Маша опустилась на пол (мягкий и теплый) в домике джеклайза, отлепила от коленей мерзкую простыню, которая никак не хотела растягиваться.
— Я видела, как земля расступилась по вашему желанию и потом сомкнулась, что это за просты... одежда, — она оттянула краешек простыни, прилипшей к промежности, — Оно как... не знаю, как что.
— Это не одежда, — сказал джеклайз, — не в вашем понимании слова одежда. Это колог. Это... как бы вам объяснить... мы сами никогда не закрывали тела, не чувствовали необходимости в этом, и не знали, что кто-то может в этом нуждаться до того, как встретились с инопланетянами. Они рассказали, что закрывают свои тела, потому что мерзнут. Тогда мы спросили их — почему они мерзнут. Что такое — мерзнут. Нам объяснили, мы поняли. Единственное, что мы могли подобрать как заменитель одежды — это колог. Он растет на деревьях, защищает нежный ствол.
— Вы сдираете это с деревьев... — пробормотала Маша, снова отлепляя простыню от того места, где она совсем не требовалась.
— Сдираем?! — джеклайз вытаращил свои и без того огромные глаза, — Это слово означает принесение вреда?
— Ну... да.
— Какие мысли приходят вам в голову. Разве это возможно?
— Ну хорошо, — Маша смирилась с настойчивостью простыни в ее желании всю ее заламинировать, джеклайза, видимо, не смутило бы, если бы она всю дорогу была вовсе без простыни, а Айхен все еще завернут в одеяло из мха, — Вы рассказывайте... Одежда — это что-то вроде коры, то есть растет на деревьях и слезает с них добровольно, когда ее об этом попросят. А ваши дома? Одеяла из мха?
— Наша земля щедро дарит нам все необходимое. Она заботится о нас, поддерживает комфортный климат, строит для нас дома, выращивает еду, защищает...
Джеклайз смотрел на Машу, ожидая ее реакции. Маша видела это, но сказать ей было практически нечего.
— Что вы имеете в виду? — наконец произнесла она.
— Не понимаете? — джеклайз посмотрел сочувственно и вздохнул, — Никто сразу не понимает...
— Но согласитесь, что это такое — наша земля строит для нас дома?! Это... — она развела руками, — в философском смысле, что ли? Производит все необходимое... защищает...
Она сжала голову ладонями.
— Землетрясение... пещера... нет, — она покачала головой, — я не понимаю. Не могу.
— Может быть, у тебя получится? — джеклайз смотрел куда-то ей за спину.
Маша обернулась и почувствовала как жар приливает к щекам. Черт, ну вот совсем ни к чему сейчас было бы краснеть!
Айхен не удосужился завернуться в колог, он явился каким был — каким вылез из-под мохового одеяла.
— Мое почтение, — сказал принц, — Не мешало бы перекусить...
Джеклайз растянул тонкие губы в улыбке.
— Рад снова видеть вас, принц Вельзарела. Рад, что мы успели спасти вас.
— Я тоже рад, поверьте.
Принц склонился над джеклайзом и коснулся тыльной стороной ладони его лба, словно хотел выяснить нет ли у ко-онца жара. Джеклайз улыбнулся еще более широко — практически весь превратился в улыбку.
Маша подумала о том, что неплохо было бы оторвать-таки простыню от промежности, но решила все-таки этого не делать у Айхена на виду, она прижала к груди колени и обняла их руками. Ну вот. Только бы не пришлось вставать...
Она старалась не смотреть на него, старалась изо всех сил, иначе она снова покраснеет, станет, как помидор... идиотка.
Самое ужасное, что сама в этом кологе все равно, что голая, эта зараза обтягивает, как вторая кожа. Господи, и смех и грех!
— Ну, ты как? — Айхен уселся рядом с джеклайзом, Маша осмелилась посмотреть на него и вроде бы даже не покраснела...
— Что я... — произнесла она, — это ты был... гм... как зомби.
— Что такое зомби?
— Не важно... Ты неплохо выглядишь, после всего... — в ее голосе было больше иронии, чем ей хотелось бы.
