— Коль, ну что? Подойдет нам этот гараж? Ничего лучшего поблизости я не нашел. Мне еще что понравилось. Мишка предлагает помощь свою. Он же токарь хороший, так вот он говорит, что любую деталь выточит для машины. Главное, чтобы кто-то старую деталь подготовил, чтобы было с чего копировать. Представляешь? Значит, нам не надо будет в депо нырять, деньги тратить. Нет, ему тоже придется за работу что-то отслюнивать, но я думаю, что гораздо меньше. Я, еще как следует, в машине не ковырялся, и не знаю, что конкретно менять придется, может нам токарь и не понадобится, но все равно хорошо, что уже имеется такой специалист.

Слушая отца, я радовался за него. Человек просто расцвел, он полон энергии, готов горы свернуть. И это тот же человек, о котором я по той жизни только и знал, что он работает водителем, а потом охранником после девяностых. И все! Тихий, спокойный, в меру пьющий, никогда не сказавший матери слова поперек. А сейчас? Его не узнать просто. Не знаю, я его сдвинул с места, не я, да это и не важно. Важно, что у него появилось желание жить, что-то делать, что-то пытаться изменить в себе. Это главное, это значит, что невольно я выполняю свой план. Я уже можно сказать изменил отца, брата, себя, в конце концов. И это здорово! Не известно, что будет дальше, но что-то изменится, это уже мне видно наглядно, и не только по отцу.

Отец продолжал обсуждать свои проблемы, и мне подумалось, что они стали не только его проблемами, они стали нашими. Его и моими, и они мне интересны.

— Пап, ты хоть покажи те запчасти что прикупил, интересно же.

— Точно! Давай смотреть.

Он вытащил большой мешок из кузова машины и, постелив на землю фанеру, стал аккуратно вытаскивать и раскладывать запчасти. Одновременно не прекращая рассказывать, перескакивая с гаража Миши, на самого хозяина, тут же вспоминая, как он искал эти запчасти по объявлению, и тут же начиная объяснять, какая из запчастей для чего нужна. Мне не было нужды задавать наводящие вопросы, он сам с огромным удовольствием все рассказывал и показывал.

Оказывается, к концу войны у нас в стране целых два завода производили сборку Виллисов, потом как я понял, из двух сделали один, засекретили его, так как он стал только для армии работать. Но вскоре и там перешли на другие машины. А вот запчасти оставались, и их по воинским частям много валялось на складских стеллажах, пока им ноги не приделали, и не стали продавать всем, кому только было нужно. Сейчас же эти запчасти можно только на армейских складах и надыбать, так как только там и встретишь эти Виллисы. Тот мужик, что продавал эти запчасти, был когда-то кладовщиком на таком вот складе, ну и естественно кое-что натаскал домой. Ну не может наш человек без того чтобы не поделиться с государством.

— У него есть даже прицеп к козлику, я имею в виду Газ-69, — продолжал рассказывать отец — предлагал его мне, но я сказал, что подумаю. Еще неизвестно что и как с машиной. Вот смотри, что он мне дал...

Отец показал мне карбюратор, я сразу почему-то так и подумал. Как-никак, но в училище нам права не просто так давали, кое-что мы там изучали и даже матчасть сдавали по Газ-69, кое-что в памяти по подобной машине у меня еще оставалось. Я стал перебирать другие запчасти, при этом смотрел на отца, а тот говорил название. Я увидел тут бензонасос, подфарники на облицовку радиатора, стекла на фары, отбойники на подвеску, крестовины и шарниры на рулевой вал и кардан, даже гайки, как сказал отец М-6, отметив, что они являются дефицитом. Еще какие-то резинки, шайбы, прокладки на двигатель, ремень на генератор. Он с сожалением констатировал, что у мужика есть и рессоры и две резины на колеса, но он их слишком зарядил в цене и отец не стал в этот раз брать.

— Вот глушителя у него нет, а этот вот, родной который, полностью проржавел, его уже не восстановить, придется поискать подходящий, а рессоры переберем и если есть сломанные, то придется докупать у этого старика по его цене, хоть и дорого запросил. А куда денешься? Надо.

