Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— И правильно лгал. Не знаю уже, но кажется мне, что признайся ты мне тогда, в начале нашего знакомства, я бы тебя в монастырские подвалы на спрос потянул бы, а тем Руси сделал бы очень худо. — отец Савл усмехнулся — теперь и я на исповеди солгу, да не просто так, а на предсмертной. Ведь спросят меня о тебе, непременно спросят. Поэтому и поеду в монастырь так, чтобы лишь до кельи своей добраться, да чтобы соборовать успели. Прощай, Саша, пора мне.
— Прощай, отец Савл, прости меня за всё.
— Бог простит, а я тебя благословляю на труды во благо Руси.
Мы обнялись, и я повёл отца Савла к своему кабриолету, только что въехал во двор. То Денис привёз Феофилу.
— Благослови тебя господь, Феофила. — сказал от женщине, подошедшей для благословления — Оставляю я вас, поскольку пришла мне пора мне отправляться в дальний путь.
— Вернёшься ли ты, отче?
— Оттуда не возвращаются.
Феофила расплакалась и убежала в дом, а я ещё раз обнялся с отцом Савлом и помог ему взобраться в кабриолет. Больше мы не виделись, и на его похороны меня не пригласили: в монастыре это закрытое мероприятие.
А на следующий день ко мне пришел отец Гурий, и поселился в комнате, которую занимал отец Савл.
* * *
Спустя два с половиной года.
— Скажи мне князь Александр Евгеньевич, для чего пригодны эти бляшки? — спросил царь, разглядывая образцы никеля, привезённые мной из Печенги.
— На многое, великий государь. Во-первых, это легирующая добавка в сталь.
— Да, припоминаю, ты говорил об этом.
— Во-вторых, этим металлом можно покрывать сталь, чтобы она не ржавела. Например, можно отникелировать доспехи твоего почётного караула, будет очень красиво.
— Действительно. Поручи своим людям сделать это. Но продолжай.
— И наконец, великий государь, я знаю, что твоя казна несёт неисчислимые убытки от фальшивомонетчиков, чеканящих медную монету.
— То так.
— Я предлагаю пустить в обращение монеты вот из такого сплава. — и я выложил перед царём диски в размер монет, из 'мещанского серебра', мельхиора. — У фальшивомонетчиков такого металла в помине нет и не будет, поскольку весь никель идёт через твои рудники и заводы, и значит доверие к твоей монете резко возрастёт. Признаюсь, что я уже отдал распоряжение строить машину для чеканки монет. Собственно, пресс, рассчитанный на три пуда монет в сутки уже построен, дело за малым: надо чтобы ты утвердил внешний вид новых монет и дал указ на их производство. Впрочем, если ты решишь иначе, пресс всё равно нужен для других нужд.
— Велю, разумное ты дело предлагаешь. А где планируешь разместить монетный пресс?
— Там, где ты повелишь. Я полагаю, что это место должно хорошо охраняться и обороняться, то есть нужна крепость, например Кремль. Ну и нужно вооружённое подразделение бойцов, преданных тебе как псы. А над прессом и всеми работами связанными с чеканкой монеты, начальствовать должны люди из приказа Большой казны или иного ведомства, на которое ты укажешь. А Горнозаводской приказ будет поставлять оборудование и ремонтировать его по мере надобности.
— И ещё велю тебе построить прессы для выделки золотой и серебряной монеты. Тоже поставишь приказу Большой казны. Пришла пора обеспечить себя собственной монетой. Я дам приказ сделать эскизы монет, а чеканы ты сумеешь изготовить?
— Конечно сумею. Не слишком трудное это дело, великий государь.
— Ну ладно, ступай, князь.
