— Снег, я понимаю.
— Вот, да. Успеешь еще, я тебя уверяю. Гроздьями и гирляндами будут на тебя дамы вешаться, потому что парень ты видный, хоть и неотесанный... — Снег окинул взглядом зал придорожного трактира... — Ты думаешь, чего они хихикают? На меня, что ли смотрят? Или на твой воображаемый герб, которого пока еще нет?
Лин покраснел. Боги! Когда он научится владеть собой настолько, чтобы язык не заплетался от смущения, а лоб и щеки оставались в обычном своем цвете, но не красные?.. Конечно, он заметил двух молодых женщин, служанку и жену трактирщика, и то, как они на него поглядывали. Приятно, хотя они и простолюдинки... Лин покраснел еще больше, ибо к стыду его примешалась досада на самого себя: да он сам еще вчера был простолюдином без рода, без племени, без имени! Наверное, он, все-таки негодяй, если так легко позволяет себе рассуждать об этих... ни в чем не повинных других людях простого сословия... по-предательски рассуждает... и Снег понапрасну потратил на него силы и время. Смотрят и хихикают, перешептываются.
Вот если бы у него были плечи как у Снега, но щеки без бороды, тогда бы они обе вообще обомлели, но он при этом... Лин со Снегом одинакового роста, но Снег уже чуть ссутулился и выглядит не таким гибким. Тем не менее, у него плечи и грудь широки, шире, чем у Лина...
Лин, конечно же, не мог оглядеть себя со стороны, зато всем окружающим было видно, что высокий юноша, едущий куда-то в сопровождении убеленного сединами строгого наставника, силен и ловок, хорошо сложен и воспитан, и, на женский взгляд, весьма привлекателен лицом...
— Хозяюшка! Хорош смеяться, скоренько сюда!
— Слушаю вас, пресветлые господа! — Хозяйка присела в поклоне, вся такая почтительная и серьезная, но глаза по-прежнему лукавые.
— Уточни нам еще раз: мы добираемся до перепутья, прямо перед нами...
— Прямо перед вами, в двух полетах стрелы, будут стены "Старых Мостов", но вам в город заезжать не нужно, только время потеряете с караульными на въезд и выезд, а вы держитесь ошую, и так, по левой дороге, и езжайте, никуда более не сворачивая, и к вечеру, если богам будет угодно, вы доберетесь до Хвощей. Вот там все главные шатры и расположены. Только сказывают, что господин Та-Микол уже три дня как перебрался из шатров в замок, но наверное я не знаю. Молодой господин в армию торопится? Честно скажу: красивее дворянина я с прошлой осени не видела! И вы тоже очень видный господин. Солидный, положительный...
— Да уж не к тебе жениться едет. Ты мне парня чириканьем не сбивай и юбками не тряси. Где хозяин?
— В город уехал... Вернется только завтра, между прочим... Может, отдохнете с дороги, а уже завтра, с утречка, свежие, выспавшиеся...
— Угу. Счет давай, вертихвостка, а то мигом скормлю одному страшному зубастому охи-охи!
— Так я и испугалась!.. Но он действительно страшенный: как глянет — у меня душа в пятки! — Хозяйка вынула из-за пояса свиточек и подала с поклоном.
— Проглотит — не подавится. Тэк-с... Эт-то еще что за шкварки с корками? Вот это вот?
— Молодой господин изволили покормить вашего охи-охи.
— Это его охи-охи. Но на два кругеля ошметков даже дракон не наест... Даже тургун.
— Так время-то почти военное, все вздорожало...
— Гм. Понимаешь, стрекоза, я вовсю сдирал шкуры с мародеров еще тогда, когда твоего батюшки на свете не было, и умею отличать справедливые цены от плутовства. Три кругеля со счета долой.
— Но...
— Спорить собралась? Изволь. Предметно, по каждой строке счета? Лин, одолжи мне плеть ненадолго...
— Нет, нет, нет! Ну что вы! — Теперь хозяйка просто-таки лучилась добротой и удовольствием от созерцания таких славных постояльцев. — Вы оказали мне честь и радость, и уж лучше я потерплю убыток, чем огорчу своим упрямством таких...
— Ты умница. Лошади накормлены и напоены?
— Конечно!
— Тогда мы оба желаем тебе всяческих удач, хороших барышей, подарков от мужа, лопоухих постояльцев... Счастливо...
На прощание Снег обернулся и ловко забросил в подставленный фартук еще один серебряный кругель. Благословения восхищенной трактирщицы слышались до самого поворота...
