершины холмов, кроны деревьев и прочие укромные места. С момента выстрела прошло не менее пяти минут, но, кроме редких птичьи выкриков, никто и ничто так и не рискнул нарушить тишину.

Пелевин уже начал обдумывать, в какую сторону ползти на разведку, как вдруг из зарослей на вершине ближайшего холмика донесся угрожающий рык Бирюша и чье-то неразборчивое ворчание. А парой секунд позже из кустарника неторопливо вышагнул угрюмый дядька лет пятидесяти в походном охотничьем костюме и с маузеровской винтовкой в руках. На первый взгляд — типичнейший охотник или любой иной из многих тысяч ловцов удачи, шляющихся туда-сюда по просторам Африки. Единственным, что выделяло незнакомца из безликой массы разномастных авантюристов, была его шляпа, точнее — черный фетровый котелок с шелковой белой лентой, присущий скорее лондонскому денди, чем провинциальному трапперу. Незнакомец разгладил длиннющие, свисающие до подбородка усы, недовольно повел по сторонам багровым картофелеобразным носом, повесил винтовку на плечо и, глядя прямо на пелевинское укрытие, приглашающее махнул рукой:

— Эй вы, мистер! Как вас там? Я не причиню вам зла! — мужчина поднял руки вверх и покрутил пустыми ладонями в воздухе. — Выходите и помогите убрать вашего зверя от моей добычи! Пожалуйста.

Кинув косой взгляд на прикрывающее Полину дерево, Алексей удовлетворенно хмыкнул и, немного подумав, вышел из кустов. Правда, при этом ствол винчестера покоился на сгибе руки, а палец лежал на спусковом крючке, ну да в подобной глуши такие мелочи вполне вписываются в этикет.

— Не беспокойтесь, мистер, — невысокий, тонкокостный незнакомец, кажущийся вблизи безобидным дедушкой, растянул губы в дружелюбной улыбке, — я не бандит, я дружу с законом. — Прочищая глотку, мужчина откашлялся, степенно разгладил усы и протянул Пелевину ладонь. — Меня зовут Рик Деккард, сэр. Я, понимаете ли, охотник...

— А если быть совсем точным, — Алексей улыбнулся в ответ и крепко пожал протянутую руку, — скиптрейсер?

— О! — не прекращая улыбаться и не выпуская пелевинской руки, Деккард обвел траппера внимательным, моментально похолодевшим взглядом. — Не ожидал что скромное имя скромного служителя закона будет известно в такой глуши... Быть может, вы окажете мне честь, сообщив своё имя, сэ-э-эр?

— Пелевин, мистер Деккард, — Алексей облегченно выдохнул и весело взглянул в глаза баунтихантера. — Моя фамилия — Пелевин. Правда, местные больше Алексом Пелеви кличут.

— Наслышан о вас, юноша, — расцепив рукопожатие, Деккард вынул сигару и зашарил по карманам в поисках спичек. — Это ведь вашу голову мистер Сессил Родс внес в призовой список года этак три назад? Да? — охотник за головами прикурил от длинной спички и выжидательно уставился на траппера.

— Было дело, — недовольно буркнул Пелевин, прикидывая, что в случае чего окажется быстрее: его дробовик или мачете Деккарда, чью рукоять он ненавязчиво ласкал ладонью.

— Не беспокойтесь, юноша, — ехидно фыркнул скиптрейсер, поворачиваясь к Пелевину спиной. — Я не сотрудничаю с администрацией Капской Колонии, — образуя проход, Рик раздвинул кусты в стороны и приглащающе качнул головой. — А даже если бы и сотрудничал, то вас бы не тронул. Я знаю, как там обстояло дело...

Неопределенно покачивая головой, Алексей шагнул через проход на поляну и недоуменно замер: посреди пятачка жухлой травы угрожающе щерясь и капая слюной, грозно возвышался Бирюш. А под лапами пса, с перекошенной от ужаса рожей, боязливо елозил старый, сто чертей ему в печенку, знакомец — дон Педро.

— Извольте видеть, юноша, — Деккард бесшумно вынырнув из зарослей, небрежно ткнул пальцем в португальца. — Я честь по чести шел по следам этого дорогостоящего проходимца, — скиптрейсер протянул Пелевину афишу о розыске, и смакующе причмокнул губами, — и готов был его взять, как тут из кустов вылетает ваш зверь и валит мерзавца навзничь. Тот со страху палит и орет, орет, понимаешь, и палит... мда... — Деккард укоризненно шевельнул усами, — правду говоря, я тоже чуть не выпалил, — ловец человеков с уважительной опаской покосился на Бирюша и уточнил. — В зверя чуть не выпалил. Слава Богу, успел приметить, что на нем ошейник... Стало быть, не дикая тварь из дикого леса, а чья-то собственность. А зачем мне проблемы с хозяином? Вот и не выпалил, — Деккард хитро покосился на гладящего пса Пелевина и ехидно хмыкнул. — А там и вас приметил, благо, вы не шибко-то и прятались...

