Здания по периметру площади прямо на глазах с оглушительным грохотом и ревом пришли в движение. Стены затряслись в конвульсиях — словно плоть титанических животных, проснувшихся от тысячелетней спячки, потоки изъеденной и отслоенной временной коррозией штукатурки обрушились на тротуар. Площадь под ногами вздрогнула, точно еще одна исполинская тварь, сделавшая первый вздох перед тем, как взломать земную твердь и обрушить неистовый гнев на смертных, посмевших нарушить ее покой... Облик многоэтажек стремительно и жутко менялся. Проемы окон, изгибаясь, срастили верхние и нижние углы, превратившись в подобие огромных каменных ртов, фундаменты поплыли расплавленным свинцом, тяжеловесно выметывая каменные щупальца, вырывая их из пластобетона площади, с хрустом дробя и ломая длинные пласты искусственного покрытия и отваливая в стороны огромными ломтями. За какую-то минуту каждое здание превратилось в гигантское многоротое и многорукое чудище, готовое сожрать все, что угодно. Челюсти бесчисленных каменных ртов, ритмично сжимаясь и разжимаясь, непрерывно двигались, каменное крошево при схлопывании брызгало фонтанчиками, рождая медленно оседающие вниз, на корчившиеся щупальца, густые облака пыли. Грохот стоял неимоверный...
Я вдруг очнулся от столбняка и едва не рассмеялся. Кукольники, Зло их задери! Только они могли сотворить такое с окружающей действительностью! Но тогда весь этот тяжеловесный спектакль являлся чистейшей воды блефом — фантомы не могли причинить нам физического вреда. Если Шериф решил таким способом запугать нас, то это у него не вышло. По крайней мере — со мной. Мысли Зла, но насколько эта картина масштабней, чудовищней по своей мощи, чем картина охоты, где я спасался бегством от одного-единственного ящера! Надо отдать должное столь извращенной фантазии...
— Не так все просто, как тебе думается, Никс, — достиг ушей сквозь грохот сюрреалистического действа чуть более мрачный, чем обычно, голос Нкота. — Речь идет о контроле над вашим разумом. И частично Шерифу это уже удалось. Напрягите всю свою волю, боритесь с его влиянием...
Удалось? Но почему я ничего не...
Лоб моментально покрылся холодной испариной, когда до меня дошло, что бесплотные фантомы не могли издавать скрежет и грохот, не могли заставить землю дрожать под ногами. Это происходило у меня в голове. Цилиндр чужого не был помехой шептунам.
Неожиданный удар рванул землю из-под ног, оглушительный треск раздираемой напрочь поверхности забил уши. Кошмар развивался полным ходом: здания тяжко стронулись с места и поползли, переваливаясь с боку на бок, в нашу сторону, чтобы стереть нас в порошок. Под бешеным натиском фундаментов пластобетон площади змеился трещинами и выворачивался огромными кусками, вздымался громоздким валом из камней и земли, а каменные щупальца толкали его перед собой, словно невиданный таран.
Я мучительно сморщился, с силой стискивая зубы, — голова гудела как колокол, тупая пульсирующая боль долбила виски. Выглядит эффектно, спору нет, но ведь настоящие строения остались на своем месте. Главное — не забывать об этом.
Тряска усиливалась. Пластобетон крошился и трескался уже под ногами, внутри цилиндра, и я инстинктивно вцепился руками в машину, пытаясь удержаться на месте. Разум понимал, что все ощущения субъективны, но инстинкты плевать на это хотели. Нестерпимая дрожь все сильнее проникала в тело, разламывая действительность на куски. Перед глазами все плыло.
