— Тоже. В Валаше, как Вольных побили, подобрал меня один человек. Выходил, на работу взял, а потом пристроился я в форт на службу. Обещал он потом приехать, да продолжить... сотрудничество, да тут война. И уж понеслось.

— А к Вольным ты как попал?

— А никак. Тебя это уже точно не касается.

— Ну-ну. А до того где был?

— А до того меня вообще не было. Не лезь не в свои дела, у тебя своих по макушку и с верхом.

— Ну, демон с тобой... А как этого доброго человека звали, кстати? Или и это не мое дело?

— Мастер Кэрр — отвечаю ему, и даже сам удивляюсь — ну чего вот несет так. С другой стороны мне-то что? Дело давнее, да уже и не пришьешь никуда, пожалуй, — Хороший был человек, жаль только что, похоже, сгинул где-то...

— Как?! — — Аллерт аж глаза выпучил.

— Кэрр. Умный дядя, ученый. Агент торговый, при какой-то там усадьбе купца... как бишь его, демона... Зураба... нет, Зарама, что ли?

— И что, он один с тобой ехал?

— Откуда — отвечаю — С ним еще зингар был, Бэзо звать. Шалопай, но хороший парень. Жаль его. Ему, как война началась — точно крышка. Слыхал, поди, как там с ними? Да и тут вроде было, только попозже.

— И все? — похоже, про цыгана вообще мимо ушей пропустил.

— Не. Дочка еще при нем. При мастере Кээре. Ну как... Он говорит — что дочка, а так... Лами звали. Хорошая девочка. Надеюсь, Боги ее уберегли.

— Да уж — с непонятным выражением говорит Аллерт. Походив по кабинету, подходит и нависает — Ну так и что же про Змея и лекаря Берга?

... Когда я ему изложил приключения наши, он минуты две сидел молча, руками башку подперев. В этот раз даже к бюро не пошел, просто вздохнул, и сказал:

— Да. так и есть. Чуяли мы, да не могли концов найти. Ах, твари... То-то в городе все неспокойнее. И за последние недели уже три нападения на тех, кого мы защищать должны. Сегодня очередное дело было.

— Эт у нас, что ли, в пролетке пассажира подрезали?

— Уже знаешь тоже? Откуда... а, хотя ты ж с околоточным дружбу водишь... Да. И не просто так подрезали, этот павлин к вдовушке одной ездит, и охрану сам отсылает, да только теперь еще больше от этого дерьма на нас выльют. Не вышло им банду у города завести, так они по-мелочи гадить затеяли. Хорошо хоть теперь понятнее, кто именно. Так лекарь готов их сдать?

— Ну, это с ним самим беседовать надо. Готов-то он готов, а вот на что именно — вопрос. Но, если пообещаешь его отмазать от закона городского — то я могу с ним поговорить, а дальше уж сам. Только Ханну не посылай, да? — оба усмехаемся — Бабенку какую найди, есть же поди бабенки? Вот, пусть ходит, у него, конечно, служанки и повариха с Островов, но это дело такое...

— Хорошо. Так и сделаем. Сам поговори, только осторожно, а потом решим. Обещаю, что помогу и прикрою. Много от него и не надо, мне всякая глупость вроде протоколов и показаний под присягу — без надобности. Обходимся как-то и без этого.

— Вот и славно — говорю — Слушай, начальник тайной стражи — надобно бы мне до дому, пожалуй. Как бы так выйти от тебя, чтоб никто не видел? Может, лестница какая в хозяйстве есть — я покуда обратно на дерево, да тем же ходом? Лишь бы не свалиться, чего-то потряхивает малость от твоего лекарства...

— Уймись — отвечает — Сейчас пойдем.

Выглянул в коридор — кого-то там отослал, охрану поди. Да, двери у него в кабинете такие что никакой звук не проходит. С одной стороны хорошо, а с другой — случись что, помрет как Сталин, от ледоруба, и никто до завтрева и не всполошится. Заглянул обратно, поманил:

— Пойдем!