Возвращался я домой мимо рынка. Порадовался, что там идёт бойкая торговля картошкой, как на еду, так и посевной материал. Особо порадовал рекламный слоган: 'Ольшанские семена уважают все племена. Кто картошку из Ольшанки сажает, тот весь год сытый бывает'. Неказистые стишки, но народ на них ведётся, и это радует. Ещё заметил, что продаётся кукуруза как в початках, так в зерне и в виде крупы. Посмеялся, когда вёрткий жук попытался мне впарить бутылку подсолнечного масла за полтинник, мотивируя это необыкновенно мощным воздействием сего масла на мужскую силу вкушающего. И помидоры увидел, причём во всех видах: солёные, маринованные, в виде томатной пасты и сушёные. Сушёных я прикупил полкило, на рынке метрическая система потихоньку вытесняла старую, хотя царь на этот счёт указов не издавал.
Дома меня ждал вкусный обед и жена, Олимпиада Никитична, урождённая Ржевская, дочь воеводы Никиты Григорьевича Ржевского. Её мне, можно сказать, сосватала Феофила. Она познакомилась с Олимпиадой, когда та привела в её школу младшую сестрёнку. И то сказать, Олимпиада Никитична невеста незавидная: одна радость что рюрикового рода, да кто из князей не может похвастаться родством с Рюриком? Зато тоща, перестарок, аж целых двадцать два года девушке, и приданого почти что и нет. Так что, когда я заслал сватов к Никите Григорьевичу, руки мне он, как в анекдоте, конечно не целовал, но своё родительское 'Да' сказал с радостью.
И мы стали мирно и дружно жить. Меня подскрёбывали воспоминания о Феофиле, и том неслучившемся, что могло у нас быть, но... как в той песне поётся, не могут короли жениться по любви. Вон и Феофила тоже вышла замуж. Взял её после долгой осады турецкий посол Илхами Кылыч, получивший специальный фирман своего повелителя на этот брак. У Феофилы и Илхами уже родились два мальчика, двойняшки, а у меня с Липой одна дочь. Пока.
Вообще-то грустная у нас с Феофилой вышла история. Вскоре после кончины отца Савла состоялся у меня важный и тяжёлый разговор. И не абы с кем, а с двумя важнейшими лицами государства: с царём и митрополитом Макарием.
Понятно, что столь значительные мужи не ради меня собрались, у них и своих забот не счесть, и все важнейшие, но зная запланировав собственную встречу пригласили и меня к её завершению.
— Когда жениться думаешь, князь Александр? — в лоб ошарашил меня вопросом Иван Васильевич — Двадцать шесть тебе скоро, взрослый муж, состоявшийся. Пора собственных детей заводить, а не по Астрам порхать, как стрекозу какому.
— Непростое это дело, великий государь. Я хоть и титулом велик, да предками не родовит. Не рвутся выдавать за меня дочерей старые роды.
— Неправильно ты на себя смотришь, сыне, — мягко поправил меня митрополит — ты сам родоизначальник, и просто обязан основать крепкий род с могучим стволом и раскидистыми ветвями. А для того обязан найти себе достойную пару.
— Есть у меня пара, Феофила Богдановна Собакина, да все твердят, что наш брак невозможен.
— Верно твердят. Не одобрит такой брак ни трон, ни церковь. Она вдова, и пусть не по своей вине, но замешана в большом бесчинии. Нельзя чтобы отголоски его пали на твоих детей и внуков.
— Тогда кого мне выбрать в жёны?
— Решать тебе, но девушка должна быть из старого рода, от достойных родителей, честная, недурна собой и обязательно умна. От умных родителей и дети хорошие выходят.
— Но кого конкретно?
— А вот это твоё дело. Не желаешь ли ты, чтобы царь и митрополит твоими матримониальными делами занялись? Одно помни: неравного или сомнительного брака мы не потерпим. Ступай.
Дома я, буквально в дверях, столкнулся с Феофилой. Ах, как она расцвела за время нашего знакомства!
— Александр Евгеньевич, у нас будет серьёзный разговор.
Чёрт, как все мы боимся этих слов! Но деваться некуда, будем говорить раз надо.
— Тогда пожалуйте в кабинет, Феофила Богдановна.
И обращаясь к ключнику, возникшему в дверях:
— Афанасий Юстинович, распорядись, чтобы принесли чай в мой кабинет на двоих. И бутербродов каких-нибудь, я голоден.