Я почти не сомневался, что Нкот способен справиться с навалившейся на нас силой. Почти. Как бы это не случилось уже после того, как все мы спятим от этой лихорадки, охватившей наш разум. Самостоятельные попытки помочь себе сводились к тщетным усилиям. Вызванный к жизни ключ камня живительной волной прокатился по телу, распространяя успокаивающий холод, но тут же был сметен ментальной мощью атакующих. Зубодробительная дрожь плоти сводила с ума, скручивала мышцы и размягчала мозги. Какого Зла чужой ничего не предпринимает?! Не дождавшись и плюнув на последствия, я добавил к ключу энергии из неприкосновенного запасника, сосредоточенного в солнечном сплетении, и мышцы отвердели, теряя подвижность, дрожь почти прекратилась... Медленно и лениво потекли мысли...
Воздействие на заторможенный мозг ослабло. Шептунам придется постараться, восстанавливая утраченный контроль. Долгожданный голос Нкота пробился сквозь ледяные стены, которыми я окружил себя, — глухой и далекий:
— Потенциалы Шерифа и шептунов, соединенные вместе, оказались сильнее, чем я предполагал. У них есть шанс раздавить ваш разум, несмотря на мои усилия помешать этому. Необходима защита другого рода. А именно — в любом случае Шериф и шептуны не смогут справиться со мной, поэтому нам всем придется объединиться. На время. Слияние разумов несколько преждевременно для моих планов, но это единственный выход в данной ситуации, поэтому я не буду спрашивать вашего согласия...
Пока он говорил, каменные чудища с оглушительным грохотом уже миновали половину площади и продолжали неумолимо надвигаться. Просвет между ними и границей цилиндра становился все меньше, трассер уже накрыли глубокие тени, челюсти каменных ртов плевались каменным крошевом, шрапнелью секущим воздух над головой, все гуще клубившаяся пыль забивала глаза. Защита Мобра была пробита, и я ничего с этим не мог поделать... Свет меркнул, и каменные щупальца с глухим скрежетом оплели цилиндр, готовясь сжать его в последнем неистовом усилии...
— Да делай же что-нибудь! — надтреснуто закричал Бигман с мукой в голосе. — Делай, чужой!
— Я же сказал, что не рассчитывал произвести слияние сейчас. Поэтому не успел настроиться на ваш мозг...
Грохочущие пасти приближались... Стены вспучивались и вытягивались вверх, нависая над цилиндром... Кукольники старались вовсю, и шептуны от них не отставали.
Вдруг что-то стремительно вторглось в сознание, что-то ледяное и омерзительное, прорвав защиту чужого и окончательно разметав растрепанный и ослабленный ключ камня. Холодные когти коснулись оголенного мозга, прошлись по нему, оставляя рваные борозды дикой боли, и я, узнав хватку шептуна, завопил как обезумевшее животное, погружаясь в темную бездну страданий... Кончено... Чужой опоздал...
Я ошибся.
Словно солнце взорвалось в голове! Хватка шептунов ослабла, и более мощная и светлая сила неукротимой волной заполнила сознание, неся на своем гребне мысль Нкота:
— Порядок. Я уже с вами.
В то же мгновение я перестал быть собой. Привычный угол зрения вдруг развернулся на все триста шестьдесят градусов, словно череп исчез, перестав быть помехой. Я увидел Отшельника и Бигмана по разные стороны трассера, Целителя и чужого за спиной — одновременно! И увидел самого себя со стороны! А также услышал все, что могли услышать четыре существа... Четыре. Целителя почему-то с нами в связке не оказалось, но это было не важно. Мое сознание растворилось, слившись с сознанием шелтян в одно целое и лишь частично — с сознанием чужого. Мы ощущали себя его частью, а его мозг был для нас закрыт, возможно, слишком чуждый для восприятия человеческого сознания. И как ни странно, потоки невероятных красок, звуков, ощущений и образов, стремительно дополняясь множеством ранее недоступных, неведомых подробностей, не дезориентировали, а, напротив, выявляли мельчайшие детали окружающего пространства. Собственно, обычное восприятие мира превратилось в гипервидение, позволяющее проводить обработку поступающей информации с нарастающей быстротой, экстраполировать разрозненные обрывки в полновесную, объемную и законченную систему прогнозирования будущих событий. Несколько сердец билось в унисон, давление шептунов просто смело мощной волной объединенного сознания, утопив порождаемые ими ментальные шумы в абсолютной тишине.