Спустились мы узкой лесенкой черной, вышли в караулку — Аллерт велел мне на всякий раз капушонт накинуть и морду в воротник спрятать. Впрочем охрана дисциплинированно отвернулась, такое дело завидев. Кстати у одного из троих — наш полуавтомат. Мелочь, но хорошо. Проводил меня лично Аллерт до калитки, лишнего раа велев поскорее домой добираться. Вылез я за калитку, осмотрелся, — а лесенка так и стоит, у забора. Поставил, где и была. Вот так-то. Сходил в гости...

Вышел на Эспланаду — хорошо, красиво, фонари горят, людей не то чтоб много, но гуляют, чистая публика, все по-благородному. Решил не торопиться домой — пошел, присел на лавочку. Надо много думать, только вот собрать все в кучу. И решить, с чего начать. А начать надо с начала. Итак... Но только я попытался задуматься, как снова повело чуть, опять голова чуть кружится и зрение помутнело. Правда, секунд на пять всего, но тут-то меня и проняло. Чего-то испугался — что вот так возьму, да и откину копыта. Нехорошо. Совсем нехорошо. Подберут, привезут конечно, домой. А там эта... и девки. Девки-то испугаются. И вообще. Да и всем им несладко придется, если я кони двину. Нехорошо. Совсем испугался, а еще больше испугался, что от этого сейчас накроет. Трусцой рванул, извозчика высвистал, кинул серебряк, и велел гнать до дому. А по пути все сильнее накрывает — уже и бред какой-то чудится, что вот приеду, а там всех поди зарезали. и собаку убили, твари. Погонял таксиста, постоянно повторяя, что сдачи не надо, да гранату в кармане грел. Долетели, бегом к воротам — давай колотить истошно. Спрева собак заворчал, потом слышу — выскочила Мора, подбежала, спросила кто, а мне и ответить сил нету, горло перехватило. И вовсе вкоруг все плывет. пробурчал как-то, отперла. я прямо и ввалился. Смотри ты на нее — с Милкиным револьвертом, тоже мне, Лара Крофт хренова... Шатаясь, домой добрел, там, едва не разбив стакан, налил воды, трясущимися руками накапал синей дряни, выпил, рухнул на стул. Опять сердце зашлось, снова прошибло пОтом, и отпустило. Побыстрее, правда, и полегче, чем первый раз. Очнулся, в дверях столовой Мора стоит, перепуганная, и девченки тоже выглядывают. Махнул, мол — все в порядке, стакан воды еще налил, на окно в спальне поставил, пузырек рядом, да и обрушился спать, практически моментально заснув.

Глава двенадцатая.