Алексей рывком поднял дона Педро на ноги, пинком препроводил его Деккарду и, скорчив простецкую физиономию, развел руки в деланном покаянии.

— У вас тут дела еще есть? — Деккард ударом под колено поставил проповедника на колени и вопросительно взглянул на Пелевина. — Нет? И слава Богу. Ведите сюда свою спутницу, а я пока поганца понадежней спеленаю.

Вернувшись вместе с Полиной и Феей на вершину холма, Алексей вынужден был признать, что старый скиптрейсер привык держать слово: не уповая на наручные кандалы, Деккард, словно паук муху, обмотал дона Педро тонким, но крепким шпагатом, и, дожидаясь случайных попутчиков, уселся на жертву сверху.

Увидев, кто служит Деккарду креслом, Полина удивленно охнула, машинально сунула Фею за пазуху и, обалдевшим тоном выдала руладу из репертуара посетителей бабушкиной таверны. Выпалив ругательства единым духом, Полина состроила смущенную рожицу, присела перед новым знакомцем в шутливом книксене и с покаянным вздохом развела руками. Фея, осторожно высунув мордочку из выреза куртки, солидарно мявкнула в трогательной тональности.

— Простите за назойливость, мсье, — Полина, глядя, как Деккард водружает дона Педро на ноги, осторожно потянула скиптрейсера за рукав. — А вы собираетесь это создание, — девушка брезгливо ткнула в проповедника пальцем, — гнать до Претории пешком? А если оно упадет? Нам нужно будет нести его на руках?

— Ну что вы, мисс, как можно? — баунтихантер прикусил ус и укоризненно покачал головой. — На лошадках поедем. И мы, и это...— Деккард ощерил в улыбке правый край рта и довольно ржанул, — создание. Понимаете, мисс, там, — Рик неопределенно махнул рукой за гряду холмов, — сеньора Авентуриеро еще пятеро молодчиков дожидались. Все как на подбор стволами-клинками увешались, словно не в буш на прогулку выехали, а провинцию-другую завоевать собирались.

— Дожидались? — Пелевин кинул косой взгляд на Деккарда и уважительно качнул головой. — И обо всей шайке-лейке в прошедшем времени... Стал быть они уже в высях горних пребывают?

— Или на адских сковородках пекутся, — скиптрейсер накинул дону Педро на шею удавку с длинным концом и уверенно пошагал вперед. — Рожи — сплошь каторжные, — Деккард остановился и выразительно щелкнул рукоятью ножа об устье ножен. — Вот и пришлось их того, покрошить слегка.

— Как покрошить? — Полина, спотыкнувшись, врезалась в спину Пелевина и осторожно выглянула из-за его плеча. — Всех пятерых — ножом?!

— Ну да, — Деккард равнодушно пожал плечами и двинулся дальше. — Из тех рож в розыскном листе ни одна не значилась, а значит — ни сантима не стоила. А тратить честную пулю невесть на кого... — Рик отрицательно помотал головой, — не-е-ет, и не уговаривайте, мисс. Пули — они денег стоят, а деньги стоят крови...

— Сударь! — задохнувшись от возмущения, Полина смолкла на пару секунд, отдышалась и гневно всплеснула руками. — Пусть они разбойники, но так ведь нельзя! Я хочу сказать вам, мсье, — девушка впилась разгневанным взглядом в безучастное лицо остановившегося Деккарда, — вы мясник, сударь!

— Увы, мадемуазель, увы, — Деккард грустно улыбнулся девушке и отрешенно качнул головой. — Я просто художник, вот только свои полотна привык расписывать красным.

До распадка, поименованного Деккардом "там", оказалось весьма не близко и посему, услышав, как буквально за соседним кустом возмущенно всхрапывают лошади, Полина обрадовано захлопала в ладоши. Однако стоило ей перебраться через кусты, как радость, вытаращив глаза и разинув рот от ужаса, моментально скрылась в неизвестном направлении. Оставаться на поляне она явно не желала. Полина, жалея, что лишена подобной мобильности, моментально спряталась за Лешкиной спиной и шумно перевела дух. Поляна могла служить прекрасной иллюстрацией для романа Стокера: из живых на маленьком, пять на семь ярдов, кружке травы среди деревьев, оставались только шесть лошадей и мухи. Прежние владельцы конников, обзаведясь, кто "улыбкой" от уха до уха через все горло, кто — непредусмотренными природой отверстия, сломанными куклами валялись то там, то тут. Кровь, густо залившая пожухлую траву, уже засохла и казалась огромным тёмным пятном, весьма и весьма смахивающим на черное солнце. Каждого из покойников густо облепили сонмища жирных мух, и оттого временами казалось, что мертвецы шевелятся. По крайней мере, Полине — точно.