Янтарь и Льдянка. Школа для наследников

— Что случилось? — я вернула стакан Янтарю и без сил упала обратно на подушки, массируя ноющие виски.

— Ты ничего не помнишь? — спросил он с какой-то странной осторожностью в голосе.

Я попыталась сосредоточиться, отодвинув боль на второй план. Получилось не очень. Какие-то разрозненные обрывки лиц, голоса...

— Помню, как начался бал. Помню, разговаривала с твоей мамой, с Камелией. Помню... нет, больше не помню.

— Тебя отравили, — судя по звуку, огневик водрузил стакан на прикроватную тумбочку. — Кто-то подсыпал тебе в вино "поцелуй демона".

"Поцелуй демона"? Боги, этого еще не хватало для полного счастья! Это наркотик, из-за которого у Империи с эльфами уже несколько десятилетий длится то и дело обостряющийся конфликт. Сами остроухие называют его "поцелуем Алариль [ Эльфы верят только в двух богов: Алариль, богиню дня, или Аланэль, богиню ночи.]" и используют в каких-то ритуальных целях, чтобы достичь пика наивысшего просвещения. Как оказалось, на людей он действует совершенно иначе, устраняя все преграды, стоящие между человеком и его желаниями будь то законы, нормы приличий или собственные страхи и чувство самосохранения. Под воздействием этого наркотика, любой мог сорваться с крыши только потому, что ему захотелось полетать. Или, не задумываясь, убить обидчика, или сжечь полгорода, чтобы посмотреть, как горит. А я?..

Распахнув от ужаса глаза, я снова рывком села на кровати.

— И что я натворила на балу?!

Янтарь отвел взгляд.

— На балу — ничего. Я вовремя тебя увел.

Ни формулировка, ни опущенные ресницы меня не воодушевили. Разрозненные картинки в голове закрутились с новой силой, постепенно обретая более четкие очертания. Эхом отдалось обеспокоенное "что у тебя с глазами?", неожиданно ярко вспомнилось странное, томящее ощущение, когда сильные пальцы вздернули мой подбородок. Так, словно это было прямо сейчас. Я тряхнула головой, отгоняя наваждение, но вместе с ним разлетелись и только-только начавшие складываться в логическую последовательность воспоминания.

— А потом? — обеспокоенно спросила я. — Когда увел?

Огневик нервно побарабанил пальцами по одеялу, коротко выдохнул, словно перед прыжком в ледяную воду, и вскинул голову. Он даже открыл рот, чтобы что-то сказать, но замешкался. А спустя мгновение, эти слова уже не понадобились, потому что ни с того ни с сего проснулась непонятно где доселе бродившая память, подкинув пару пока еще никак не связанных друг с другом, но весьма живописных картинок-воспоминаний. И вновь таких ярких и насыщенно-полноценных, что я снова словно ощутила заново эти прикосновения и эти поцелуи.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам, а воздуха начинает резко не хватать. В янтарных глазах отразился мой ужас и его собственное отчаяние.

— Прости, — почти прошептал он. — Прости меня. Я не должен был... Знаю, что не должен. Я пытался сопротивляться, но не смог... справиться с собой.

"Прекрати. Ты этого не хочешь", — гулко отзвенело в голове.

Слов не находилось. Я сидела, с трудом находя воздух для дыхания, и смотрела широко открытыми глазами на мужа, который совершенно внезапно из фиктивного превратился в настоящего по моей собственной инициативе, пусть и под воздействием наркотика.

Не дождавшись какой-либо реакции с моей стороны, Янтарь окончательно помрачнел и поник, а затем вдруг поднялся.

— Лекарь советовал тебе сегодня не вставать с постели. У "поцелуя демона" иногда бывают неприятные последствия. Так что отдыхай, не буду тебя беспокоить. Я буду рядом, — он кивнул на дверь гостиной, а затем вдруг добавил. — Или Тая, если...

"...если ты не захочешь меня видеть", — догадалась я.