Однако, ночь была отврательная. Проспал я недолго, потом начало штырить, болела голова, ворочался, и не мог уснуть. Ближе к утру жахнул еще раз лекарства. Полегчало, хотя, после того, как прошибло в жар, через неоторое время ознобом пробило. а спустя час так замутило, что побежал Ихтиандра звать — видно, давление скакнуло, чи шо. Старался потише, но, конечно, на утро были невыспавшиеся не только лишь все. А я валялся просто никакой словно с дичайшей похмелюги. Хотя, как ни крути. по количесвту возлитого — никак не тянет все же, ибо бывало и круче, но чтоб так скрутило... Как назло, с утра прперся печник — отослал Мору сказать, что мне нездоровится, нехай идет работает, сам все знает. Велел пригляывать и если чего, то чем надо обеспечить. Она взяла Милку, и оне отправились работать в огороде. Альку оставили, ибо она совсем невыспатая была. Велели за мной присмотреть. Я вяло вякнул, что не стоит, но это попросту проигнорировали. Да и сама она, хоть сонная, но очень серьезно принялась за вмененные обязанности. Попросил ее принести чай,она с радостью метнулась, и с торжественным видом, аж надувшись от гордости, вручила мне вскоре жбан с душистым травяным отваром. Прелесть просто, все как я ненавижу — чабрец, бергамот какой-то, и прочая дрянь. Поблагодарил, конечно. Выпил понемногу, слушая Алькину болтовню, про то как им понравилось на лодке, и как-то в полубреду стал то ли засыпать, то ли нет. Малая, заметив это, унесла опустевший жбан, а потом, пододвинув табурет, аккуратненько давай мне пот утирать, и всячески ухаживать. Меня аж проняло, И постепенно как-то подремал, вроде как стало и полегче. Полусижу я так, в непонятном состоянии, а Алька обойдя кроватю, дркгого края залезла, и усевшись рядом давай меня всячески успокаивать и убаюкивать в стиле "Ничего, ты поправишься, и станешь как новенький! Краше, чем на фотке на памятник!" Я ее по башке потрепал, взерошил,чуть приобнял, так она словно котенка, и прильнула, и продолжает что-то там бараблить, да только минуты через две слышу — заговариваться начала, путаться, заново все рассказывать... Вскоре я услышал что "И ты не помирай только, дядя Йохан. А то мама сказала, что если, не приведи Боги, ты помрешь — нам совсем беда. Но мы с Милеой уже решили, что если ты помрешь, то заберем маму, и собаку, и на лодке в Степь поедем — дорогу мы знаем, а Милена смотрела, как ты машину разжигал, она сумеет, а я и управлять смогу... Только маму надо уговорить, а то нас опять на продажу отведут, а мы не хотим... Но ты лучше не помирай, а то папка помер, и если и ты еще помрешь — совсем плохо станет, не надо так... А Милена к тебе специально пристает, а я про нее... А мне..." — и засопела тут, вырубилась. А меня чего-то попускать наоборот стало, вроде как и выдремался, и ясность в мыслях происходит постепенно, так глядишь, и до бодрости недалеко... Но, поглядел на эту засранку, что чуть не калачиком свернулась и сопит, аки щенок обожравшийся, и пожалел будить. Пусть дрыхнет. А сам, пользуясь случаем и невозможностью творить херню ввиду неподвижности, занялся непривычным делом — то есть думать головой. И чем больше думал, тем более интересная картинка вырисовывалась...

Сколько я так думал, точно не скажу, может и час, рука от Алькиной башки на нее пристроеной аж занемела, но терплю. Хотя план уже составил, но как-то не хотелось будить. Тут правда Мора с Милкой приперлись, зашли, Мора тут же меня проведать — и сразу зашипела:

— Алина, это что такое?

Я ей засемафорил, мол — изыди, не буди, да поздно, Алька уже проснулась, глазенки трет в непонимании, смотрит смущенно, да еще Милка давай на нее насмешливо пялиться. пришлось наорать, потребовав завтрак. А уж сразу после завтрака рванул напрямки, без малейшего предупреждения, в Северную. Аккурат на Блюменштрассе.

Лекарь Берг встретил меня даже с радостью. Я, конечно, прихватил и выпивку, чисто из вежливости, но с порога отказался составить компанию, сославшись на необходимость быть стеклым как трезвышко к вечеру. А сам лепила в одиночку ханку трескать отказался. Посидели, повспоминали былоы, я намекнул, что все кого надо — доехали до места, потом плавно перешел к вопросу, как жизнь. Лекарь намек понял, прикрыл двери и повел в кабинет. Я было предложил выгнать служанок куда-нибудь на рынок, но тот только рукой махнул:

— Это ж островные, мне их прямо на рынке купили.

— И что? — не улавливаю сути — Сдадут же, если их прихватят. Причем или Вашим... нанимателям, или... другим. Кто прихватит, тем и сдадут.

— Неужели у Вас на Севере совсем о них не знают? Хотя... Даже в Риссе их редко встретишь, а Лурре их и вовсе побаиваются...

— Что х в них такого? — вопрошаю — Чем так ужасны-то? Вроди ничо так бабы...

— Так дикари же. Что бабы, что мужики их. Мужиков, правда, редко привозят — они там у них в малочисленности, отчего-то рождается там баб едва не втрое больше, чем мужиков. Говорят. в Великую Войну там на островах базы морские были, и за них дрались прежестоко, да какой-то не то отравой, не то заразой так все залили, что потом и побросали все, сбежав. А эти, они там еще и до того жили, так же по дикарски — выжили. только вот так сранно рожать стали — и чаще всего двойню родят. Так вот их скрючило от той древней заразы...