— А согласись я на ее счет, то заплатил бы за репутацию болвана два лишних кругеля. Учти, пожалуйста. Хотя... ты ведь теперь будешь богат, что тебе серебряная мелочь...
— Нет, нет, я целиком и полностью согласен, Снег! Я ведь понимаю, что речь вовсе не о двух лишних кругелях. А ты нарочно один кругель напоследок приберег, чтобы отнять, и потом его же дать?
— Разумеется. Такие поступки они помнят хорошо... во всех смыслах хорошо. Быть может, ни ты, ни я, ни Гвоздик с Черникой, никогда не встретим сию трактирщицу, но из тысячи подобных случаев, один-два непременно пригодятся в будущем, когда ты этого совсем не ждешь, и сослужат добрую службу. Что скажешь?
— Скажу, что это было занимательно и познавательно для меня. И полезно.
— Еще бы: придорожный трактир — настоящая школа жизни.
Следующий урок из придорожной школы жизни Лин учил самостоятельно, хотя и под бдительным присмотром Снега.
Они уже обогнули небольшой приграничный городок "Старые Мосты" и остановились в очередном трактире, просто перекусить и отдышаться от дорожной пыли. Трактир "Зуб тургуна" этот был не чета предыдущему: неопрятный, маленький, весь пропахший вином, человеческими и конскими испарениями. Мирных обывателей в нем почти что не было, если не считать пожилого трактирщика и двух слуг мужского пола. А солдаты — солдаты были, и вели себя соответственно, грубо, пьяно, с постоянной руганью во все стороны. Гвоздика пришлось поместить в конюшне, в самом углу, привязанного, рядом с Черникой, чтобы им не скучно было. Снег почти не ел, но заказал у хозяина травяного отвара по своему рецепту, и теперь пил его, сладко прижмуриваясь, чашка за чашкой.
Лин терзал тем временем пожилую пережаренную утку. Он не понимал, почему Снег ест явно меньше него, но на голод не жалуется, может, заклинаниями аппетит перебивает? А травяной настой — наоборот, дрянь какая-то: сколько ни пробовал Лин — вкуса в нем так и не обрел.
В это время один вояка — по значкам на рукаве и шлеме из какого-то интендантского сопровождения — рукавом зацепил, проходя мимо, Лина за плечо, и тот едва не выронил кружку. Лин мельком посмотрел на солдата и, решив, что все произошло нечаянно, продолжил трапезу.
Тот же принял кротость за робость и возликовал на пьяную голову от возможности безопасно развлечься.
— Ты что смотришь, а? Ты чего на меня посмотрел? Недоволен чем-то? — Юнец оглянулся было на седобородого спутника, но тот молчал и, не поднимая глаз, пил свое пойло. Тоже, видать, как и щенок, трус из обывателей, даром что при оружии. — И встань, когда к тебе обращаются, стоя отвечай.
Лин промокнул губы салфеткой и покорно встал.
— Нет, я ни в чем не испытываю ни малейшего недостатка, либо недовольства, и мирно советую вам идти своей дорогой, ибо мы с вами не в ссоре.
Солдат выпучил глаза, поскольку за всю его небогатую событиями жизнь не доводилось ему слышать столь длинной и замысловато собранной фразы. Если, конечно, не считать ругательств одного бывшего моряка из соседнего взвода...
— Ты кому это? Мне? Щенок! Жизнь прискучила, да?
Лин смешался. Снег так и сидит себе, отвар прихлюпывает, даже и не глядит в их сторону... С десяток посетителей, все — кто откуда, в разномастных мундирах, тоже смолкли и с любопытством ждут продолжения... Как быть? Лин решился быть построже:
— Я ведь уже внятно сказал и повторяю: ступай прочь, болван, и проспись, дабы без помех понимать и поддерживать трезвую беседу.
— Чего??? — тут уже солдат растерянно оглянулся на посетителей, но, уловив в их взглядах поддержку себе, не на шутку рассердился: — О, скотина-то! Дерзить? Да я тебя сейчас...
Щенка следовало припугнуть на годы вперед, и солдат, подчеркнуто не спеша, потянулся за секирой. Лин за это время успел бы нарубить его на восемь отдельных кусков, но чувство опасности обострило ему память и сообразительность: на стремительных военно-полевых судилищах, если до них доходит дело, чаще всего в трактирных ссорах виноватым признается тот, кто первым вынул в закрытом помещении оружие... А кроме того, солдат пьян и неуклюж. Лин дождался, пока правая рука пьяницы обхватила рукоять секиры, просто шагнул вперед и, на исходе шага, ударил его кулаком в лицо, целясь именно в подбородок. Когда он при этом успел натянуть перчатку на руку — Лин так и не сумел потом вспомнить: успел и молодец, костяшки пальцев сохранил... зато перчатка лопнула... Солдат повалился навзничь и замер, абсолютно неподвижный... Может, удар был излишне силен, может — затылком неудачно приложился в каменные плитки пола, а может, пьян был больше, чем казался...