— Подожди, — вдруг вырвалось у меня, когда он взялся за ручку двери.

Янтарь обернулся, поднимая на меня какой-то даже обреченный взгляд, а я не могла сообразить, почему остановила его. Боль настойчиво сверлила виски, не давая сосредоточиться.

— Я... я... — нужные слова никак не желали посетить гудящую голову, несмотря на то, что я очень остро ощущала, что надо что-то сказать.

— Ты ни о чем таком никогда и не думала, это все наркотик, — невыразительно-безразлично подсказал огневик.

— Да! То есть... нет, я не это хотела... — что я хотела, сформулировать не получилось, поэтому я беспомощно спросила первое, что пришло в голову, только для того, чтобы задержать его. — Кто мог это сделать?

Янтарь передернул плечами.

— Практически кто угодно. Наркотик — не яд, поэтому маги и пропустили его присутствие. Кто-то из присутствующих в зале, потому что он оказался только в твоем бокале. Если станет что-то известно, я обязательно сообщу.

— Спасибо, — пробормотала я, опуская глаза и судорожно соображая, что еще у него спросить.

Но не успела. Дверь щелкнула, закрываясь, я вскинула голову и обнаружила, что осталась в комнате одна.

Тяжело вздохнув, я сползла вниз, сжимаясь в комок и накрываясь одеялом с головой, как улитка, прячущаяся в раковине. Колокольный перезвон в голове постепенно стихал. Вот только ему на смену возвращалась память.

Возможно, в этим виноват "поцелуй", но эти воспоминания были совершенно не похожи на обычные. Они передавали мельчайшие детали, каждый нюанс моих собственных ощущений. Я заново проживала этот вечер, глядя на него словно чуть-чуть со стороны. И кажется, я понимаю, почему люди тянутся к этому наркотику, несмотря на не самые приятные ощущения после.

Ощущение свободы, безграничной свободы говорить и делать, что вздумается. Такое пьянящее, такое волнующее, кружащее голову. Заставляющее действовать так, как считаешь нужным, без оглядки на условности.

Воспоминания накатывали волнами, расцветая все новыми деталями, и в какое-то мгновение я вдруг поняла, что это было... волшебно. Вчера не было ни секунды, когда я бы сожалела о содеянном. Ни до, ни во время, ни после, засыпая в объятиях Янтаря. Сколько нежности было в поцелуях и прикосновениях, сколько плохо сдерживаемой страсти во взгляде. Я тонула в них, я искренне наслаждалась ими...

И сколько отчаяния, когда он увидел сегодня мой страх.

Я всегда думала только о себе и о своих чувствах и ни разу не пыталась действительно понять, что думает и чувствует Янтарь. А что если все, что происходит в последнее время, это не просто внезапно проснувшаяся совесть, или жалость, или взыгравшее чувство долга? Что если... я ему нравлюсь? Что если все странности его поведения обусловлены лишь тем, что он не знает, как это выразить. И не удивительно — учитывая, сколько раз я всеми правдами и неправдами отталкивала его...

...сам дурак, нечего было меня доводить!

Я зажмурилась и снова помотала головой, пытаясь собрать мысли в кучу.

Что если... где-то в глубине души и он мне нравится?

"Поцелуй демона" выводит наружу скрытые желания, самые искренние, самые настоящие. Значит, я хотела, чтобы это случилось? Или все-таки это было просто искаженное наркотиком восприятие действительности?

Я нервно отбросила одеяло в сторону, перевернулась на живот и накрыла голову подушкой. Дурацкий жест из детства, который почему-то всегда помогал сосредоточиться.

Попытавшись еще раз вспомнить собственные ощущения, я поняла, что опять краснею, да еще и всплыло какое-то странное тянущее, немного болезненное, но в то же время приятное чувство где-то внутри.

Даже от подушки никакого толку!

Я села и отшвырнула ее в сторону. Покосилась на смятую постель. Наткнулась взглядом на неправильно, через одну петельку, застегнутую пуговицу ночной сорочки на груди. Представила, как их застегивал Янтарь.