Мы вместе с отцом еще долго разглядывали все, что ему удалось приобрести. Он все время старался увести разговор о стоимости всего этого добра в сторону, видно, что как металлом ему все это не отдали, цену называли вполне реальную, но не такую как ему хотелось.

— Ты матери не говори — наконец решился он объяснить, что там с деньгами у него вышло. — Я, если честно, не ожидал, что продавец так упрется. Вредный старик, ведь знает, что к нему вряд ли кто еще придет покупать его хлам, а все равно цену загнул..., ту еще. Но я тоже могу уговаривать, да и знаю я, что каждая деталь из себя представляет. Так что решили, в конце концов, этот вопрос. Я отдал ему тысячу четыреста рублей.

— Ну не так уж и дорого, я думал тысяч пять. — Решив поддержать отца, я добавил.— Деньги у нас есть пока. Поэтому думаю надо забрать и остальное все, что есть по этой машине, и даже прицеп. Он-то нам точно пригодится.

— Так что, мне прямо сейчас к нему идти? — Обрадовался отец.

— Нет, ты выжди с недельку, а потом сходи и сбрось цену больше чем наполовину, он, конечно, будет торговаться с тобой, но уже не станет поднимать цену. Ты все время ему говори, что только потому, что фронтовик хочет поддержать фронтовика и покупаю, мол, его никому не нужный хлам. Понял?

Провозились мы долго, остановились только тогда когда за мной зашел Сашка и напомнил насчет похода в кинотеатр.

Глава 19.

Вся следующая неделя прошла под страхом, что вот-вот сейчас заявятся к нам цыгане и предъявят претензии по поводу девчонки. И я, и отец, занимались поиском табора цыган, но никто из нас так и не вышел на их след. Лиза тоже не знала, вернее она нам пока ничего не могла сказать про все это ничего конкретного. Языка она не знала русского, как и мы цыганского. А мне порой казалось, что она преднамеренно не хочет рассказывать про своих родных, да и если честно, то мы никто особо и не настаивали на том, чтобы она вспомнила, где находятся ее родные в настоящий момент. А может и в самом деле не знала. Найти человека, хорошо знающего цыганский язык, мы тоже не смогли. К участковому пока, единогласно решили, не обращаться, и уж тем более сообщать что-то в райотдел милиции. Узнать, что стало с теми цыганами, которых задержали в воскресение, оказалось невозможно, все менты молчали, чуть ли не военная тайна вырисовывалась у них по этому делу. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. А мне почему-то подумалось что "внутренние органы", как всегда немного перестарались и, боясь разоблачения в избиении граждан СССР, каким-то образом избавились от цыган. Я не помню как сейчас с этими "гастарбайтерами" поступают, но в моей прошлой жизни практиковалась высылка по месту жительства. Так что нисколько не удивился когда узнал, что их и в КПЗ нет, это я узнал точно, как и то, что нам посоветовали не лезть не в свое дело. Все мои друзья активно подключились к решению этой проблемы, я их всех предупредил, что рассказывать им про нашу семейную самодеятельность своим родным пока не стоит. Надо просто попытаться найти, или табор цыганский, или тех цыган, что участвовали возле ЦУМа в драке. Подумав как следует, я пришел к выводу, что на время необходимо девчонку изолировать, ведь могут пришить нам и киднеппинг, хотя такое понятие здесь еще и не ходило в обращении, но как не назови все равно остается похищение человека, а тут еще и ребенка.

Мы никому не сказали про Лизу, власти в лице того же участкового не проинформировали, выходит что против закона пошли. Попробуй, докажи потом, что мы хотели как лучше. Детский лепет и только. Мне это очень не нравилось, и я, вместе с друзьями, продолжал поиски родных девочки. И к концу недели вышел на тетю Лизы. Вернее это моя мама узнала про нее и молчала в надежде, что так все и останется, и девочка уже поневоле будет вынуждена оставаться с ней. Не знаю уж, что на неё нашло, но подозреваю, что не без участия самой Лизы, которая от мамы не отходила ни на шаг, стоило той только вернуться с работы она тут как тут. Болтает не переставая, обнимает, целует, в глаза мамы своими синими озерами заглядывает. Разве тут устоишь. Вот она и не говорила никому из нас, что знает про ее родных, а знает по простой причине. После драки возле ЦУМа тетю Лизы доставили на скорой помощи из участка в больницу. Естественно, мама сразу не могла узнать про это. Привезли кого-то ну и привезли, таких много привозят, но когда ту стали готовить к операции по удалению разбитой селезенки, в результате нанесения тяжелой травмы, она невольно узнала, кого предстоит оперировать с ее участием, как хирургической медсестры. Положение больной цыганки было очень критическим, ей отбили не только селезенку, но еще сломали руку и нанесли другие раны на лице. Как и положено, по закону, из больницы в милицию поступил сигнал о поступлении избитой женщины, даже не смотря на то, что сами менты и привезли ее на скорой помощи, но те пока не появлялись, лишь поинтересовались ее состоянием.