В кабинете расселись на традиционных, для наших бесед, местах: в глубоких креслах, а между нами низкий резной столик. Феофила сразу взяла быка за рога:
— Пора тебе жениться, князь Александр Евгеньевич.
— Эка ты официально, Феофила Богдановна.
— Дело важное, можно сказать, государственное.
— Что тебя побудило к такому разговору?
— Был у меня сегодня мой духовник...
— У тебя есть духовник? Я и не знал.
— Я и сама почти забыла. Ходил такой в наш дом, пока я росла, а как случилось несчастье и благополучие рассыпалось, так и пропал. Как я к тебе притулилась, снова появился. Всё про наши постельные дела интересуется, да уговаривает у тебя секрет гром-камня вызнать.
— Этот вопрос я моментально решу. Не будет к тебе липнуть гнида в рясе.
— Не в этом дело. Прислал его архиерей, и прислал по делу. Ты знаешь, что о нас с тобой говорят?
— Пусть попробуют сказать в глаза то что болтают втихомолку, и я оборву такому говоруну все подробности, и заставлю сожрать.
Феофила хихикнула. Серьёзный-то разговор, серьёзный, а воображение у женщины богатое.
— Потому и не говорят ничего. Видно невкусные у них подробности.
— Ну так что передал архиерей?
— Что тебе надо жениться на девушке из старых родов, а мне выходить замуж за кого попроще.
В этот момент принести чай и бутерброды. Феофила схватила свою чашку и закрылась ею... знакомая картина, так же, века спустя и в другом мире при тяжёлых разговорах заслонялась чайной чашкой моя драгоценная супруга. Может это передаётся генетически?
Я взял свою чашку, отхлебнул. Отличный чай, и заварен как следует быть. Подумал... Хотя о чём тут думать, всё ясно как теорема Пифагора, чтоб его, сектанта итальянского.
— Раз надо, придётся. Тут понимаешь, какое дело, Феофила... Знаешь ли, что некоторым охотничьим собакам положено обрезать хвост?
— Ну слышала. Но при чём тут собаки?
— Это образ. Хвост нужно рубить сразу сколько надо, я не тюкать понемножку. Понимаешь? Нам надо находить себе достойных супругов и не мучать друг друга долгим прощанием.
— Ты какой-то железный, весь в панцире, как черепаха.
Ах, милая юная женщина... Мне несравненно легче чем тебе. В меня столько раз влюблялись девочки, и всегда это были лучшие девочки в своих классах... Так что обзавёлся я своей черепашьей бронёй. Есть у меня иммунитет к любви чудесных девочек, учитель обязан таковой приобрести.
— Я и похож на черепаху. Посмотри какой я морщинистый и страшный.
— Фу, опять ты шутишь. А разговор, между прочим, серьёзный.
— Если хочешь знать, со мной совсем недавно великий государь и митрополит о том же беседу вели, и теми же словами.
— Так кого ты возьмёшь в жёны?
— Не знаю. Откровенно говоря, мне всё равно, я уживусь с любой.
Феофила внезапно вспыхнула:
— А хочешь, я помогу тебе составить партию? Появилась у меня в школе Антонина Ржевская, её привозит на занятия старшая сестра, Липа. Она, я уверена, будет тебе замечательной парой.
— Как— как? Липа?
— Олимпиада. Девушка из старого рода, княжна, но родитель её приданное не накопил, да и излишне девушка худощава, вот и засиделась в девках. Я с ней переговорю, зашлю свою сотрудницу переговорить с матерью, с отцом. Думаю я, что они будут довольны. Ты у царя-батюшки в чести, хотя в Кремле и не мелькаешь, всё по делу. И богатство у тебя есть. Дом, конечно, маленький скромный, и слуг всего три десятка, не считая охраны, но все знают, что ты и заводы на свой кошт строишь, и драгоценные игрушки просто так детям раздаёшь. Словом, ты завидный жених.
— Хорошо, так и решим. Узнавай, что там и как, а я обещаю не обижать будущую жену, раз уж она выбрана тобой.