И поняла, что есть только один способ выяснить, было все случившееся правдой или наркотическим наваждением.

Когда я ворвалась в комнату, громко стукнув распахнувшейся дверью о стену, огневик даже подскочил.

— Ана? Что?..

Я не стала его дослушивать. То, что я задумала, требовало всей решительности, что у меня имелась, и я не была уверена, что ее хватит надолго. Так что я, как можно быстрее, пересекла разделяющее нас расстояние, закинула руки ему на плечи, приподнялась на цыпочки и, напоследок ужаснувшись собственной безрассудности, поцеловала.

В первые мгновения, Янтарь, кажется, растерялся, потому что застыл столбом и напрягся так, что мне даже показалось, он меня сейчас оттолкнет. Я мысленно воззвала ко всем существующим богам, и прижалась теснее, крепче обвивая его шею. Ну же! Отвечай! Не порти мне эксперимент, на который я решилась с таким трудом!

Боги меня услышали.

И когда, спустя несколько очень долгих мгновений я опустилась обратно, тяжело дыша и даже с трудом держась на ногах, которые вполне могли бы и подкоситься, если бы не удерживающие меня объятия, я поняла: данный конкретный эксперимент нужно будет обязательно повторить. И даже, возможно, продолжить. Только попозже, когда у меня перестанет темнеть в глазах, а комната больше не будет кружиться в дикой пляске.

Хорошо, что мне достался такой догадливый муж, подхвативший меня на руки и перенесший обратно на кровать.

— Кажется, кому-то было велено оставаться в постели, — иронично произнес он, усаживая меня и накрывая ноги одеялом. Янтарные глаза сияли так, что я чувствовала, как губы невольно растягиваются в улыбке, несмотря на внезапно нахлынувшую слабость.

— Кажется, кто-то мог бы и посидеть у постели больной жены, — капризно передразнила я, поерзав спиной на подушках. — Между прочим, когда тебе было плохо, я тебе даже книжку читала!

— Совершенно жуткий любовный роман.

— Зато как быстро ты от него уснул.

— Я от него сознание потерял!

Я прыснула со смеху, а Янтарь вдруг посерьезнел и посмотрел мне в глаза.

— Что мне для тебя сделать?

— Обними меня.

Я дождалась, пока руки сомкнутся за моей спиной, положила подбородок ему на плечо и на несколько мгновений закрыла глаза, просто наслаждаясь моментом и тем равновесием, которое воцарилось у меня в душе, стоило признать, что огневик мне очень даже не безразличен.

— А теперь хочу вишневый чай, поднос эклеров и любовный роман!

В "Четыре Ивы" мы прибыли спустя неделю.

Путешествие оказалось невероятно утомительным. Мало того, что проводить сутки в карете не самое веселое времяпрепровождение, а верхом нам ездить не позволяли, потому что на фоне не прекращающихся покушений — это слишком опасно. Так еще и принцу и принцессе не пристало останавливаться на постоялых дворах, поэтому всякий раз мы ночевали либо в поместьях тех "счастливчиков", которые находились у нас по пути, либо в домах городского головы. Их главное отличие от постоялых дворов заключалось отнюдь не в размерах кровати и качестве перины, а в том, что везде нас встречали с фанфарами. Что подразумевало под собой обязательный торжественный ужин в присутствии всех более-менее значимых людей, этой местности. А временами еще и последующий бал, с которого нам, как виновникам торжества, потихоньку сбежать было категорически невозможно. Поэтому когда мы, наконец, оказывались в отведенной нам комнате, сил хватало только на то, чтобы рухнуть на кровать и мгновенно уснуть, прижавшись к Янтарю, или в обнимку с подушкой, если Янтарь чуть замешкается. По утрам он с большим трудом заставлял меня подняться, угрожая, если уж я настолько устала, остаться "отдыхать" в этом доме на несколько дней. Я с ужасом представляла несколько дней таких же утомительных трапез и вечеров и подскакивала, как ошпаренная.

