Девушка взяла несколько аккордов и запела неожиданно сильным глубоким голосом. Почти против своей воли Фуоко прислушалась, чтобы разбирать слова. Некоторые она не понимала, но в целом смысл ухватывала.
Построен мрачный эшафот,
Палач топор вострит,
Закатом алым небосвод
Торжественно горит.
Шагает тяжело конвой,
Закован менестрель,
И плачет будущей вдовой
Разбитая свирель.
Не убивал, не воровал -
Куда страшнее грех:
Свободу в песнях воспевал,
А вовсе не успех.
Достаток, счастье и покой
Свинарней называл,
Людей манил своей мечтой
И небо обещал.
"Простого счастья мутный сон
Отриньте навсегда,
Пружин матраса тонкий звон
Опасней хруста льда.
В комфорте — мягкая тюрьма,
Покой страшней, чем смерть,
Так променяем же слова
На жизни круговерть!
Там, в небосвода вышине,
Манит к себе звезда,
В ее заоблачной стране
Жизнь бьет ключом всегда.
Мир необъятен и широк.
Забудь про отчий дом,
Разбей в душе своей замок,
Шагни за окоём!"
Мальчишек песнь с собой звала
Туда, где серебром
Вершины гор, как купола,
Сияют за окном,
Туда, где скуке места нет,
Где греют холода,
Где что ни фраза, то сонет,
И где пьянит вода.
Мальчишкам свойственно взрослеть,
Их вечная судьба -
Встать на крыло и улететь
Из отчего гнезда.
Мальчишкам хочется всегда
Неторного пути,
Милей застойного пруда
Им бури и дожди.
Отцы им больше не указ,
Сердца огнем горят,
Их не заманишь больше в класс -
Учителям дерзят.
Поэт, иллюзией маня,
Мальчишек соблазнил,
И к казни суд на склоне дня
Его приговорил.
Шагает тяжело конвой,
Колода жертву ждет...
Но возле плахи роковой
Мальчишек ряд встает!
На пыльных душных чердаках
Разбиты сундуки,
На старых дедовских клинках
Закат как кровь блестит.
Страх смерти детям не знаком:
Не страшно умирать,
Когда встаешь к плечу плечом
Идею защищать.
И дрогнув, отступил конвой,
И вновь поет свирель:
Звенит топор по мостовой,
Свободен менестрель!
Восход нельзя остановить,
Судьбу не одолеть:
Нельзя ребенка попросить
Помедленней взрослеть.
Бунтарь-мальчишка в свой черед
Окажется отцом,
И снова менестрель придет
Позвать за окоём.
И снова вспыхнет чей-то взор,
И снова грянет бунт,
И снова вытащат топор
И палача найдут...
Отцы и дети — вечный спор
Не стихнет никогда,
И неге сна наперекор
Всегда зовет звезда.
Тебя зовет звезда...
— Вот так! — решительно сказала гитаристка, отбив в заключение дробь пальцами по корпусу. — Ну и?
— Сойдет, — покровительственно одобрил Юрка Маленький. — В Хёнкон вернемся — запиши.
— Обязательно! — Ольга просияла улыбкой, от которой ее очкастое лицо вдруг расцвело и стало почти симпатичным. — Родителям отошлю, пусть послушают.
Фуоко вздохнула и снова положила голову на руки. Тоска, во время песни слегка отступившая, вернулась снова. Зачем всё? Она сама, как те мальчишки, рвалась из дома за неведомый горизонт, чтобы найти там новую интересную жизнь — а чем закончилось?
Яхта летела по волнам, трепал одежду теплый соленый ветер, громко разговаривали и смеялись ставрийцы, но девушка медленно погружалась в прежнее оцепенение. Мир, еще декаду назад ясный и четкий, потускнел и утратил всякий смысл. Вот бы сейчас упасть за борт и утонуть...
— Хэй-хо, а вот и я! — раздался за спиной знакомый голос. — Привет всем! Ух, сколько девчонок, и все такие красавицы! Алё, девчонки, давайте знакомиться!
