Когда выехали на главную дорогу, Ника приказала рабыне переодеться в сухое и завернуться в овчинное одеяло, а сама осталась сидеть на передней скамеечке, кутаясь в потрёпанный кожаный плащ.
Путешествие в ненастье не доставляло никакого удовольствия. Плотные облака закрывали солнце, из-за чего приходилось полагаться только на собственное ощущение времени. Видимо, из-за дождя дорога оставалась почти пустынной. Проходили час за часом, а артисты и не думали останавливаться на отдых, понадеявшись на выносливость мулов, которых ещё вчера вечером подкормили овсом. Часть которого перепало и ослику.
Три раза тяжёлый фургон урбы застревал в раскисшей дороге. Тогда мужчины дружно выталкивали его, упираясь ногами в холодную грязь.
Ближе к вечеру они вновь куда-то свернули и уже в темноте прикатили в Шуран, где отыскался грязноватый постоялый двор с такой же баней. Несмотря на то, что кое-кто из артистов явно простудился, то и дело шмыгая носом и чихая, задерживаться они не стали и здесь. Не смогло удержать урбу даже внезапно наступившее похолодание.
Выйдя из комнаты, Ника заметила пар от дыхания, а голые ноги тут же озябли. Забравшись в повозку, она натянула шерстяные носки, заставив рабыню переобуться в мокасины, по собственному опыту зная, что в них гораздо теплее, чем в сандалиях.
Актёры угрюмо кутались в плащи и одеяла, обмотав ноги какими-то тряпками. Даже днём, когда солнце ярко светило на пронзительно голубом небе, члены урбы на стоянке не разбрелись, как обычно, а сгрудились вокруг костра, жадно ловя исходящее от него тепло.
В остальном они вели себя как обычно. А вот Ника по-прежнему ежеминутно ожидала появление посланцев Серении, что не укрылось от взглядов окружающих.
Выяснив причину её беспокойства, Гу Менсин поспешил успокоить попутчицу, стирая с кончика носа прозрачную каплю:
— Боги не допустят этого, госпожа Юлиса. Не зря же небожители уже два раза спасали вас от жадных лап людокрадов.
Утешение показалось девушке довольно слабым, и она не переставала оглядываться, напряжённо следя за каждым появившимся всадником. А когда замечала догонявших верховых, ныряла в фургон, где тут же хватала заранее припасённый дротик, не собираясь задёшево продавать свою жизнь.
Эмар оказался первым имперским городом на её пути, который окружала высокая каменная стена. Несмотря на то, что путешественница изрядно вымоталась от постоянного ожидания погони, она всё же обратила внимание на странный барельеф над воротами. Судя по налепленным в углах облакам, жёлтым звёздам на чёрном фоне, а главное — бодренько торчавшим из причёски рожкам положенного горизонтально месяца, там изображалась богиня Луны Рибила. Вот только неизвестный художник почему-то одел её в слишком короткий хитон, обнажавший стройные ноги, и сунул в руки натянутый лук.
Со слов Наставника девушка знала, что несмотря на некоторую свободу творчества, в цивилизованных странах давно сложились правила изображения небожителей. Видимо, оружие в руках мирной, хотя и не всегда доброй Рибилы, не только помогавшей путникам по ночам, но и считавшейся одной из покровительниц женского колдовства, всё же не посчитали святотатством, иначе барельеф не оставили бы на таком видном месте. Однако смотрелся он довольно странно.
Путешественница специально разжигала любопытство, чтобы немного отвлечься от преследовавших её мрачных мыслей.
Риата предположила, что, скорее всего, раньше над воротами располагалось изображение богини охоты Анаид. Но потом кто-то довольно бездарно переделал её в Рибилу. Такое случается, когда город, по каким-то причинам решает сменить небесного покровителя.
