Вот так получилось. Дороги матери и дочери после того разговора... резко и полно разошлись. Лиара похоронила себя на бесконечных раскопках, а она... она, Бенезия Т'Сони, мать единственной дочери, стала... страшно даже теперь остро и полно подумать, хаском. О которых большинство азари даже не знали и уж совершенно точно — не задумывались.
Она, матриарх Т'Сони стала рабыней Жнеца. Того самого Жнеца, о которых синекожие красотки, слывшие достаточно высокопрофессиональными дипломатами в Пространстве Цитадели, знали только как о персонажах легенд. Да, хорошая такая легенда, полтора-два километра высотой. Любой азарийский дредноут, включая парадный 'Путь Предназначения', по сравнению с этой громадой покажется сущей мелочью.
Старшая Т'Сони подумала о том, что Жнец вряд ли когда надолго снимал маскировку. Он оставался неизвестным большинству обитателей Галактики. А вот его влияние... Теперь матриарх всё глубже осознавала, насколько же Жнец оказался эффективен: он действовал не сам, а через двух полностью покорных ему разумных органиков и немеренное количество гетов — синтетов, роботов, вооружённых и руководимых высококлассными искусственными сетевыми интеллектами.
Иллюминатор Медотсека был закрыт бронезаслонкой. Экраны внешнего обзора — погашены. Да, военный, боевой корабль, недавно переживший столкновение... Столкновение с тем, что всего несколько суток назад было для подавляющего большинства разумных органиков только легендой.
Оглядев выгородку, образованную ширмами, матриарх ещё раз убедилась в том, что Медотсек на этом корабле — сравнительно небольшой, вполне соответствует пропорциям корабля, подумала, что неплохо бы получить хоть какую-нибудь актуальную информацию о происшедших за эти полсотни лет событиях, но потом, посмотрев на больничную кровать, решила, что поскольку она — пациентка, вряд ли Чаквас будет давать ей доступ к Экстранету или к внутренним открытым банкам данных корабля.
Пройдя по выгородке, Бенезия ощутила, как её тело привыкает к свободе, чутко реагирует на приказы мозга. Свободна. Теперь она — свободна. Теперь она может сама решать, что, как и когда ей следует делать, о чём думать, что говорить. Совсем недавно такая свобода для неё была практически недоступна.
Конечно, Карин не будет показывать ей имплантаты, извлечённые из её тела, не будет рассказывать о том, как оперировала её. Уже сейчас, в эти минуты, Бенезия была уверена и даже убеждена — она ещё об очень многом поговорит именно с Карин. Ей она... странное дело для многоопытной матриарха азари, доверяла. Гораздо больше доверяла, чем другим людям, исключая, конечно, капитана Шепарда.
Палата-выгородка, конечно же, не была оснащена экранами и клавиатурами, дающими доступ к информационным банкам и ресурсам, поэтому получить даже первичную информацию об этом человеке... предстояло только ещё раз, а может быть, и не раз — пообщавшись с Чаквас. Вряд ли её, пожилую азари, можно было спасти, ограничившись только удалением множества имплантатов.
Переломы почти не болели. Старшая Т'Сони была уверена — Чаквас применила лучшие, самые эффективные препараты, самые результативные методики лечения. Только поэтому она, матриарх, приближавшаяся к тысячелетнему рубежу, не испытывает ни особой боли, ни особо неприятных ощущений. Нет, надо определённо поговорить с Карин. Наедине поговорить. Тогда поговорить, когда Сарен получит возможность выйти за пределы Медотсека и, вне всяких сомнений, уединится с Найлусом в предоставленной младшему Спектру каюте.
Сейчас Бенезия понимала, что и для неё на этом, пусть даже и очень небольшом корабле, найдётся каюта или простая выгородка: ей нужно уединение, ей нужно о многом подумать, ведь впереди у неё — встреча с дочерью.
Пятьдесят лет... Когда-то она довольно легко и свободно относилась к таким вот промежуткам времени. Всё же это слишком мало по сравнению с тысячей лет гарантированной для любой представительницы расы азари жизни.
Мало. Когда-то и для Бенезии это было слишком мало, а теперь, когда сознание матриарха постоянно напоминало своей хозяйке о том, что пятьдесят лет она не общалась с единственной дочерью, эти годы уже не казались Бенезии слишком маленьким, и потому — недостойным внимания сроком. Для неё эти пять десятков лет внезапно превратились в достаточно большую и очень значимую цифру. Цифру, вмещавшую в себя теперь слишком многое.
Да, азари очень холодны по отношению к своим детям, они рано отпускают их на свободу и в дальнейшем почти им не помогают, даже если между ними и не было особых размолвок. Просто так принято делать. Хотя...
Какая разница теперь, как и почему поступали именно так лично незнакомые ей азари? Она, Бенезия Т'Сони, пожилая азари-матриарх, побывала в полном подчинении у Жнеца и это обстоятельство давало ей и все права и возможности посмотреть на многое по-иному.
Пусть её соплеменницы, даже близкие ей по возрасту, поступают со своими детьми так, как считают нужным. Она теперь слишком отличается от своих ровесниц и потому она сделает всё, чтобы восстановить, укрепить, углубить и улучшить взаимоотношения с Лиарой, её единственной родной дочерью.