Фуоко нехотя распрямилась и глянула через плечо. Посреди верхней палубы стоял, широко ухмыляясь, тощий — все ребра наружу — белобрысый мальчишка в набедренной повязке, явно сооруженной из вафельного полотенца. А позади, прислонившись плечом к выходу с трапа, стояла молодая женщина в шортах и майке без рукавов, завязанной узлом под грудью, с длинными ножнами на обнаженном бедре. Паладар Палек? И долбанутая на всю голову кирисова сестричка? Что они-то здесь делают? Фуоко заметила, как скрестились оценивающие взгляды Варуйко и Марты.
— Привет! — откликнулся Большой Юрий, тоже с интересом рассматривающий Варуйко. — Я хоть и не девчонка... только ты кто? Я тебя вроде раньше не видел. Ты с какого курса-факультета?
— Я существо гениальное во всех отношениях, — важно пояснил Палек. — Но если очень хочется, можно сказать, что я вечный студент с архитектурно-строительного. Эй, кошка! — он поманил пальцем Зорру. — Или кто ты сегодня, собака? Или лишка?
Что значит "лишка" на камиссе, Фуоко не знала. Зато, очевидно, знала парса, которая неторопливо развернулась, подобралась — и вдруг мелькнула в воздухе бело-рыже-зеленой молнией, врезавшейся в паладара словно пушечное ядро. От удара Палек согнулся пополам, хватаясь руками за брюхо, потом упал на колени, боком повалился на палубу, пару раз дернул ногой и затих, подмигнув Фуоко так, чтобы не видели остальные. Зорра уселась в паре шагов от него и принялась что-то сосредоточенно выкусывать под правой передней подмышкой.
— Ой... — тихо взвизгнула невзрачная Ольга. — Она его убила? Врача...
Парень, которого Юрий назвала Стасом шагнул вперед и склонился над Палеком, осторожно потормошив его за плечо. Потом он неуверенно взглянул на Варуйко и Фуоко.
— Может, в самом деле врача позвать? — нерешительно спросил он.
— Он есть дрон, — вздохнув, просветила его Фуоко. — Паладар. Беспокойся не надо, он дуракует... дурачится. Имя есть Палек Мураций. Зорра не нападает на человеки без тяжелая причина.
— Паладар? — удивленно переспросил Анастас. — Палек... Мураций?
— Ну, Палек, ну, Мураций... — недовольно протянул на кваре чокнутый паладар, садясь на палубу. — Фучи, ну чего все развлечение портишь, а? А вдруг бы мне кто из девушек искусственное дыхание сделать захотел?
Фуоко пожала плечами и отвернулась, снова уставившись в воду. Хотя с Палеком она сталкивалась не так уж и часто, оставляя удовольствие общения Кирису, к брату Рисы она уже привыкла. Старикашка ведь, на самом-то деле, а туда же, выпендривается...
— Вы и в самом деле паладар? — с вежливым интересом поинтересовался Маленький Юрий. — Я не слышал раньше вашего имени. Вы родственник госпожи ректора?
— Ну вот! — расстроился Палек, снова переходя на камиссу. — Первый же вопрос в любой сполечности — а не родственник ли вы? А я, между прочим, не просто родственник, а самостоятельная личность! Гигант мысли, а местами даже главный инженер проекта и главная движущая сила за кулисами. Кто вам Большую Библиотеку проектировал, всю из себя сейсмоустойчивую?
Интересно, что он забыл на яхте? Если ему нужно в Шансиму, наверняка он может сразу подключиться к любому дрону в тамошнем консульстве.
— Эй, Фучи! — Палек поднялся и принялся неторопливо отряхиваться, чуть не потеряв полотенце и заработав быстрый взгляд в промежность от раскрашенной Марты. Да натурально там все выглядит, кошка ты драная! Ишь, заинтересовалась... Голого мужика не видела, что ли, ни разу? Наверняка ведь на свободных пляжах постоянно ошиваешься! Глубоко вдохнув, Фуоко проглотила раздражение.
— Да? — почти вежливым тоном осведомилась она.
— Варуйко-тара пришла пригласить тебя на инструктаж подгруппы, — Палек опять переключился на кваре. — Сируко проводит, а Вара на побегушках как охранник. А поскольку она на кваре говорит примерно так же хорошо, как ты на катару, мне приходится излагать ее невысказанные желания и переводить на человеческий язык огненные взгляды. Короче, она уже утомилась ждать и готова утащить тебя под мышкой. Идешь? Или что ей сказать?
