"О, делегация встречающих", — подумала я.
"И даже Аянами зачем-то разбудили", — подумала я.
Пришлось тормозить, ухватившись за стену. Я вытерла лоб рукавом и приветливо улыбнулась Синдзи ("Где ж ты был, когда был так нужен?"), Майе ("Я в норме, убери шприц, дура"), какому-то красноглазому выродку — в смысле, обоим выродкам сразу.
— О, а что это вы все здесь? — поинтересовалась я, облокачиваясь на стену.
Черт, а хорошо-то как. Впервые ощущаю, что "Сегоки" прохладный.
— Аска, что случилось?
Я смотрю на маленькую толпу экипажа, дрожу на прицеле напряженных взглядов, и что-то вроде надо сказать, а слов — их ого как много.
И, кстати, кто вопрос-то задал?
— Да там проблемы возникли, — сказала я, с интересом следя за собственным широким жестом. Изящным таким. — Пришлось повозиться.
— На нас кто-то еще напал?
О, да. На нас. И именно кто-то еще. На нас напали целых пятьдесят миллиардов — жесточайшее нападение, ага.
— Аска, что с т-тобой?
А вот этого я не знаю. Я подошла ближе, отлипнув от стены — хорошей прохладной стены, стояла бы у нее и стояла.
— Да ничего, Синдзи. Надо перезарядить все электромагнитные ФЛАКи и выпить за павших дронов.
Мне так было жаль этих самоотверженных идиотов, которые сгорели — все и без следа. Последний дрон ворвался в битву уже без прямого приказа, получил повреждения двигателей и, прорвавшись к щитам тактического корвета, выжег всю защиту правого борта. "Пока этот малыш кидался на врага, вы тут, суки, держали пальцы и дрожали".
И я в самом деле хочу выпить.
— Я, ребята, в полном порядке. В полнейшем. Вы вот о себе подумайте. Ну на что вам тратить лишние пятьдесят миллиардов?
Я осмотрела их непонимающие лица и улыбнулась: а ведь и правда — не знают.
— Ну, Синдзи все потратит на Аянами, я знаю. За этой девочкой очень дорого ухлестывать, и главное — результата ни хрена нет.
В голове больно свистнуло что-то.
"Черт. Остановите меня".
— Вы бы уж постарались, — укоризненно сказала я, оправляя на Синдзи широкий ворот потрепанного комбинезона. — Хоть бы придумали бизнес-план, пока я там надрывалась.
"Остановите!!"
Это кричала маленькая рыжая девочка. У нее была крохотная утлая шлюпка — Аска, ты точно не занималась греблей? — и много шумной воды вокруг.
— Аска, о чем ты...
— А, доктор Ибуки. Мы зачем тебя достали с Х67? Чтобы ты тут бухала и жрала корабельные медикаменты? А ну-ка быстро вылечи Рей!
Свист в мозгах не утихал. Над морем маленькой Аски бушевал шторм, и ее голос терялся в воющем звоне ветра, а кораблик навсегда уходил между тугими ударами волн. Но я все еще слышала ее — маленького рыжика, застывшего в ложбине между вспененными великанами.
"Остановите меня, пожалуйста!"
— Вы все никто без меня. Набор рефлексий — ничего не делаете, только сопли жуете, и хорошо одно: вы хотя бы все не можете быть сча...
Краем глаза я заметила движение, но осмысливать его пришлось по пути к полу.
Аянами одним смазанным шагом приблизилась ко мне, и что-то тяжеленное, почти отрывающее голову, прилетело мне в щеку. Это что-то было обжигающе-холодным.
Потом был удар затылком о пол. И, кажется, одновременно я еще и в стену врезалась.
* * *
Я очнулась в песке и принялась выбираться. Среднее ухо уверенно подсказывало, где здесь верх, и вскоре я почувствовала, как сквозь песчинки брезжит слабый свет. Откашливаясь и плюясь, я выбралась под свод звездного неба. Вокруг были барханы, накрытые шатром космоса, и я съехала с песочного холма, оставляя широкую борозду.