Пятьдесят лет молчания, пятьдесят лет размолвки должны уйти в прошлое, стать историей. Если впереди — война с такими машинами... Надо сделать всё, чтобы теперь у Лиары была полная семья: и мама, и папа. И в этой обновлённой объединённой семье не должно быть места размолвкам. Не должно быть в принципе! Если впереди война со Жнецами... тогда каждый день семейного единения приобретает критическую важность и ценность. Никто из них троих не знает точно, как сложится их индивидуальная или семейная судьба в военное время. И потому... потому, если нормандовцы не шутят и действительно помогут ей найти и обрести дочь, она сделает всё, чтобы рядом с Лиарой была не только она, её мама, но и Этита — её папа. Надо закончить эту традицию умалчивания. Закончить. Оставить в прошлом. Нельзя в такую войну вступать с такими пробелами в понимании.
Её, Бенезию Т'Сони, восстановили, её укрепили, ей дали возможность остаться наедине со своими мыслями. Да, безусловно, земляне, люди, мало общались с азари её возраста. В большинстве случаев люди общались либо с девами, либо с матронами, а вот с матриархами... По разным причинам большой практики общения с пожилыми азари люди не имели. И теперь... Теперь, если её не обманывает предвидение, именно ей, Бенезии Т'Сони предстоит немного, но изменить эту традицию. Изменить, возможно, в лучшую, необычную сторону.
Она попала на военный боевой корабль землян, сумевших вывести пожилую азари из состояния хаска. И теперь люди вряд ли быстро отпустят её с борта. Если они действительно помогут ей найти и обрести дочь, то это займёт не день и не два. Может быть — несколько декад. Вполне возможно, что и здесь, на этой планете нормандовцы задержатся надолго. Как минимум на декаду. Так подсказывал Бенезии её богатый жизненный опыт. Она не ставила его подсказки под сомнение — для недоверия не было оснований. Вообще не было. Никаких. Слишком необычна была ситуация. И потому мало что из старых заготовок, старых шаблонов понимания могло помочь определиться поточнее.
Бенезия чувствовала: то, что произошло с ней самой и с Сареном, то, что произошло здесь, на этой, переданной десятки лет тому назад в ведение землян планете, слишком выламывается из почти любых рамок. Потому что слишком несовместимы мир и война. Была атака корабля Земли по Жнецу. Успешная. Жнец не уничтожен и не разрушен полностью. Он обездвижен и временно обезоружен — в этом у Бенезии не было сомнений.
Эта обездвиженность и эта обезоруженность не давала возможности старшей Т'Сони чётко просчитать варианты дальнейшего развития событий. И одновременно — давала дополнительную пищу для размышлений.
Экраны системы дистанционного медицинского контроля светились ровным зеленоватым, приятным для человеческих глаз светом, утверждая, что состояние здоровья двух самых сложных пациентов Медотсека находится в пределах нормы. Чаквас, сидевшая в своём любимом рабочем кресле, заполняла медицинские 'форматки', изредка прерываясь на рутинную проверку сроков годности медпрепаратов в объёмных укладках, находившихся в окружавших рабочий стол врача шкафах-хранилищах.
Можно было, конечно, довериться автоматике, тому же ВИ, который исправно фиксировал множество данных, но... Карин всегда хотелось очень многое делать самой, не полагаться на автоматику, на совершенство ВИ. Может быть причиной становилось её одиночество в Медотсеке, может быть ещё что-то, но всегда, когда напряжённость работы падала ниже некоторого, внутренне ощущаемого Чаквас предела, ей хотелось почти что инстинктивно поднять эту напряжённость на достаточную высоту.
Сейчас, когда фрегат висел рядом со Жнецом... ей этого хотелось ещё больше — она чувствовала, что мирное время... подходит к концу. И значит, впереди — не только обычные травмы — порезы, растяжения, ушибы. Впереди — ранения, впереди — ампутации, впереди — тяжёлые полостные операции. Военно-полевая медицина во всей её мощи и одновременно — неприглядности. Для непосвящённых.
Врач корабля ощущала волнение матриарха азари, отказавшейся лечь в кровать и уснуть. Несомненно, Бенезия думает теперь об очень многом, думает иначе, чем раньше, приходит к другим выводам, пусть даже и неожиданным для неё. Она была... хаском. Для военврача ВКС, прошедшей спецкурсы подготовки перед присвоением уникальной квалификации, не было тайной и то, что Бенезия теперь по-другому думает и о перспективах своих материнских взаимоотношений с дочерью.
Хорошо, что иллюминатор закрыт бронезаслонкой, а в выгородке нет экранов и клавиатур, подключённых к информационной сети корабля. Это даёт пациентке возможность избежать излишних волнений и излишних стремлений нагрузить себя совершенно ненужной на данном этапе периода восстановления информацией. Хотя, конечно, уже то обстоятельство, что Бенезия отказалась лечь и уснуть, говорило о том, что она-то восстановилась в гораздо большей степени, чем Сарен. И не только потому, что она — матриарх азари, а он — достаточно пожилой турианец.