Свадьбы в это время дело не быстрое. Это вам не двадцатый век, и не двадцать первый, когда люди сбегаются и разбегаются в одночасье. Смотришь — несётся свадебный кортеж, на рестораны, мишуру и угощения угроблены сотни тысяч, причём взятые в кредит, а через неделю-другую, ещё во время медового месяца эти придурки уже разбежались, и несколько лет выплачивают кредит, спущенный в унитаз.
В это время всё обставлено традициями, правилами, установлениями, обрядами... Хорошо, что всей этой мутью занимался Афанасий Юстинович. Так что я извещался заранее, что в такой-то час надо быть готовым к очередному мероприятию, одевал положенные тряпки, брал и вручал положенные подарки, словом готовился к священным узам брака.
Невесту, как и положено, я увидел только в спальне, потому как и за свадебным столом она была в чём-то вроде паранджи. Дальше были дурацкие обряды вроде прилюдного раздевания в коридоре, выноса окровавленной простыни, и прочих ненужностей, о которых вздыхают этнографы и больные на голову патриоты, которые для себя этих обрядов не устраивают.
Впрочем, это я по— старчески брюзжу. Пережил же я этот бедлам? Ну и слава богу. Даже от царя я получил свадебный подарок: прямо на пир второго дня явился богато наряженный гонец с тремя ассистентами, и торжественно зачитал присутствующим царскую грамоту, что мне жалуется ещё тысяча четей угожей земли, рядом с моей вотчиной, и десять чистокровных арабских кобылиц.
Ровно столько земли и племенного материала я и заказывал для формально моего, а на самом деле, государственного конезавода. Изящно, надо признать, сработал царь-батюшка: и о государственных интересах порадел, и мой статус поднял до космических высот, и при этом казна ровным счётом ничего не потеряла. Я и так уважал ум и дипломатические способности Ивана Васильевича, а теперь его авторитет в моих глазах стал абсолютным.
Кстати, грамоту я тут же, собственными руками, поместил в рамку со стеклом, и повесил на стену.
Присутствующие, глядя на это, завистливо сопели.
А затем уже традиционно для моих посиделок гостей стали развлекать караоке. Впрочем, Денис с фанерками потребовался только два раза, когда состоялся дебют 'Живёт моя отрада в высоком терему' и 'На улице дождик'. Остальные песни, как выяснилось, знает вся Москва и не только: много гостей со стороны невесты приехали из других мест.
Довольно забавно для меня, но шикарным аттракционом стал показ сказок через светоскоп. Когда гости увидели на экране заглавный кадр 'Колобка', то просто взвыли от восторга:
'Колобок'.
Русская народная сказка.
Начертано и раскрашено Анастасией Романовной, царицей всея Руси, собственноручно.
Последующие диафильмы вызывали интерес и бурные обсуждения, но первый... он вызвал просто бурю не поддающегося описанию восторга.
А потом мы стали жить полноценной семейной жизнью.
Жаловаться мне не на что: жену мне Феофила подобрала хорошую, покладистую, а что важнее всего, умную. Я искренне считаю, что с умным человеком можно легко ужиться, а с дураком, и особенно с дураком жадным — никогда.
Потихоньку Липа вникла в мои дела, а со временем, стала деятельным и инициативным помощником. Это она додумалась до простой мысли, что пора создавать кадровый резерв, и основой кадрового резерва управленцев стали те самые семеро не принятые мною на службу кандидаты в ключники. Трое мужчин из их числа, уже стали директорами заводов, а две женщины — директорами ткацких фабрик, причём все они демонстрировали неплохие результаты и стремление к расширению своих производств. Потихоньку подтягивались и другие претенденты, я старался собрать о них максимально возможную информацию, но потом дело разрослось до значительных размеров, и я основал кадровый отдел в Горнозаводском приказе. Заведовать отделом поставили молодого и рьяного Кирьяна Грызя, из смоленских дворян, случайно попавшего на глаза князю Мерзликину, и Сергей Юрьевич прислал его ко мне.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |