Он вопросительно взглянул на меня, и тут-то я рассмеялась, уронила его на кровать и уселась рядом. Тюхтяев корсетов не носил, что сделало дальнейшее проще и интереснее. Жилет с восьмью пуговицами, галстук и сорочка, в которую можно одеть трех графинь, скрывали все тот же серебряный крестик на простом шнурке и свежие кровоподтеки от подвала. Я нечаянно коснулась все еще багрового шрама, но мужчина даже не поморщился.

— Ангел мой. — это он зря, конечно, так оптимистичен. И с трогательной нежностью обнял, чтобы почувствовала биение его сердца даже сквозь все слои белья. Чуть улыбнулась, прижавшись еще ближе, настолько это было возможно. Ну очень-очень близко.

Есть все же смысл в этом странном местном нижнем белье. Определенно. Хотя без корсета было бы удобнее. Если чуть съехать вниз и обвить ноги вокруг его бедер, то можно стать единым целым с этим удивительным человеком. И когда это происходит, мы открываем друг друга с совершенно новой стороны. Очень, кстати, неожиданные, открытия можно совершить в самых привычных людях. И воодушевляющие. Причем сейчас, если судить по радостному изумлению на его лице, да, вот именно сейчас и именно так, уже я его приятно удивляю.

И хотя постельные навыки, накопленные в двадцать первом веке, стоило пока придержать при себе, время мы провели замечательно. Он оказался неплохим, пусть и не особо изобретательным любовником, а еще обладал восхитительным свойством начисто отключаться сразу после. Как в анекдоте. Мне как раз стоит собраться с мыслями, а разговоры и ласки сейчас точно помешают сосредоточиться.

Этот брак навсегда — вряд ли он сам когда захочет развода, да и я тоже теперь более заинтересована в этом замужестве, чем несколько месяцев назад. Расчет, конечно, в чистом виде. Мне будет удобнее с ним, чем одной. Пусть материально я обеспечена, но этот брак даст мне дополнительные социальные гарантии, а его способности и сфера деятельности защитят от возможных проблем.

Навсегда. Я еще раз посмотрела на доверчиво улыбающегося во сне статского советника. Только сейчас стало понятно, насколько детское у него выражение лица, когда не нужно искать врагов и решать планетарные проблемы. Лет пятнадцать точно я смогу на него любоваться. Бороду тронет седина, морщинок станет еще больше, но он не перестанет шутить и заботиться обо мне. Такое навсегда меня очень даже устроит.

Я приподнялась на постели и взглянула в окно. Дело шло к сумеркам и кому-то явно пора домой. Мужчина рядом со мной мирно спал, ну или очень хорошо притворялся. Я бесшумно собралась — вряд ли уж совсем аккуратно, но как смогла — и погладила его плечо. От прикосновения он вздрогнул, и хорошо хоть за пистолетом не потянулся. Рассеянный со сна, наблюдал, как я пытаюсь хоть слегка спасти прическу.

— Мне пора. — шепнула я.

Человек наиболее честен в момент пробуждения, так что огорчение, мелькнувшее в глазах, было подлинным. Да и прочие эмоции, которыми я вдоволь налюбовалась из-под опущенных ресниц. Смущение, опасение, робость, даже обреченность какая-то. Странно, мне казалось, что сам процесс ему нравился. Он быстро оделся и поймал извозчика. Мы ехали в напряженном молчании и лишь у дверей дома я обронила "Да".

Он, все еще погруженный в себя, поднял глаза от ботинок, которые доселе изучал с поистине криминалистическим упорством.

— Вы согласны?

Я кивнула.

— Только поселимся здесь. — чмокнула его в щеку и исчезла в доме.

18.

На этот раз помолвка не требовала скороспелой свадьбы и я углубилась в счастливое ожидание. Графиня Ольга погоревала чуток над моим выбором, но тут же отдалась делу организации грядущего торжества. Свадьбу запланировали на 12 января — очень хотелось зимнего праздника, чтобы снега было побольше и вообще красиво. Тюхтяев соглашался со всем, хотя чем дальше, тем чаще огорчался, что до венчания еще так далеко. Мне порой приходила мысль, что сейчас он куда как более трепетно ко мне относится, чем раньше. Хотя, казалось бы, почему?

В Российской Империи не принято добрачное проживание, но помолвленным вдовам определенно доступно больше, чем остальным, так что порой мы с упоением целовались в самых разных местах, хотя по неясным мне соображениям до спальни дело не доходило. Поцелуи бывали очень долгими, настолько, что руки сами оказывались в разных местах. Мне доставляло немыслимое удовольствие провоцировать советника на потерю самообладания, а он всерьез конфузился этого.

Мы виделись практически ежедневно — введя в ритуал совместные обеды, ради которых он буквально в мыле срывался с работы. Иногда не получалось, и тогда я получала ласковые записки на служебной бумаге с посыльным. Почти незаметно приучила его делиться событиями дня, обсуждая как сложно-политические, так и уголовные вопросы. Поначалу он ссылался на служебную тайну, но потом перешел к анонимности, и мне оставалось только соотносить интриги и газетные публикации.

В целом, наше общение позволяло привыкнуть друг к другу чуть больше. Я с самого начала не ставила своей задачей Большую Любовь, но привязанность начала появляться сама собой. И вот уже ловлю себя на мысли, что радуюсь визитам, запоминаю какие-то моменты, которыми хочу поделиться именно с ним, и практически перестаю ощущать чуждость местных реалий.

Первые дни этих внезапных отношений я почти и не вспоминала Фохта, пока однажды совершенно случайно — или же по его умыслу — не столкнулась с ним на улице. Суров, отстранен и недружелюбен. А что, собственно, ждать-то?

— Вас можно поздравить, Ваше Сиятельство? — холодно осведомился он.

— Можно. — я вздернула подбородок повыше и почти непринужденно поправила шляпку рукой, украшенной кольцом.

— Прекрасный выбор. — сквозь зубы процедил мой собеседник.

— Да, счастье — встретить человека, которому служба, а вы же, по-моему, коллеги, не мешает любить. — не удержалась я от парфянской стрелы и гордо проследовала к обувному магазину.

И сколько шла, в отражении витрин видела, как он буравит мне спину своими серыми глазами. Да, все могло бы быть иначе. Но этот выбор сделал он сам за нас обоих.

Тем же вечером поймала себя на демонстративной близости к избраннику в графской ложе. Зацепил меня Фохт все-таки. Мы двумя парами пошли посмотреть на премьеру авангардной пьесы талантливого русского драматурга в Александринском театре. Вообще было необычайно весело: для меня премьера — заезженный сюжет о терзаниях в околотеатральных кругах, а вот Ольга не на шутку увлеклась драмой. И хотя актеры сыграли абсолютно бездарно, судя по реакции публики, мне выход в люди понравился: можно было наконец примерить декольтированное платье, а впереди — четыре действия, три антракта, буфет с шампанским, и пусть женщин в ложах сажали вперед, а мужчин — позади, близость родного человечка радовала. Особенно когда этот родной человек так взволнован моим внешним видом: после первого уроненного платочка, за которым я чуть-чуть вполоборота наклонилась, продемонстрировав куда больше, чем у него в гостях, Тюхтяев отвлекся от сцены и следил лишь за моими надобностями — а я так неловка сегодня...

Только с этим мужчиной я почувствовала вкус к мелким хулиганствам и кокетству. Меняюсь все же, и это увлекает. Я не стала полностью местной барышней, до их восторженности и утонченности мне не добраться и к пенсии, естественность манер тоже приобрести не удалось, но вот эти игры с мужчинами — это нечто. В век, когда нет ни откровенных сайтов, ни пляжей, ни легальных порножурналов любой лишний сантиметр кожи вызывает ажиотаж. И пусть я флиртовала лишь с собственным женихом, пялились на меня разные люди.

В антракте мы прогуливались по вестибюлю, и можно опираться на его локоть, раскланиваться со знакомыми, щебетать, улыбаться, игнорировать намеки на то, что прохладно и надо бы накинуть... хоть что-нибудь, строить глазки поверх веера. В общем, искрила я в этот вечер, не могла остановиться.

Граф притворно сокрушался, Ольга шипела, что о помолвке необходимо объявлять срочно. Остатки моей репутации спаслись только благодаря оглушительному провалу пьесы. Казалось, что добить Константина была готова добрая половина зрителей. Я бы вообще всей компании дуста в чайник подсыпала.

Разъезжались вечером мы в разных экипажах и тяжелый взгляд жениха вкупе с неразговорчивостью наводил на мысли... Так и вышло — ехали мы отнюдь не в Климов переулок и оказались в итоге у какой-то полузаброшенной дачи на окраине Каменного острова. Причем я даже насчет адреса не уверена — просто последним проезжали Каменноостровский мост. Вроде бы.

— Вам понравился спектакль? — как бы разрядить обстановку-то.

— Не могу сказать, что уделил ему достаточное внимание. — это он даже с осуждением заметил, как я понимаю. И несложно догадаться кто отвлек его от театрального шедевра.

— А какие прекрасные напитки подавали в буфете! — хорошо, что не очень много.

— Ммм. — вроде как утвердительно, но взгляд явно не сфокусирован на мне, а изучает какую-то точку в бесконечности.

Но вот экипаж остановился, мой спутник вышел, обошел повозку по кругу, помог мне выйти и расплатился с извозчиком. Без излишних комментариев.

Провожая глазами удаляющийся экипаж, я начала догадываться, что границы статского терпения сегодня преодолела, даже не заметив. И возмездие за это не заставит себя долго ждать. Сердечко екнуло, и как-то некстати всплыли в памяти рассказы Сутягина о тайных казематах. Но это же не про нас, верно? Не запрут же меня в воспитательных целях где-нибудь до свадьбы? Я покосилась на непроницаемое лицо спутника, пересчитала морщины на лбу (с помощью детской считалочки выходило, что к сердцу прижмет, остальные черточки я списала на плохое освещение), приняла горделивую позу, оперлась на его локоть и пошла во тьму.

Помещение протапливали явно наспех, так что воздух еще не прогрелся, зато на столике в прихожей стояла корзина с едой и парой бутылок вина. Выпить сейчас самое время, глядишь и он подобрее будет.

— Ксения Александровна, — глухо произнес мой спутник, помогая расстегнуть тальму. — я, как Вы успели заметить, уже не столь молод, чтобы терпеть подобные выходки.

— А мне кажется, Вы вполне молоды, раз способны на такие романтические жесты. — парировала я. Мы не сможем поссориться, если я сама не испорчу все.

Оборачиваюсь и натыкаюсь на взгляд смертельно раненой собаки. Я еще даже не начинала нервы мотать, а он уже почти сломался. Провожу ладонью по лбу, пытаясь сгладить морщинки, немного взъерошиваю волосы, а он то ли сердится, то ли печалится. Но я же флиртую только с ним, значит ревновать не стоит.

— Вы не ужинали сегодня. И вряд ли обедали, раз ко мне не успели заехать. — надо же хоть иногда заботиться о женихе, если хочешь, чтобы он дотянул до свадьбы.

Скорее всего, его голод сейчас имеет несколько иную природу, но я присмотрела в корзинке виноград, а им можно кормить друг друга, что несколько утихомиривает его праведное возмущение.

— Я хотел привести Вас сюда на наш медовый месяц. Здесь очень красиво. — Он огляделся на побитые временем интерьеры. — Днем.

В мрачной гостиной пахнет пылью, диванчик, на котором мы пристроились, возможно еще Екатерину Алексеевну принимал во время ее романтических увлечений, но это такие мелочи. До января тут можно сотворить маленький Версаль, но и сейчас меня все устраивает: он, я, пустой дом.

Взяла его ладони в свои.

— Спасибо. Мне очень нравится. — Прижала их к своим щекам и искренне улыбнулась.

Святой человек, растаял от легкой ласки, перестал хмуриться и пошел показывать мне дом. С одним подсвечником это оказалось очень таинственным приключением, а в спальне свеча погасла. Сама собой, конечно.

— Ой. — ну, сожалеть я не буду.

В глухих сумерках непросто с первой попытки найти его губы, но я же так удачлива! Особенно когда сначала всей спиной вжимаюсь в его тело, повторяя каждый изгиб. И начало не столь робкое, как в его доме, наоборот, за вечер он завелся так, что удивительно, как мы сюда-то добрались. Даже будь я деревом — задымилась бы. Одежда летит прочь, как и покрывало с кровати, и мы погружаемся друг в друга так, словно стали единой плотью, словно это единственная в жизни ночь. На этот раз корсет был из таких, что расстегиваются от одного желания, так что до рассвета помех у нас не возникло.

— Любимая моя девочка. — произнес он тихо, обнимая меня поутру, пока был уверен, что я сплю. Зарылся в рассыпанные по подушке волосы, вдыхая их запах.

Проснулись мы оба от стука извозчика, с которым договорился мой предусмотрительный жених. Да, тому пришлось подождать сначала пока меня разбудят, потом пока помогут одеться, потом пока снова оденут, потом мне приспичило поклевать фруктов, и смеющийся Тюхтяев прихватил эту корзинку с собой, чтобы изучить ее содержимое по пути, а по утру так приятно целоваться...

Кто-то безнадежно опоздал на службу, но вряд ли сожалел об этом, да и я отчего-то тоже сияла — словно сама была влюблена во взбалмошную молодую женщину, которая неожиданно согласилась на предложение.

— Не знаю, смогу ли сегодня вырваться на обед. — тихо произнес он на пороге дома в Климовом переулке.

— Я все равно буду ждать только Вас.

Соврала — дома обнаружилось письмецо от Зданкевича о том, что презентация минералогической карты состоится уже в среду, через две недели, поэтому пришлось приглашать для совета графиню Ольгу, которая все еще дулась из-за вчерашнего. Так они и встретились — слегка смущенный Тюхтяев и повышенного благочестия графиня Татищева. Мы переглядывались, обменивались нежными улыбками и чуть дольше положенного задерживали передаваемые приборы и блюда, а Ольга цербером наблюдала. Поздний обед не очень задался, так что Михаил Борисович вскорости отбыл.

— Ксения, нельзя же так демонстрировать свои чувства. — продолжала она выговаривать мне за чаем.

Я смущалась, что, мол, ничего не могу с собой поделать. И с ним тоже — ничего не могу поделать. И вообще, ухаживания принимаю по указке Николая Владимировича. Удивительно, конечно, сколько энтузиазма у меня по этому поводу, но только его волей и попечением, да.

— Не понимаю, как Тюхтяев может вызывать какие-то романтические чувства. Он же скучный. — ворчала родственница, но обладая весьма отходчивым нравом, особенно после ирландского чая, прощала мне неблаговидное поведение.

Я вспоминала часы, проведенные со скучным мужчиной и не могла согласиться. Еще как он может вызвать романтические чувства! Уж во всяком случае уважение и привязанность мои точно завоевал.

— Ксения, Вас пригласили на особый прием? — вернулась графиня к основной теме нашей встречи.

— Да, Ольга, еще летом Михаил Борисович познакомил меня с Карлом Ивановичем Зданкевичем, а потом уже с другими горными инженерами. Я поспособствовала созданию подарка Его Величеству от их общества. Господа спроектировали и сделали уже карту Империи из того, что на каждой территории залегает. Очень интересный, проект, Вы правы. И вот теперь, как главного попечителя, меня приглашают на церемонию вручения.

Ольга впала в экстаз от перспектив и даже намекнула, что может пока отложить помолвку-то? Я сделала вид, что намеков чужда, простодушна и влюблена.