Несколько десятков секунд назад Андерсон прислал Карин текстовый файл, в котором проинформировал о том, что сейчас происходит на борту челнока, летящего к месту, определённому капитаном Шепардом, как место расположения уникального артефакта. Карин и сама видела по данным, выводимым на экраны системы слежения за состоянием здоровья членов экипажа фрегата, что Шепард так и не восстановился полностью после тех двух проведённых уникальных, вне всякого сомнения, манипуляций. Он дремлет, почти спит, он утомлён выше допустимого предела и, тем не менее, он, как и написал Андерсон, сквозь дремоту, сквозь сон отдаёт водителю указания, какой держать курс и одновременно — отдаёт указания водителю головного транспортёра колонны машин, принадлежащих археологам. Такая нагрузка...
Для Карин, как для врача, было очевидно, что по любым канонам Шепард не должен был покидать в таком состоянии пределы медотсека. Если был это был кто-то другой, не Джон Шепард, Карин со свойственной ей в таких случаях жёсткостью не выпустила бы его за пределы медотсека, но Джон... Он — особенный, а к особенным людям надо, вне всяких сомнений, относиться по-другому. Да, он утомлён, да, он не восстановился, да, он сейчас балансирует между чуткой дремотой и глубоким и крепким сном, но... без него вряд ли удастся полностью решить такую проблему.
Чаквас едва заметно вздрогнула, только на несколько секунд представив себе, как фрегат 'Нормандия' выходит на орбиту Иден-Прайма и локаторы, привычно 'оглядевшие' район предстоящей операции, натыкаются на 'креветку'. И 'креветка', обнаружив угрозу, начинает... стрелять. Всё равно куда стрелять — по планете или по прибывшему кораблю. И — началось бы противостояние, к которому фрегат и иден-праймовцы не были бы готовы. Совершенно не были бы готовы.
Если бы не Шепард, члены экипажа фрегата не провели бы необходимые тренировки, необходимые учения, не облачились бы в скафандры, не поняли, что шутки — кончились и предстоит не тренировка, а настоящая, реальная, боевая, ратная работа. Если бы не Шепард, то... пришлось бы под давлением Найлуса ориентироваться на воровство Маяка и на выполнение явно незаконной, несанкционированной ничем, кроме ''хотелок' отдельной совокупности чиновников Альянса Систем'', передачи Маяка в руки Советников Цитадели.
Да, Карин не забывала, что она — военнослужащая, для неё приказ — не пустой звук, но... она никогда не соглашалась полностью с тем, что необходимо вот так просто с Иден-Прайма отдать протеанский, вне всяких сомнений, маяк, в руки этой троицы чиновников.
Карин прежде всего была человеком, а уж потом — военнослужащей. Потому внутренне она протестовала против вот такого варианта развития событий. Протестовала и была уверена — теперь, когда к месту расположения уникального артефакта направился челнок с капитаном ВКС Альянса, эн-семёркой Джоном Шепардом, ситуация с маяком может и даже должна развиваться не по сценарию, навязанному экипажу военного разведывательного фрегата чиновниками Альянса. Она должна, обязана развиваться по совершенно другому сценарию, а вот какому...
Сейчас Карин была уверена только в одном: появление в рядах нормандовцев Джона Шепарда приведёт к ещё большим изменениям в жизни и быте фрегатовцев. К ещё большим, чем ей сейчас, в эти секунды, можно представить.
Бенезия остановилась у кровати. Ложиться совершенно не хотелось. Матриарх наслаждалась телесной и душевной свободой, инстинктивно пробовала всё новые и новые варианты деятельности и ей эти пробы нравились больше, чем перспектива лежания пусть и на очень комфортной, но всё же больничной кровати. Теперь, к своему изумлению, матриарх чувствовала, что способна совершенно по-иному относиться к такому феномену, как время.
Сколько же всего важного произошло за последние часы с ней?! Сколько важного, ценного, необходимого она узнала, поняла, осознала?! Сейчас она поняла, что в считанные часы можно втиснуть столько, что десяти лет будет мало. А ей... Ей уже немало лет. Очень немало. Сейчас её дочери, Лиаре, больше ста лет, а ей самой... Она привыкла считать, что ей примерно столько же лет, сколько Этите, а Этите к этому времени исполнилось 998 лет, ведь родилась она в 1185 году. Если так... то ей, Бенезии Т'Сони, уж всяко больше восемьсот девяноста лет. Точнее — ей сейчас восемьсот девяносто два года и до тысячелетнего рубежа осталось всего сто лет с небольшим.
У азари принято, что после достижения возраста матриарха, синекожая красавица уже может не помнить свою фамилию и использовать везде и всюду, в том числе для идентификации только своё имя. Да, и по причине того, что далеко не каждая азари доживает до столь почтенного многостолетнего возраста. Тысяча лет гарантированной жизни оборачивается фикцией. Далеко не каждая азари может достичь тысячелетнего рубежа. Далеко не каждая азари реально его достигает. Да, всё на свете относительно, одной из этих самых относительностей является продолжительность жизни, точнее — её календарное исчисление.