Айхен подвинулся к ней ближе, практически вплотную.
— Ты плакала?
— Ч-что?.. Когда?
— Там, где мы с тобой...
Черт, она снова краснеет!
— Скрывались...
— Может быть, — она пожала плечами, — А что?
— Ты боялась, что я умру?
Это он серьезно или издевается?
— Боялась, — произнесла Маша сквозь зубы, — Не большое удовольствие пребывать в замкнутом пространстве вместе с разлагающемся трупом.
Принц сделал жалобное лицо.
— Ну вот... а я-то думал.
На самом деле Маша не помнила, плакала ли она, она вообще плохо помнила, что там было...
— Ты хорошо выглядишь в этом... — Айхен коснулся ее плеча, скользнул пальцами по спине, по талии, по бедру... — Я и не думал, что у тебя такая фигурка, знал, что хорошенькая, но в этом одеянии...
И ему все равно, что джеклайз сидит рядом и пялится.
— Я убью тебя, Айхен, — пробормотала Маша, — Честное слово! Прекрати это!
— Что? — удивился Айхен, — Я тебя обидел?!
— Убери от меня свои руки!
— Не могу.
Он наклонился, поцеловал ее плечо, потом шею под самым ухом... Вопреки желанию внизу живота стало горячо, так горячо, что даже больно. Прежде чем подскочить и сбежать, Маша успела подумать с тоской, что это ужасно несправедливо — то, что она занималась любовью с мужчиной всего один раз в своей несчастной жизни, да и то, Бог знает когда!.. Лучше бы этого и не было вовсе, тогда бы она, по крайней мере, не знала, что это такое и не так расстраивалась бы... Зачем тогда было отскакивать? Так и отдалась бы этому самоуверенному мерзавцу (но красивому, черт бы его побрал) на мягком теплом полу на радость улыбчивому джеклайзу.
Она хотела сказать... ух, что она хотела сказать! Не сказала, потому что глянула туда, куда устремлен был взгляд бессовестного принца — колог... паскудный колог! Что в нем, что без него.
— Все, Айхен, — сказала она устало, — Уймись.
— Ты не нравишься ей? — осведомился джеклайз, — Почему?
— Нравлюсь, — принц вздохнул, повернулся к джеклайзу и принял почти ту же позу, в какой до того сидела Маша, — Стесняется. Не хочет при свидетелях.
Джеклайз призадумался, потом кивнул — если чего-то не понимал, то принимал — эти инопланетяне такие странные.
Маша уже готова была сказать мерзавцу Айхену о том, как сильно она его ненавидит, и как жалеет о том, что он не помер под завалом, хотя был к тому близок, но сочла это ниже своего достоинства. Пусть болтает, что хочет, какое ей до этого дело?
— Благодаря тому, что ты плакала, нас нашли, — сказал ей Айхен, — Что я, собственно, и хотел тебе сказать. Я не знаю, как все это происходит, но у этих существ, — он кивнул на джеклайза, — какая-то особенная связь с планетой... Не знаю, как тебе объяснить... они понимают друг друга. Вот ты плакала, твои слезы капали на землю, и ко-онцы уже знали об этом. Знали, где нас искать. Очень вовремя, заметь, нашли...
— А землетрясение?
— То же самое. Если смотреть сверху, очень хорошо было бы видно, что землетрясение случилось только на поле космодрома, там где были звероноиды. Планета уничтожала врагов. Таким образом.
Маша покачала головой.
— Так не бывает.
— Придется тебе поверить в это. Скорее всего, больше таких планет нет. Уникум. Представь себе, что планета живая... Только не спрашивай как это! Она не просто живая, она разумная... и очень любит этих вот... — он посмотрел на улыбающегося джеклайза, — серых уродцев.
— Почему ты мне все раньше не рассказал?!
— Да некогда же было...
— Да не ври! Просто ты сволочь, Айхен!
Что это ее так прорвало?
— А что, — принц обратился к ко-онцу, — правда она особенно хороша в гневе? Глазки так блестят...
— Не спрашивай меня, — покачал головой джеклайз, — По мне, так все вы уроды.