Мы осмотрелись, проникая взглядом сквозь беззвучно корчившиеся здания-фантомы, и выявили кукольников Шерифа. Их было много, не меньше пятидесяти человек... Пятьдесят шесть, мгновенно поправил объединенный разум. Именно столько кукольников ткали свой образ по приказу Шерифа, творя вдохновенно и холодно. Мгновенно пришло понимание, что повиновение этих людей было слепым, безотчетным, управляемым со стороны мощной силой. Немедленное ментальное сканирование пространства тут же выявило источник этой силы.
Шериф и шептуны еще ничего не заподозрили. Щупальца их восприятий уверенно продолжали свиваться вокруг нас в тугие кольца, уже не причиняя нам вреда. Вектор гипервидения выявил местоположение каждого с абсолютной точностью.
— Пора заканчивать, — пришла мысль Нкота в виде разноцветного фейерверка. — Сражение слишком затянулось и отняло у меня много времени. Сейчас мне потребуется все ваше воображение. Каждый из вас за свою жизнь видел немало картин различных стихий природы, хотя бы и по визосети, как ты, Никс. Так утрем же нос Шерифу эффектно и — эффективно. Мне нужен смерч. Оживите образы и слейте их в один... Вот так, хорошо. А теперь, Отшельник, сделай наш смерч.
И Отшельник сделал. Талант кукольника воплотился в гигантской конической воронке, завертевшейся вокруг цилиндра и превратившей его в наглухо отрезанный от мира непроницаемый островок. Плотные непрозрачные потоки воздуха стремительно неслись по окружности, создавая ощущение мощи, еще безмолвной и нереальной.
— Теперь я дам ему силу, — сказал-полыхнул Нкот.
И воздух пронзительно взвыл. Тучи пыли взрывом взметнулись вверх, несущаяся стена смерча мгновенно потемнела от поднятой многотонной массы.
— Предельная концентрация! Увеличиваем радиус...
Мы сконцентрировались. Гудящие стены сознательно созданной стихии начали удаляться, обнажая вылизанный дочиста пластобетон — и это уже не было иллюзией, как игра Шерифа.
— Быстрее...
Смерч разрастался. Визг раздираемого воздуха перешел в грозный рев. Земля задрожала. На самом деле.
— Не жалей красок, Отшельник. Больше ярости, Бигман. Добавь вещественности, Никс. Пусть этот смерч будет твоим новым ключом!
Небо и земля превратились в разверзшийся ад. Хобот расширяющейся воронки скачком вытянулся вверх, добрался до облаков и втянул, ассимилировал их в себя. Он непрерывно увеличивался, пока не заполнил всю площадь, а затем коснулся настоящих зданий, а не тех кривляющихся чудищ, созданных искусством кукольников. Раздался грохот раздираемого камня и каркасного металла, и кольцо зданий разнесло в клочья, многотонные пролеты, балки, куски стен взмыли вверх словно пушинки.
Смерч не остановился и на этом. Он продолжал расти, ломал, крушил, сметал с лица земли все, что попадалось ему на пути, стирая улицу за улицей, словно художник неудавшийся рисунок... Мощь созданного нами образа гипнотизировала, ошеломляла, и она все увеличивалась! Казалось, это может продолжаться бесконечно!
— Стоп! — мысль Нкота вошла в сознания холодной острой иглой. — Достаточно, заканчиваем!
Поток энергии, текущий от чужого подобно потоку лавы, извергнутому огнедышащим вулканом, как отрезало.
Смерч потерял силу и звук.
Поблек и растаял.
Все исчезло...
Я обнаружил, что сижу на пятках, закрыв глаза и прислонившись спиной к трассеру, ощущая себя постаревшим лет на двести. Словно за один миг я прожил несколько жизней, память о которых наслоилась друг на друга так плотно, что перестала читаться, как склеенные страницы книги, но осталась сама книга, остались воспоминания о том, что они, эти жизни, были, и было бесконечно, безумно тоскливо чего-то жаль. Открывать глаза не хотелось, этот мир был слишком скучен, чтобы на него смотреть. Слабые порывы ветра бродили вокруг, тычась в лицо, словно слепые щенки, трепали волосы — воздух еще не успокоился после отбушевавшей стихии смерча.
Но возвращаться было необходимо. Я заставил себя поднять веки. Как я и ожидал, прежнее ощущение действительности поблекло до унылой серости. Теперь мир казался мне черно-белым, хотя и оставался цветным. Это пройдет, когда впечатления от слияния потускнеют, но от понимания этого не легче. Перенесенное напряжение не могло не отразиться на самочувствии, и я не удивился своей слабости. Мышцы трепыхались студнем, когда я со скрипом поднялся на ноги.
Площадь преобразилась и в реале. Вокруг чистого круга, оставшегося после магического цилиндра, пластобетон застыл вспученными волнами черной многометровой зоны. За обугленной зоной площадь была обычной, разве что почище, чем раньше. А вот дальше... Искореженные остатки фундаментов по периметру выпирали из земли, словно сломанные зубы. И среди каменного месива, растянувшегося от края площади вглубь города метров на триста, я увидел перемешанные с обломками трупы. Куски плоти, обрывки одежды, кровь и стылый ужас. Пустынный каменный город, превращенный в каменную пустыню, обагренную кровью десятков людей...
Никогда не видевший столько исковерканных тел сразу, я потрясено смотрел на эту бойню. Битва жестким наждаком прошлась по душе, обнажив ранее приглушенные чужим чувства, от одолженной эм-брони не осталось и следа, и мучительные вопросы всплывали на поверхность сознания один за другим. Зачем чужой это сделал? Точнее, почему он сделал это именно так? Ведь, обладая феноменальной скоростью передвижения, он мог выключить всех этих людей Клинком, как шелтян на Ферме, и обошлось бы без жертв... Или я чего-то недопонимаю, или он убил их сознательно, не ради того, чтобы спасти наши жизни, а преследуя какие-то неизвестные мне цели, неизвестные, но уже крайне неприятные.
— Спасение наших жизней является лишь частью той великой задачи, ради которой я сюда явился, — отозвался на мои мысли Нкот.
— Великой задачи на твой взгляд, — пробормотал я себе под нос, подвергнув сомнению истинность его заявлений — первый раз с того момента, как покинул Ферму. — Я по-прежнему не знаю, что тебе нужно, и кажется, уже не хочу знать...
Я понимал причину своей странной, разъедающей душу тоски. Объединенный разум. Ярче впечатлений мне не доводилось испытывать за всю свою жизнь, полнее, чем за несколько минут слияния, я никогда не жил. Прием Нкота, примененный им для нашей защиты, оказался сильнейшим наркотиком, привыкание к которому наступило после первого же использования. Мне стало страшно от этой мысли. Подобная зависимость может превратить в раба кого угодно.
— Целитель, — послышался где-то в отдалении глухой, надтреснутый голос Бигмана, — можешь что-нибудь сделать для этого парня?
Пока я был занят размышлениями, Бигман пересек площадь и присел на корточки в разрушенной зоне перед одним из людей Шерифа. Взглянув в его сторону, я обнаружил еще один побочный эффект, появившийся после слияния, — зрение необычайно обострилось. Несмотря на большое расстояние, а до Бигмана было метров пятьдесят, я видел мельчайшие подробности. Необычное ощущение — видеть так далеко при такой четкости, точно к глазам приставлен невидимый бинокль.
Тело человека, перед которым замер прыгун, утонуло в хаосе каменных обломков по грудь, глаза были закрыты, слой припорошившей лицо пыли, не способной скрыть его молодость, пропитали сочившиеся из уголков губ темные струйки крови.