— Чего-то много я в последнее время про древнюю отраву слышу... Так неужто это так напугало всех, что бабы мужиков не родят?

— Так если бы. Говорю же — дикари. Они, с древности неизвестной так — врать не умеют. Ну вот совсем. Не понимают, как это. Шутку понимают, а вот чтоб обман — просто нету у них в жизни такого. И сами не врут, и их обманывать не стоит. Не простят. Не умеют. Забыть, мелочь какую-то — могут. А простить — нет. Дикари.

— Однако... И впрямь — дикость какая-то. Как живут так — непонятно... И что ж?

— Так то и есть. Они кроме того еще и рабы прирожденные. Ну то есть вот у них так — всегда должен быть вождь. Без вождя никак. Точнее, без племени своего — никак, а племя без вождя не бывает. Так их в войнах наловят, или тех же сестер-двойняшек одну в помете мать в голодный год продаст — что у них нормально вполне почитается, сюда привезут — а они и не рыпаются. Не бегут даже, у них поклонение судьбе такое — мол, на все воля Богов, и демон только знает, какие у них там боги... Правда, и обращаются с ними в пути хорошо, они насилия над собой ой как не любят, а уж если учнут бить да ломать, то сладу с ними нету, никто не рискует потому их обижать. Да и зачем? А привезут, так на торги, а они и не против. Они так себе понимают — в плен попали, или в рабство просто проданы — племя свое их потеряло, или прямо выгнало, ибо нужда есть такая. Ну, а тут они — новое племя себе получат, и нового вождя в нем. То есть, кто купил, хозяин — тот и вождь. И все. Верны — как собаки. Не предадут, не соврут...

— Ну а если типа перекупить их?

— То если только хозяин-вождь сам так решит. И подкупать тайно — бесполезно, ту же все хозяину расскажут. Дикари-с. . Главное — самому их не обмануть. Попервости, говорят, как раз разбойные люди их себе набирали, мол — станут сыскные пытать таких, а те и молчок. Да вышло плохо, воровское дело без обмана никак не идет, а тут дикость такая... Так что их только как прислугу да охрану берут. Ну и... для развлечений понятного свойства. Ибо стыда природно не имеют, а блюд любят весьма. Даром, мчто и... промеж женщин тоже. На Островах из-за малого количества мужиков они и семей-то не заводят, в развратном блуде постоянно живут. Во ниши иные хитрецы их в заведениях высокого пошиба бывает содержат, но только там, где никакого злодейского промысла нету. Ибо барышни эти так просто идеальные работницы: и дело свою любят, и платить им много не надо, не очень понимают они даже — зачем им платить, если кормят, крыша над головой есть, да мужичков приводят на случку. Одна беда — не понравится мужичок — так и не уговоришь ни за что... Одно слово — дикость.

— А что, — спрашиваю — Сложно уговорить?

— Да нет, какое там! Сами... — отвечает лекарь, и тут же, чуть покраснев, спохватывается — Да, так я это о чем: этих я же сам выбирал, правда что и не выбирал , в первых попавшихся указал — но теперь я выходит их Вождь, такая вот карта легла. так что не сдадут, да-с!

— Ну, что ж — говорю — "Завидовать будэм!", да. А раз не сдадут — тогда от лирики перейдем к делу...

Дело мы обсудили довольно быстро — Берг ужедавно сидел на измене, и, походу очень горел желанием вломить все подельников кому-нибудь повлиятельнее, и найти запасной аэродром. И желательно не в стенах градской тюрьмы. Согласие на сотрудничество дал быстро, едва я намекнул, в какую сторону надо смотреть. Ессесно без упоминания Аллерта — чтоб не отпугнуть резко. Сам он мне заявил, что имеет всякого чтоб рассказать за подполье. Тем более, что наниматели его оказались несколько даже обманщики. Обещали платить премии, кроме оклада — а уже вторую неделю голая зарплата. Согласился, что это недопустимо, за такое точно надо наказать. Посидели еще, поговорили, да и откланиваться пора. Тут я из кармания пузырек, что мне Аллерт дал, вытащил, и протягиваю лекарю:

— Вот кстати, дружище — не просветите ли, что за зелье?