Они весело рассмеялись — старые добрые друзья.
И ведь она сама напросилась к Айхену на корабль! О чем она думала?
О звероноидах... Нет, о Земле...
— Вам тут весело очень, — пробормотала она, — А между тем звероноиды, возможно, уже завоевали галактику.
— Зато мы, вроде как в безопасности... пока. Ты, кстати, молодец, что завела нас сюда. Они уже, должно быть, оправились от пережитого и ищут нас.
— Найдут?
— Не знаю. Надеюсь, что нет. Им не придет в голову искать нас здесь.
— А дальше что? Сколько мы будем здесь сидеть?
— Малышка моя, — нежно улыбнулся Айхен, — Куда ты все время рвешься? Сядь, расслабься... Ну что ты так гневно сверкаешь глазками? Я тоже боюсь за свою планету. Но что я могу сделать? Посмотри на меня, у меня даже нет одежды, прикажешь голышом кидаться на звероноидов? Они создания черствые, их не шокируешь моими достоинствами... Ладно тебе краснеть-то...
— Но...
— Мы будем сидеть здесь и ждать. Чтобы ты не называла меня сволочью, скажу тебе, что нам, скорее всего, помогут.
— Эйк?
Она произнесла это слово и сердце сжалось. Нет, Айхен, куда тебе до командора! Со всеми твоими достоинствами...
— Не Эйк... Что может твой Эйк, — проворчал принц, — Что ты в нем нашла? Ну скажи по-дружески, чем он так уж хорош?
— Какое тебе дело?
— Да интересно же!
Джеклайз внимательно слушал все эти словопрения, переводя взгляд с одного на другого, изучал особенности инопланетян. Делал какие-то выводы. На него уже не обращали внимания. Будто его и не было.
Ну, ладно! Ты сам спросил!
— Потому что он настоящий мужчина! Потому что он сильный! И мужественный! Он!.. Просто лучше всех...
— Не убедительно.
— До пошел ты, Айхен! ТЕБЕ этого не понять! — она постаралась чтобы ее голос звучал как можно более презрительно.
— Ты права — мне этого не понять!
Что это с ним? Она и в самом деле его разозлила? Как приятно.
Он вскочил, он схватил ее за плечи и встряхнул. Довольно грубо.
— Не могу понять! Что вам, бабам, надо? Вам нравится утешать несчастных страдальцев? Утирать им сопли? Ах, он такой мужественный! С какой стороны он мужественный?!
— Он герой! — с чувством выдохнула Маша, — Он создал СОГ!
— Создал СОГ... Глупенькая ты дурочка! Преданный солдатик! СОГ создал не он, а Лавгн Рауш Флоук, военный министр Эрайдана, ныне покойный, а героическая личность Эрдр, страдалец Эрдр, просто очень подошел на должность его главы, потому что был такой прекрасный и благородный, потому что был такой безопасный, такой готовый выполнить любой приказ!
Маша нацелила кулак принцу в подбородок, но тот не позволил себя ударить.
— Ты завидуешь ему! — прошипела она, пытаясь вырваться, чтобы повторить свою попытку.
— Он же никогда не оценит твоих нежных чувств, — Айхен так приблизил к ней свое лицо, что она почувствовала на коже его дыхание. Его глаза были так близко... как когда-то... машино сердце забилось тяжело, подогнулись колени. Нет, только не это!.. Только не это...
— Ты будешь сгорать от страсти, а он будет рассказывать тебе трогательные истории о своем несчастном прошлом. Больше ничего не будет!
Она уже почти не слышала его, она была поражена страшной догадкой, но не могла поверить в нее, с ужасом смотрела в темные глаза Айхена, метающие молнии.
— О нет... — сказала она своим мыслям.
— О да! — ответил ей Айхен.
Маша дернулась в его руках, изо всех сил попыталась вырваться, она уже не собиралась драться, она хотела убежать, далеко-далеко, спрятаться, забиться в какой-нибудь темный угол, умереть.
Но Айхен держал ее крепко.
— Смотри на меня, — велел он ей, — Неужели ты еще не поняла?!