Заинтересовавшись, Ника даже спросила о барельефе хозяина постоялого двора, где остановилась на ночлег. Сухощавый, лысоватый мужчина, проводивший постоялицу в комнату, размером меньше железнодорожного купе, поведал, что когда-то в Эмаре, действительно, особо почитали именно Анаид, а в храме хранился наконечник стрелы, подаренный предкам горожан богиней охоты. Но лет семьдесят назад в "эпоху горя и слёз" одна из многочисленных шаек, бродивших по охваченной гражданской войной стране, захватила город и ограбила его жителей, за одно прихватив и реликвию.
Горожане сильно горевали и долго молили небожителей о покровительстве. Однажды тёмной, ненастной ночью часовой задремал на посту, позабыв о долге. Во сне к нему явилась сама Рибила, чтобы предупредить о приближении врага. Караульный проснулся и увидел, что тучи разошлись, а луна освещает отряд врагов уже у самых городских стен. Воин поднял тревогу, и горожане отбились, а на алтаре в осквернённом храме Анаид чудесным образом появилось золотое веретено с изображением луны. Тогда-то жители поняли, что Рибила решила взять Эмар под своё покровительство. К сожалению, в городской казне не оказалось денег на новый надвратный барельеф. Местный скульптор пытался переделать изображение богини охоты, но не успел закончить, свалился с помоста и сломал руку. Горожане посчитали это знаком от богини и не стали больше ничего менять.
Слушательнице оставалось только в очередной раз подивиться странности местных нравов, представлявших из себя причудливую смесь религиозности и прагматизма, здравого смысла и множества суеверий.
Артисты получили заказ на два представления. Какой-то местный богатей избирался на пост магистрата, члена городского совета, и решил таким образом поднять свой рейтинг у электората.
Как рассказал спутнице Гу Менсин, подобный способ предвыборной агитации широко распространённый в Империи, в городах Западного побережья почему-то не прижился. Видимо, потому, что там хора, собрание граждан, реально влияет на жизнь своего маленького государства, а местные власти в Империи имеют весьма ограниченные полномочия.
Первое время девушка все ещё чувствовала себя, как на иголках, ожидая появления жестоких мстителей или похитителей, посланных зловредной Серенией. Но время шло, а ею никто не интересовался. Возможно, гражданской жене первого сотника Нумеция Мара Тарита не до убийцы ценного раба? Или она организовывает похищение кого-то другого?
Но как же быть с нараставшим всё это время валом неприятностей? Или это всего лишь цепь случайностей? Роковое стечение обстоятельств, а тот загадочный геймер ей просто померещился?
Жители Эмара так тепло приняли разыгранное урбой представление, что заказчик изъявил желание оплатить ещё пару выступлений, однако Гу Менсин неожиданно отказался.
Не то, что путешественнице так понравилось в этом городе. Несмотря на развешанные по углам комнаты пучки полыни, блохи все же давали о себе знать. Однако такое поведение артистов её удивило.
— Нам надо поскорее попасть в Этригию на дриниары, — охотно пояснил старый актёр, дожидаясь, пока Анний Мар и Тритс Золт запрягут мулов.
— Праздники в честь Дрина? — удивлённо переспросила Ника, в её сознании этот бог как-то не ассоциировался с весельем. — Владыки Тарара, царства мёртвых?
— Он ещё и хозяин всех сокровищ, сокрытых в недрах Земли, госпожа Юлиса, — наставительно напомнил толстяк. — Рядом с Этригией много серебряных рудников. Вот горожане и чтут того, кто разрешил им пользоваться таким богатством.
— Тогда понятно, — кивнула девушка.
Разговор получил неожиданное продолжение за обедом. Превий Стрех рассказал, что небесной покровительницей города Бенер в Менасии к востоку от Радла считается богиня безумия Исми. Там стоит её храм, куда свозят сумасшедших со всей округи. Говорят, что к некоторым там возвращается разум. А в Остерии на берегу Великого моря почитают Такеру и ставят святилища ей.
— Боги редко бывают добрые или злые, — размеренно, словно сказку внукам, рассказывал Гу Менсин. — Чаще они капризны, заносчивы, любят жертвоприношения.
Толстяк рассмеялся.
— Совсем, как люди.
— А когда начинаются дриниары? — спросила путешественница.
— Через четыре дня, госпожа Юлиса, — что-то прикинув в уме, ответил старый артист. — Только в первый день там делать нечего. В это время там проходят жертвоприношения, священные церемонии, явные и тайные, доступные лишь посвящённым.
— Это потому, что Дрин бог — подземного мира? — решила уточнить Ника.
— У всех богов есть свои тайны, — наставительно проговорил Превий Стрех, веско подняв указательный палец с грязным ногтем.
— О которых простому смертному лучше помалкивать! — резко оборвал его Гу Менисн. — С неба всё слышно.
Новый город показался путешественницк ничем не примечательным. Да и постоялый двор мало чем отличался от уже виденных. Разве что баню здесь почему-то оплачивали отдельно, да хозяин настойчиво рекомендовал постоялице заказать в комнату на ночь бронзовую жаровню с горящими углями.
Осмотрев предоставленный "номер", девушка отказалась от подобной услуги, понадеявшись на тёплые вещи, ставни на оконце и плотно прикрывавшуюся дверь. Дождавшись, пока Риата с помощником из местных рабов перетаскает из фургона корзины, хозяйка с невольницей собрали бельишко и отправились мыться.
Баня многоопытной путешественнице понравилась сразу и безоговорочно. Едва открыв дверь, она поняла, почему хозяин берёт за её посещение дополнительную плату. В маленькой комнатке с привычным крошечным бассейном в полу оказалось неожиданно тепло. Причём не только от воды, но и от одной из каменных стен, за которой, очевидно, располагалась печка.
Поскольку дверь в ванную на всех постоялых дворах не имела внутренних запоров, Риата придерживала её плечом, пока госпожа раздевалась. Не то что Ника кого-то стеснялась, просто ни к чему посторонним видеть у слабой, одинокой девушки два кинжала и один пояс скрытого ношения.
Торопливо спрятав деньги и оружие в корзину, она подняла её с сырого пола на лавку. Наклонившись к воде, девушка подозрительно принюхалась. Слабо пахло ромашкой и лавандой. Даже скудного освещения одинокого маленького фонаря хватило, чтобы рассмотреть более-менее чистое дно, четыре ступени и каменный приступочек для сидения. Решив рискнуть, она спустилась в ванну и села, блаженно откинув голову на специальную выемку в каменном бордюре.
Понаслаждавшись минуть десять, путешественница со вздохом приказала рабыне подать мыло. Несмотря на явное добавление мяты, аромат от серо-бурой массы исходил не слишком приятный. Поэтому Ника всякий раз тщательно ополаскивалась. И вот когда невольница поливала ей на голову, в баню после одинокого стука быстро проскользнула Лукста Мар.
— Что нужно? — отфыркиваясь, вскричала девушка.
— Госпожа Юлиса! — ни мало не смутилась незваная гостья. — Господин Гу Менсин просит вас отужинать с ними.
— Это ещё зачем? — насторожилась путешественница, вытирая мокрое лицо. — Что случилось?
— Ничего, — успокоила её собеседница. — Сегодня мы возвращаем вам долг, госпожа Юлиса. Вот мужчины и решили устроить небольшой праздник, чтобы отблагодарить вас.
После таких слов вся злость Ники куда-то испарилась. Тем не менее, убирая со лба мокрые волосы, она проворчала:
— Хорошо, только зачем же так... врываться?
— Гу Менсин боялся, что бы сразу уйдёте в свою комнату, — пожала плечами женщина. Судя по всему, она искренне не понимала недовольства знатной попутчицы. — Вот меня и послали предупредить.
Путешественница с некоторым опозданием вспомнила, что посещение бани и даже уборной не является здесь чем-то интимным. Тем более, для лиц одного пола.
"Хорошо хоть, толстяк сам не явился", — усмехнулась она, подставляя плечо под воду из кувшина.
— А почему вы в ванне не моетесь, госпожа Юлиса? — внезапно спросила уже собиравшаяся уходить Лукста Мар.
— Потому, что мне так нравится! — не выдержав, рявкнула Ника.
— Простите, госпожа, — вздрогнув, опустила глаза собеседница, торопливо пятясь к двери. — Извините, это не моё дело...
— Стой! — воскликнула девушка, отстраняя рабыню. — Гляди, куда прёшь!
Но Лукста Мар уже налетела на край лавки. Испуганно пискнув, незваная гостья едва не упала, вовремя упёршись рукой в стену. Но стоявшая на скамье корзина грохнулась рассыпав вещи по мокрому полу.
"Вот батман!" — мысленно охнула путешественница.
— Я сейчас соберу! — в страхе вскричала женщина, бросившись поднимать сложенное платье, из которого с глухим стуком вывалились два кинжала в ножнах.
— Нет! — зло рыкнула Юлиса, шагнув к корзине. — Не нужно!
Её взгляд машинально нашарил оказавшийся поверх полотенца пояс с деньгами.
— Или отсюда! — зашипела она, надвигаясь на попятившуюся Луксту Мар. — Сами соберём!
— Да, госпожа Юлиса, хорошо госпожа Юлиса, — опустив глаза, лепетала явно испуганная собеседница, укладывая платье на злосчастную лавку.
Пока она отступала к двери, Риата суетливо запихивала вещи в корзину.
"Плевать, что она кинжалы видела, — лихорадочно думала Ника, торопливо вытираясь. — Так даже лучше. Бояться больше будут. Но вот пояс... Не могла она его не заметить. Да ну и что? На нём же не написано, что он с деньгами? Просто тряпка и всё".
Придя к столь очевидному выводу и успокоившись, девушка принялась одеваться: "И всё-таки чуть не спалилась. Нет, в следующий раз оставлю его в комнате... Под матрасом... Ну кто знал, что эта дура так бесцеремонно заявится?"
Завязав верёвочку на трусиках, она с огорчением обратила внимание на мокрое пятно там, где платье касалось пола. Хорошо хоть, ткань тёмная, и вечером при скудном освещении оно не будет бросаться в глаза. Но всё равно неприятно. Тем более, пригласили на ужин.
Все артисты, кроме Матана Таморпа, уже ждали свою спутницу за двумя сдвинутыми столами. Их жёны и дети на столь торжественном мероприятии не присутствовали, терпеливо дожидаясь у разведённого на дворе костерка, когда освободится большой зал, и можно будет лечь спать в тепле.
Меню праздничного ужина Нику не впечатлило. Те же бобы, разве что с мясной подливкой, варёные овощи и лепёшки с оливками. На столах красовались два солидных сосуда, остро пахнущие брагой. Специально для знатной попутчицы припасли небольшой кувшинчик с разведённым вином. Это почему-то растрогало её больше всего.
Посетители, заявившиеся на постоялый двор выпить и закусить, с любопытством разглядывали необычную кампанию. Кроме путешественницы в полутёмном, шумном, наполненном смесью различных запахов зале присутствовали всего три женщины. Две очень легко одетые представительницы древнейшей профессии с густо намазанными белилами лицами и сурового вида дама, неторопливо обгладывавшая свиные рёбрышки в компании тщедушного лысого дядечки и двух застывших у стены рабов.
Гу Менсин произнёс прочувственную речь, отдав должное не только доброте благородной Ники Юлисы Террины, но и её неземной красоте, особо отметив, что она не только пришла на помощь скромным служителям Нолиппа в час испытаний, но отдала им последние деньги.
Слушая хорошо поставленный голос старого актёра, девушка ощутила даже некоторое смущение, но тут же воспоминание о смерти Хезина острой болью кольнуло душу.
Дождавшись, когда стихнут возгласы одобрения, старший урбы извлёк из-за пазухи небольшой кошелёк из мягкой, расшитой узорами кожи.