— Не хочу, — вяло мотнула головой Фуоко. Слабость, которую она постоянно чувствовала в предыдущие дни, вдруг накатила волной, окутала душным одеялом, вскружила голову. — Скажи ей, что потом... пожалуйста?
— Так, что за новости? — удивился Палек. — Фучи, ты что, заболела? Ты чего вся из себя вареная? Ты вообще когда в зеркало смотрела в последний раз на свою костлявую физию — ты что, на диету села? И Дзии разрешил?
— Фуоко плохо ест, — немедленно нажаловалась Зорра. — С Кирисом не говорит. Меня ругает. Фуоко помрет?
— У-у... — Палек неторопливо подошел вплотную. — Слышал я, конечно, что ты с Киром поцапалась, но что настолько сильно... Так, Фучи, ну-ка в глаза мне посмотри. Вы что, всерьез навсегда расплевались?
— Не твое дело! — озлилась Фуоко. Острый приступ раздражения нахлынул на нее, смывая вялость, и она вскочила на ноги. — Как хотим, так и ругаемся... дэй Мураций!
— Ого! — Палек отступил на шаг. — Вот оно как... Ну ладно. А-а-а! — вдруг во всю глотку завопил он, так что Фуоко от испуга отпрянула назад. — Человек за бортом! Человек за бортом!
Человек? За каким...
Додумать Фуоко не успела, потому что сумасшедший паладар бросился на нее, схватил в охапку, сильно толкнулся — по спине и ягодицам больно проскребли перила — и секунду спустя соленая вода, холодная после влажного душного воздуха, сомкнулась над ее головой, хлынула в рот, нос, горло. Девушка отчаянно забарахталась, но длинная юбка облепила ноги, сковала движение, и зеленоватые солнечные лучи, пробивающиеся сквозь отдаляющуюся поверхность воды, медленно потухли в ее глазах. Как же так? — мелькнула мысль. Почему?.. Не хочу...
... умирать?
Умирать... гулко отдалось в окружающей черноте. Умирать...
...если одолеют неприятности, просто подумай, насколько незначительны они по сравнению с проблемами людей, потерявших все — даже не успевшую толком начаться жизнь...
...теперь и я потеряла жизнь. Сначала Кира, а потом жизнь...
Кир...
Не хочу... Не хочу! Помогите!!!
...дети помогут... свет не погаснет... мать слышит...
Она отчаянно устремилась куда-то вперед сквозь липкий беспросветный мрак, и тот внезапно расцветился переливающимися радужными волнами. Линии... нет, уже не линии, вихри разноцветных водоворотов, фонтаны и причудливые геометрические поверхности, мерцающие самыми невероятными цветовыми оттенками, для которых невозможно подобрать описания — шторм красок, налетающих на нее, окутывающих, пропадающих и возвращающихся снова — сложные, постоянно изменяющиеся объемные фигуры — ослепительное присутствие, угадывающееся где-то вдали, за океаном оттенков — россыпи, водопады, мириады мерцающих искр, тянущиеся вокруг бесконечными вуалями — и хоралы, оркестры, водопады звуков, визжащих, скребущих, плачущих, поющих торжественными фанфарами и бухающих усталыми барабанами...
Звуки?
Она потянулась вдаль, и одна нота, до боли знакомая, цепляющая сердце словно острым когтем усилилась и придвинулась вплотную, и одна из бесчисленных искр вдруг выросла в шар, мерцающий ослепительными темно-багровыми переливами, окутанный отвратительной гнойно-зеленой сетью — и она рванулась к нему, и сеть рассеялась, и нота усилилась, умножилась, рассыпалась в тональностях, превратилась в хорал, звучащий можно и уверенно, заглушающий все вокруг...
...и угольно-черный клубок вдалеке, горящий яркой опасной искрой, вдруг оказался рядом, вспух облаком, окутал душной пеленой, и хорал утих и пропал, и она рванулась прочь, прочь, сквозь вязкий противный туман...