Вот все это нам и рассказала мама к концу недели. Сказала, что операция вроде как была успешной, но к ней пока не пускают никого, да и не было таких желающих. Это мы искали цыган, но ее конкретно, никто не искал. Даже мама на первых порах не связывала ее с Лизонькой.

— Мама, как только ей станет легче, и она будет в состоянии разговаривать, сразу скажи нам. — Мне было немного не по себе от такой новости. — Ты пойми, что дело это очень серьезное. Если она заявит при беседе со следователем что потеряла девочку, свою родственницу, то тем ничего не останется делать, как принять меры к розыску и тогда нам припишут похищение девочки. Ведь мы нигде, никому не сообщили о находке. Поэтому я думаю нам надо поступить следующим образом. Ты как медсестра не отходи от нее, поухаживай, по мере возможности, попытайся поговорить с ней, может что-то и узнаешь. А может, она станет тебя просить о помощи в поисках девочки. Короче тебе надо стать подругой этой цыганки.

— Ну, ты, Коль скажешь тоже, когда это было, чтобы цыгане с русскими дружили, да они ни с кем не дружат, народ такой. Сами по себе, никто им не нужен. Я помню, раньше, когда указ вышел о том чтобы цыгане вели оседлый образ жизни, у нас в городе тоже несколько семей осели, дом себе построили большой. И что ты думаешь, они где-то стали работать? Нет, конечно, они так и продолжали заниматься тем, чем и раньше занимались. Да еще и водку самопальную продавать стали, гадалки постоянно на базаре приставали, детишки маленькие побираться по дворам пошли. Узнают все, что надо, а потом смотришь и обворуют дом. Вот люди наши и не выдержали такого, окружили дом, никого из цыган не стали выпускать кроме детей, и подожгли. Когда милиция прибыла и разогнала толпу, то половина цыган задохнулись в дыму. С тех пор цыгане почти не приезжают сюда, иногда появляются, но после того как им расскажут про этот случай то сразу убираются подальше. Поэтому появление в городе этой вот группы было странным, и они так и так были обречены. Ведь нескольких наших мужиков тогда в лагеря посадили за бандитизм. Поэтому цыган здесь не любят, а если еще в нехороших делах их уличат то..., даже не знаю, что тогда с ними будет. Это хорошо, что милиция в этот раз сразу подоспела к месту драки, а так бы ввязались другие мужики, и мало бы этим цыганам не показалось.

Через четыре дня мама, придя домой, сразу же позвала нас с отцом из гаража. Я вместе с мальчишками по вечерам участвовал в переоборудовании помещения под мастерскую. Отец там пропадал уже несколько дней. Вовка прибежав за нами, сообщил, что мама зовет нас срочно, и что она очень расстроена.

— Ну что я вам хочу сказать, — сразу же, как только мы вошли в дом, мать, усадив нас за стол, стала рассказывать: — дело с Лизой очень непростое. Я бы сказала, что опасное для всей нашей семьи.

— Да в чем дело, ты Маруся не тяни, говори что узнала — поторопил маму отец.

— В чем, в чем? В этом самом. Поговорила я с родственницей нашей Лизоньки.

— И что? Что она тебе рассказала еще?