Лучше уж скорее оказаться в поместье.

В карете я, в отличие от огневика, спать тоже не умела. Поэтому, когда он задремывал, уронив голову мне на плечо, мне оставалось только завистливо хмуриться и с тоской смотреть в окно, за которым сменяли друг друга одни и те же серые пейзажи: чем дальше на юг, чем ближе к Эльфийской стене, тем меньше зима оставалась похожа на зиму. Поговаривают, что это не только особенности местности, но еще и влияние Леса Перворожденных, в котором царит вечное лето и что, мол, у самой стены тоже круглый год цветы цветут.

Я помнила, что за все то время, что мы провели в "Четырех ивах", снег выпал всего однажды. И Янтарь тогда не преминул спустить меня с холма, подставив подножку. Няньку чуть сердечный приступ не хватил, а я, наверное, именно в тот момент окончательно решила для себя, что ненавижу этого мальчишку.

К нашим с ним новым отношениям я еще привыкнуть не успела. Когда тут было привыкать? Замкнутое пространство трясущейся на ухабах кареты иногда даже к разговорам не особенно располагало — язык бы не прикусить. Янтарь, кстати, один раз прикусил, чем вызвал неиссякаемый поток шуточек в свой адрес на ближайшие сутки. На более ровных участках дороги можно было почитать или развлечь друг друга извечным спором на тему того, у кого лучше получается тот или иной магический трюк. Я больше не испытывала никакой неловкости от его присутствия, но еще стеснялась лишний раз прикоснуться, хоть и ловила себя на том, что прикасаться хочется все чаще.

Янтарь, кажется, тоже еще не до конца осознал, что больше не нужно старательно сдерживать себя, опасаясь меня спугнуть. А может, куда лучше меня понимал мое несколько смятенное состояние? Одно я знала точно: засыпать в его объятиях, ловить откровенно восхищенные взгляды и всякий раз немного неожиданные, неуловимо-будоражащие поцелуи мне нравилось. И хотелось уже скорее добраться до поместья, чтобы...

Чтобы что я еще не совсем понимала, но почему-то ждала от этой поездки чего-то очень хорошего. Хотя бы потому, что мы, наверное, впервые в жизни будем предоставлены сами себе. Захотим — сможем поехать в город, захотим — навестим соседей, захотим — будем весь день валяться дома или сами устроим свой собственный прием.

Поэтому, когда карета миновала черные кованые ворота и, прокатив по ивовой аллее, остановилась возле высокого крыльца, всю усталость, как рукой сняло, и мне с трудом удалось удержать себя в руках и не выпрыгнуть из кареты до того, как лакей откроет дверцу и подаст мне руку.

— Добро пожаловать в "Четыре Ивы", Ваше Высочество. Рады приветствовать вас здесь, Ваше Высочество. Все готово к вашему прибытию. Что желаете с дороги?

— Подайте ужин в нашу комнату, — распорядился Янтарь.

— Как пожелаете, — мужчина услужливо поклонился. — Позвольте вас проводить. Мы подготовили несколько комнат, чтобы вы выбрали ту, которая вам больше понравится.

Мне понравилась первая же. Прежде всего, высоченными окнами, выходящими на широкий балкон, а еще огромной медвежьей шкурой, постеленной возле камина. Я тут же представила, как здорово можно на ней сидеть, утопая босыми ногами в густом меху или валяться с книжкой. Или не с книжкой. Мысль пошла в какое-то странное русло, и я поспешно затолкала ее куда подальше.

Я вышла на балкон и с улыбкой оглядела простирающийся под ним парк. Когда-то мне здесь была знакома каждая тропинка, каждый куст, каждая камышинка пруда, в котором я обожала плескаться, несмотря на страхи няньки и ее старательные запугивания, что в глубине живет страшное чудовище, пожирающее на обед маленьких девочек. Было немного странно и волнительно снова вернуться сюда.