— Пусти меня! Сволочь! Мразь! Мерзкая скотина!
В ярости она вопила на родном русском языке, не замечая этого, и смысл ее проклятий остался для адресата не осознанным.
— Это был ты?..
Из ее глаз потекли слезы, обильные и чистые, как у обиженного ребенка.
— Это был не Эйк... это был ты...
Айхен целовал ее щеки и глаза, и говорил что-то на языке, которого Маша не знала, слова, которые произносил и тогда... Маша думала, что это геллайский...
— Пусти меня, ничтожество!.. Я никогда не прощу тебе... Никогда!
К несчастью, она не могла сопротивляться. Она слишком часто вспоминала ту прекрасную ночь, того мужчину, что был с ней, любимого... Нна так хотела, чтобы когда-нибудь это повторилось! Это был он... Мерзавец Айхен!
Маша предпочла закрыть глаза и не думать об этом — эти руки самые прекрасные руки на свете, эти глаза, эти губы...
Ее, наконец, освободили от дурацкой простыни, и как же без нее стало хорошо!
О джеклайзе забыли, он и сидел, бесстрастно наблюдал происходящее, склонив круглую безволосую голову к костлявому плечу. Он думал о том, что, вероятно, до конца дней своих так и не привыкнет к странностям этих инопланетян...
Рюнт-рэй Гелдзз был очень плох. Силы иссякали, таяли с каждым шагом. Он мог бы упасть и лежать — это было бы лучше всего, но ему было страшно останавливаться, казалось, что смерть придет сразу же, как только он перестанет бороться. Смерть в образе серых пучеглазых тварей, которые так хитро обманули его, прикинулись жалкими и ничтожными, натворили такое! Или в еще каком-нибудь более жутком образе... Лучше не думать об этом... Страшно.
Это небо, эти деревья, эти цветочки... они следят за каждым его шагом, ждут, пока он упадет, чтобы... Они источают ненависть. Холодную спокойную ненависть к нему. "Мы не торопимся, мы подождем, рано или поздно ты упадешь, скорее рано", — шептали они вслед.
Все неправильно, не так, как должно было быть. Это просто смешно — рюнт-рэй плетется из последних сил по планете, которую должен был завоевать — и в сущности завоевал — легко и просто. И никого нет рядом, и войска в замешательстве.
Ну уж с Цеззом-то должно быть все в порядке. Он был на орбите! Хотя... кто знает, что произошло в атмосфере планеты в то время, как на космодроме разразилось землетрясение. Может быть он — рюнт-рэй Гелдзз — последний оставшийся в живых.
Что ж, в таком случае, жить ему осталось не долго.
Он был сильно обожжен, практически лишился меха на спине и на лапах, какая-то каменная конструкция, падая, едва не переломила ему хребет.
Гелдзз тяжело шагал по цветущему ярко-зеленому ковру, раскачиваясь из стороны в сторону, красная пелена застилала глаза, видеть через нее что-то стало практически невозможно, травка цеплялась за его ноги, дерево попалось ему на пути, как непреодолимая преграда, и он прислонился к нему, обнял лапами, и... сполз к его основанию с глухим рычанием. Прохладная и шелковистая трава, такая мягкая на вид, больно резала израненное тело, она источала пронзительный дурманящий запах... оплетала... душила, подбиралась к морде, чтобы забиться в горло и в нос... Гелдзз дернулся в панике, но не смог даже пошевелиться. Дышать тяжело... Будто непереносимая тяжесть навалилась... Звероноид захрипел, собрал последние силы, напряг мышцы и... провалился в темную душную мглу. Мысли стали ватными и спокойными... паника еще билась где-то на самом их дне, но уже далеко.
Он умирал со спокойным сердцем, в его душе царили покой и радость, не было ни честолюбивых устремлений, ни забот, ни тревог, может быть в тот момент звероноид уже прикоснулся к вечности, к началу и концу, к основе... и вдруг что-то там, впереди, запульсировало тьмой и болью, эта боль и тьма были отдельно от него, но как будто приближались... окружали... это начинало тревожить.