-Значит так. Все это время я была рядом с больной, как ты, Коль и говорил. Я же вначале и не знала кто она. После операции только узнала, и сразу вам рассказала. Операция прошла вроде как успешно, не сказать, что она сейчас совсем в порядке, но думаю, что через недельку уже станет ясно, поправится или нет. Так вот я понемногу с ней разговаривала, спрашивала, кто это ее так избил, ну и другие вопросы задавала. Она понемногу стала отзываться на мою заботу, но как только касалось вопроса о том кто ее родные и почему никто из них не приходит к ней она сразу же начинает плакать. Я естественно ее успокаиваю. Сегодня, когда она уже вставать пыталась я в разговоре стала ее утешать, и рассказала ей, что девочку приютили на время мы. Она и обрадовалась и в тоже время испугалась. Короче долго я пыталась узнать, что и как там с ними было. Она поверила мне, особенно после того, как я описала Лизу, и стала меня уговаривать подержать девочку у себя и никому ничего не рассказывать про нее пока она не выйдет из больницы. Я настояла, чтобы она мне рассказала, почему так. Ира, так она себя назвала, хотя цыганское имя у нее другое, мне доверилась и рассказала следующее:

— Девочка родилась у моего брата. Он, втайне от своего рода, встречался с девушкой, русской. Мы тогда стояли табором у города Брянск, вот там они и встретились. Любовь застигла обоих настолько неожиданно и сильно, что они решились убежать от родных, так как не надеялись, что их поймут. И Таню, так звали маму Лизы, и Ило, моего брата, никто из родных не воспринимали всерьез, все были против их встреч, а уж о браке даже и не думал никто. Родители Тани могли, в конце концов, и согласиться, русские же, а они, как и другие русские, добрый и отходчивый народ, тем более тут замешана родная дочка. Но вот мои сородичи были категорически против подобной женитьбы. Барон же насмехаясь над моим братом, предложил дать ему право первой ночи. Даже когда брат сказал, что девушка беременная и уже давно не девушка, тот все равно настаивал на том, чтобы она переспала с хозяином табора. Дело дошло до драки, брата зарезали, и девушка осталась одна. Я тоже осталась одна, кроме брата у меня никого не было. Я решила остаться рядом с Таней, чтобы хоть как-то ей помочь, уговорила еще одну семью, и мы купили небольшой дом на окраине города и стали жить в нем. Когда родители девушки узнали что она беременная, то стали заставлять ее сделать аборт. Таня не согласилась и ушла из дома к нам. Родилась девочка, назвали ее Лиза, на отца она не похожа, вылитая мать. Три года было все нормально, но появившийся опять возле города мой табор, спутал все наши надежды. Барону втемяшилось в голову уничтожить весь наш род, особенно когда узнал, что от моего брата есть дочь. Спасла нас мама Лизы, Таня, которая стала первой жертвой от рук негодяя, она была на улице когда увидела цыган, которые целенаправленно направлялись к нашему домику. Лиза смотрела в окно, она всегда около окна ожидала мать с работы, и, хотя уже было темно, но она видела, как ее маму зарезали ножом, естественно от испуга закричала, потом выскочил муж Зары, это та семья с кем мы жили и, вступившись за Таню, был тоже зарезан. Мы же закрылись на запор, и я заставила Зару и ее двух сыновей спуститься в подпол. Я с Лизой тоже туда поспешила. Боясь, что на помощь нам вскоре подоспеет милиция, цыгане заторопились и, подперев бревном двери, закрыв ставни на окнах, подожгли дом. Мы бы, наверное, задохнулись там от дыма, прежде чем сгореть, но бог миловал. Приехали пожарники, и мы в результате остались живы, правда, чуть не захлебнулись от воды, которой пожарники обильно поливали горевший дом. Барон вскоре узнал, что те, кого он хотел уничтожить остались живы, и решил довести дело до конца. Нам грозила смерть и мы все в поисках убежища стали переезжать с одного города в другой, но везде вскоре нас находили, и нам вновь приходилось убегать. А тут еще открылись способности у Лизы, она могла уговорить любого, делать то, что хочет она, неосознанно могла внушить человеку то, что хотела от него получить. Не всякий взрослый цыган такое сможет. Не знаю как, но в таборе узнали про способности девочки и стали преследовать нас с еще большей настойчивостью. Такой ребенок даже у цыган редкость, на таких вся "работа" наша держится.