...и Фуоко резко села на ровной упругой поверхности, оглядываясь вокруг безумным взглядом.
Сердце бешено колотилось, грудь вздымалась, словно после долгого быстрого бега. Живот сводило спазмами голодных болей. Зорра, запрыгнув на колени, быстро лизала ее в щеку шершавым теплым языком.
— Фу, отвяжись... — заплетающимся языком пробормотала Фуоко, пытаясь сфокусировать взгляд и сообразить, где она находится. Обшитые деревянными панелями стены, небольшое наглухо закрытое окно, висящий на стене экран терминала... Снизу, из-под пола, доносилось негромкое равномерное гудение, и все вокруг слегка покачивалось. Каюта? Она на... корабле?
Яхта! Она упала с яхты... и захлебнулась? Точно. Сумасшедший Палек выбросил ее за борт. Видимо, ее все-таки подобрали. Фуоко ощупала руками материал, на котором сидела, потом наклонилась и попыталась заглянуть под кровать. Ага. Стандартная медицинская капсула вроде той, что служит кроватью в ее комнате в общаге. В груди немного побаливало, но туман в голове быстро проходил. Спазмы в животе не унимались — точно такие же, как полгода назад, когда она быстро теряла массу из-за перестройки нервных тканей. Нужно срочно поесть, чтобы заглушить их. Интересно, есть поблизости питательные батончики?
Она сообразила, что оказалась совершенно голой. А где одежда? Сушится, наверное. И в чем ходить?
В дверь пару раз постучали, и Фуоко инстинктивно прикрылась руками. В приоткрывшуюся дверь вошла Варуйко, держа в руках сложенную аккуратной стопкой одежду. Она подошла к Фуоко, небрежно бросила одежду на кровать и вытянула из терминала два наушника автопереводчика, один из которых протянула девушке.
— Очухалась? — поинтересовалась Вара, когда Фуоко вставила наушник. — Больше двух часов дрыхла, между прочим. Дохлая ты какая-то — секунд двадцать под водой провела, и чуть кони не двинула.
— Всего двадцать секунд? А...
Фуоко замолчала. Не спрашивать же на полном серьезе, сколько времени ей снилась шикарная цветомузыка.
— До Шансимы полчаса хода, — сообщила Варуйко, не дождавшись продолжения. — Одевайся в темпе и покажись народу. Они уже ставки делают, выживешь ты или помрешь. Только помирать не вздумай, иначе братец меня за ногу искусает. Кстати, если не разгонишь мошкару над яхтой, нас в Шансиму не то что не пустят, а еще и потопят на дальних подходах.
И она вышла, хлопнув за собой дверью.
Мошкару?
Фуоко пощупала лежащую сверху майку. Сухая. И глаженая... Стоп! Это же не ее одежда! Она что, в беспамятстве опять все сожгла? Ходер! С другой стороны, пора бы и привыкнуть. Девушка натянула одежду, оказавшуюся стандартными спортивными шортами и майкой с короткими рукавами, автоматически нащупала на запястье идентификационный браслет, сунула ноги в сандалии возле кровати, к счастью, свои и осторожно поднялась на ноги.
— Не волнуйся, не грохнусь, — сказала она напряженно глядящей Зорре. — Сейчас пойду, поймаю Палека и оторву ему... кусок дрона, чтобы неповадно было на людей кидаться. Еще и Рисе пожалуюсь, пусть навешает штрафных баллов своему дебильному братцу. Увидишь его в следующий раз — откуси палец, разрешаю.
— Фуоко злая! — громко сказала Зорра, и ее пасть растянулась в ухмылке. — Фуоко веселая! Фуоко больше не помирает! Зорре нравится!
Веселая?
Фуоко прислушалась к себе — и вдруг поняла, что последние солнечные лучи, играющие на волнах за окном, больше не кажутся серыми и бессмысленными. Тяжесть на сердце, не отпускающая последние дни, пропала бесследно, и воздух вливался в грудь сладким бодрящим потоком, а не безвкусным липким желе. С глаз словно сдернули черную вуаль, затемняющую мир, и она осознала, что все еще живет.
Фуоко снова села на кровать рядом с парсой и крепко обняла ее.