Песок почти не поднимался в воздух. Он был тяжелым и сухим, у меня на зубах хрустело, и скрипучий шорох жил в гриве волос.
В ложбине между дюнами что-то темнело, и я поднялась.
"Обломки какие-то". Кусков было немного, они чем-то — издалека да в темноте, да еще и на фоне белого песка — напоминали разломанный волосатый контейнер для сверхтоплива.
Ближе, Аска, бли-и-ииже.
В груди шевелилась сладковато-приторная жуть, и за очередным обломком я увидела спину сидящего на корточках человека. Предательский песок невыносимо громко скрипнул под ногами, я окаменела, но присевшему было не до меня. Человек поглаживал что-то, лежащее среди кусков обшивки сверхтопливных боксов.
— Что ж ты так, Аска?
Мне показалось, что на меня смотрят все звезды, и я упала на колени. Звездная болезнь бережно потискала мне горло и пошла волной по телу, огромной расческой она пошла, царапая каждую клетку кожи.
"Пусти".
Я кричала. Человек привстал и согнулся в поясе, а я поняла, что он обращался не ко мне.
"Пусти!"
На песке лежала маленькая девочка в простом платьице, и ее разметавшиеся волосы казались темно-серыми. Человек провел рукой по ее лицу и закрыл огромные глаза, которые с укором смотрели на терзавшие меня звезды.
Меня, ее — какая, в сущности, разница?
"Пусти-пусти-пусти-пусти!"
Человек повернулся. В свете ослепительного звездного неба я рассмотрела комбинезон — легкий скафандр, свитый из чешуйчатых мускулов. В руке человек держал двойную спираль, и она танцевала, то сокращаясь, то удлиняясь, и означало это только одно. Направленных назад игл шлема я не увидела: человек испарил защиту головы, и на меня уставилось посеребренное лицо моей бывшей сокурсницы.
— Что ж ты так, Аска?
"А вот это уже мне".
Песок — мириады маленьких звезд — штормом ринулся к небу.
* * *
Я очнулась от холода. Стол в медотсеке, казалось, прожигал меня насквозь, и заднице было уже так скверно, что вряд ли я смогла бы сделать хоть шаг.
"Это еще для начала встать надо".
Зевать хотелось — аж в глотке все сжималось, а еще стоял во рту неприятный привкус, и слегка мутило в голове. По ощущениям меня изрядно накачали, и мне совсем не нравилось, что я толком не могла сказать чем. В воспоминаниях был истеричный бред около рубки, потом — ледяная пустота.
"О черт, Аянами дала мне пощечину".
Я прикоснулась к щеке и нащупала там большой кусок уже схватившегося ДС-геля. Вспомнив обстоятельства полета, я на пробу напрягла шею. Результаты оказались звеняще болезненными. Итого: обморожение, полуоторванная голова — Рей определенно стоит попрактиковаться в оплеухах, но, желательно, как можно дальше от меня.
"А вот нехрен бред нести всякий".
Подробности моего потока бессознательного вспоминались неуверенно, память словно бы деликатничала, берегла мое самолюбие, и я пока это дело отставила. Куда занятнее было другое: что вообще со мной произошло, почему я сорвалась.
Расстрел не был расстрелом, это вам не тот грузовой неф с В3К, где даже оружия не нашлось. Бойня получилась так себе, без особого преимущества. Я вспомнила, как на мгновение ушла в изнанку, заставляя два вражеских корабля расстрелять друг друга, и зажмурилась, скрипя зубами: да, это не была бойня. Ну что вы, что вы. Это как если бы ты, коза рыжая, взяла "нигилист" и принялась им махать в юниорской секции по энергетическому фехтованию.
"Это не бойня. Противник не бывает слабым или сильным. Противник бывает быстро убегающим или принимающим бой".
В потолке медотсека пульсировал осветитель. Кольца с медицинскими киберами помаргивали сигналами самопроверок — они скучали, эти киберы, и скучали маячки в моем теле, оглушенные ударными дозами лекарств.
Не скучали вот разве что мои зубы: они отбивали что-то очень воинственное.
Лежи, Аска. Просто лежи, ничего с тобой не станется, ну померзнешь чуть-чуть. Но понять надо, потому что стоит тебе встать — и все начнется сначала: еще один бой, еще одна пробежка по изнанке, снова вылезет чертов кот со своими поправками к контракту.
Я заложила руки за голову. Слушай, рыжая, а может, вот оно? Тебя сорвало, потому что тебя, образно выражаясь, развели? Кот прижал, поставил тебя в безвыходное положение — и ты сама себя выдавила в истерику. Мыслям было хорошо в бассейне из обезболивающего. Они там резвились, не ограниченные рамками здравого смысла.
"Ты просто сходишь с ума — вот и весь ответ".
Ответ... Это не ответ, это дешевая подделка под него.
Ты сядешь на пилотский ложемент, потом медленно прогнешься назад, ложась, отдавая ему свою спину, и перед тобой снова окажется космос, который ты любишь так, что даже ненавидишь. Ты больна им до такой степени, что уже попросту без него не можешь, и тебе было ослепительно хорошо в этом проклятом замкнутом круге, пока не оказалось, что тебе на самом деле плохо, что галактика жестока, а рядом с тобой — будто бы черная дыра, в которой пропадает все. И ты сама еще — вне горизонта событий, а вот все, кто рядом, — они уже там.
Дверь в медотсек открылась, и к моему лежаку подошел обормот.
Когда же ты исчезнешь уже, а?
— П-привет.
Пульсирующее свечение мешало толком рассмотреть лицо Синдзи, я видела только кончик острого подбородка, который смешно шевелился, пока обормот говорил. "Он еще и побрился".
Вслед за этим тонким замечанием пришел вопрос: "А сколько же времени прошло?"
— Синдзи...
— Двое суток, — обормот помолчал. — Я п-посмотрел логи событий.
А, вон откуда такой тон. Ну что ж, мой капитан, ты уж извини. Если ты видел все логи, то ты меня понимаешь.
— Зачем? — спросил он, и мне стало зябко от этого тона.
— Что — зачем?
— Они же убегали, Аска. Они слали в эфир сигналы пощады!
"ЧТО?!"
Я обмирала от боли возле сердца, не в силах возразить.
— ... Ты и это забыла? Ты сбила тактический корвет, потом — фрегат. Остальные бросились убегать, а ты...
Голос уплывал в никуда, в ватную глухоту, и там бился тяжелый пульс, и возражать мне не хотелось. Я видела это все — и тройной маневр, когда они попытались загнать меня в ловушку, и как слепили мой радар мультипликаторами, и как расстреливали в упор, не понимая, что я уклонюсь...
А еще у меня всегда было отличное тактическое воображение, я могла придумать любой бой в таких подробностях, что даже фильм смотреть не надо и расчеты можно не проводить: все будет в точности так, как мне привиделось.
Привиделось.
Черт.
— Но, Синдзи!..
— Аска, з-зачем?
Это "зачем" просто взрывало мне мозг. Меня рвало на куски от всех "я не знаю", "мне плохо", "я не помню", "спаси меня". И на всех весах мира один короткий вопрос обормота был куда тяжелее, чем все мои мысленные выкрики.
Придется о деньгах. Придется быть просто меркантильной сукой.
— Ты переговоры с Яуллисом читал?
Синдзи слегка склонил голову, по-прежнему размытую ярким светом.
— Нет. К-которые?
— Он связался со мной после взрыва солярного заряда...
Капитан молчал, ожидая продолжения, а я молчала, не понимая, откуда этот страх продолжить говорить. И откуда чертова неуверенность в своих словах. И откуда...
— Он предложил деньги за уничтожение остатков флота "Алмеха".
— Д-деньги?
— Да, пятьдесят миллиардов.
— Н-но почему?
Пресвятое небо, да ты хренов идиот! Я выдохнула и вкратце изложила свои мысли: и о захвате обеих корпораций сразу, и о встраивании СН-боеголовки вместо боевой части какой-нибудь кластерной торпеды, и обо всем-всем-всем.
Я заводилась. Мне пришлось оправдываться, потому что я оказалась сукой. Потому что я сбила какие-то гребаные корабли корпораций. Потому что я придумала их якобы отпор. Я оправдывалась перед пеплом своей совести, перед здравым смыслом, а вот теперь — перед этим идиотом. И хуже всего то, что мне не все равно.
— И у меня не было выбора, понимаешь? Ты, мать твою, понимаешь или нет?!
Он молчал — все так же размытый в пятне света, и у меня тянулись промерзшие руки, чтобы дернуть его за ворот, влепить ему поцелуй в губы, влепить ему по рылу, просто выдернуть его из этого нимба, в котором ему так, черт бы его подрал, уютно.
— И он з-заплатил?
— Да, — сказала я, отворачиваясь от капитана — всего такого в белом.
— К-кому? На счету по-прежнему только аванс за п-первую миссию.
Я моргнула, пытаясь понять, о чем это он сейчас, а когда поняла, то это было просто вау как больно — прямо в голову, в мозг, электроды в центры боли.
— Ты точно проверил?
— Да.
— Но... Он же баронианец! Он не мог соврать!
Синдзи молчал, и ответ можно было прочитать прямиком по офигительному белому свечению. Баронианец, конечно, солгать не может.
На какую-то крошечную долю секунды мне захотелось разорваться. Хотелось побыть настоящей девушкой: разрыдаться, вцепившись ему в руку, умолять вытащить меня, не бросать и спасти. Хотелось быть по-настоящему сумасшедшей — чтобы с отшибленной головой — и просто рассмеяться, и признать наконец, что это я все придумала, потому что хочу только одного: быть лучшей и доказывать это на каждом шагу.
Я всего-навсего осталась лежать на столе, слушая, как он уходит. Свет Синдзи забрал с собой.
* * *
В коридоре фрегата было пусто и тускло.
"Куда всю энергию перенаправили?" — подумала я, двигаясь вдоль стенки. После душа мне стало легче, и мысли прояснились, но в голове срочно потребовались новые спасательные дамбы, потому что уже начало затапливать.
И все, и хватит. Переживу.
Каюта не изменилась, здесь все было как раньше, только теперь больше некуда мне бегать от кошмаров. Я поскладывала разбросанные вещи и улеглась на кровать, подтянув колени к груди. Думать не хотелось, да и нельзя было думать, если уж совсем строго разобраться. Но я точно знала: рано или поздно придется заснуть, и теперь вообще не факт, что я оттуда вернусь.
К Майе. Увы, пора.
Ибуки сидела за столом и ковырялась в манипуляторе скафандра. Тестерная отвертка щедро выводила данные на голо-панель, и Майя, сдувая с лица челку, смотрела больше на экран, чем туда, где ковырялась.
— Привет, — сказала я, садясь напротив.
— А, привет. Сейчас.
Ибуки несколькими движениями загнала детали на место, и манипулятор с тонким свистом сложился.
— Ну, что скажешь? — поинтересовалась докторша и икнула. — Или ты так — выпить пришла? За упокой, так сказать?
Я обхватила себя руками и фыркнула:
— Нет. Я хочу попросить тебя помочь мне.
Майя потерла висок пальцем и смешно наморщила носик:
— А с чего это ты? Я думала, по части психоанализа у тебя проходит секс с Синдзи.
— Нет, — сказала я. Отчетливое понимание, что зря я пришла, кололось в виске. Простое "нет" без сопровождения ругательств обошлось мне очень и очень дорого.
— Ладно, извини, — сказала Майя, вставая. — Пойдем.
Мы пошли. Я смотрела на худую докторшу, на ее слегка сутулую спину и думала, что ей, наверное, нелегко. Чисто по-женски нелегко. Так бывает в наш век, и во все века, наверное, было, что одержимость идеей иногда дает сбой, и человек оглядывается, а вокруг — никого, и чего-то странно-интересного хочется, и небо уже не такое голубое (розовое, зеленое, синее). Интересно, сколько раз за свою жизнь она уже выходила из строго-научной скорлупы?