— Служба императора! — От дальнего стола встали и подошли двое, с одинаковыми черными перьями на широких шляпах. — Ссора с участием военных, в военное же время, приравнена...
— Ссора? Здесь нет ссоры! — Снег, когда хотел, умел говорить очень громко. И веско. Внимание всех, в том числе и обоих стражей порядка, тотчас обратилось на него.
— Этот малый... не разобрать, что за значок у него на рукаве... споткнулся и упал. И то, что при падении он случайно ухватился за рукоять боевой секиры — это и есть случайность, а вовсе не начало ссоры и не повод для начала всеобщего сыска. Каких он войск, я не разберу?..
Ого... Недвижный солдат был из службы императорского обоза, то есть, сопровождал грузы, которые посылались императору командованием действующих войск. Эти службы задержек со стороны людей не терпели и не ведали, ибо занимались делами важности первостепенной! Объявить полный сыск, как это и положено при начатом было обвинении — так это всем арест на двое суток... как бы потом самому под военное судилище не попасть, за умышленную задержку посланий, государю предназначенных.
Старший из двоих почесал голову под шляпой и обернулся к трактирщику, смиренно и молча стоявшему рядом (словно из воздуха возник, только что не было его!):
— Что, действительно случайно ухватился он? И случайно упал?
Хозяину даже и раздумывать не надо было: он, как истинный трактирщик, умел мгновенно схватывать обстановку со всеми подробностями, и еще лучше — понимать намеки власть предержащих.
— Несомненно! Точно так, как вы изволили сказать! Едва они с юношей прекратили мирный разговор, как господин ездовой изволили споткнуться и упасть. Позвольте мне унести его в сенник, чтобы он поспал? Крови нет, ушибов нет, изволите видеть: похрапывает.
Солдат по-прежнему лежал без памяти, но действительно — густое сопение из ярко-красных уст напоминало храп, на покойника он никак не тянул...
— Унеси. Я бы и сам ему по морде с удовольствием врезал, да некогда ждать, пока проспится. И потом вина мне стаканчик, вот на этот стол.
Старший из военных стражей присел без спроса за стол, где расположились Снег и Лин.
— Служба императора. Кто вы, господа, откуда? — Страж махнул пальцем, и второй страж, его подчиненный, встал за его спиной, готовый в любую минуту применить нож, меч или заклятье.
— Мирные путники, по своим надобностям.
— Это я уже понял. Меня привлекают подробности. С какой целью двое человек благородного происхождения, мирной наружности, снаряженные большим количеством дорогого оружия, находятся в расположении действующих войск? Противник не настолько хитер и отесан, чтобы лазутчиков-варваров обрядить в наших дворян, и все-таки?.. За сей стакан — отдельный счет, любезный... Прошу прощения, итак?
Снег задумался. Да, они нарвались на очень въедливого стража. Но неглупого и не вздорного: проявлено уважение, слова его разумны, и никак не чрезмерны требования...
— Гм. Вы правы. Я позволю себе один маленький вопрос перед всеми нашими ответами?
— Хорошо.
— Ваше ведомство по-прежнему находится под рукою у Когори Тумару? Дело в том, что я давненько не вылезал из своей норы и не знаком с нынешними дворцовыми раскладами...
— М-мм... да. Он по-прежнему, вот уже много лет, руководит Имперской Стражей. Я ответил на ваш вопрос?
— Да, сударь, и я благодарен вам за четкий ответ. Теперь извольте задать мне пароль, из самых важных, что у вас есть. Во имя Империи.
От последних слов, сказанных шепотом, с имперского стража словно вихрем сдернуло спокойствие и расслабленность: "Во имя Империи" — эти слова не произносят праздно, любой, их сказавший, вправе рассчитывать на самое внимательное отношение к сказанному, но и ответственность огромна: будь то крестьянин, ратник, "черная рубашка", рыцарь, барон, принц королевской крови — всяк может ответить свободой и головой за всуе сказанный именной имперский завет.
Ни слова не говоря в ответ, он достал из внутреннего кармана камзола кисет, раздернул шелковый шнурок и вытянул оттуда простую медную пайзу. Вручил ее Снегу. Второй страж из-за спины первого и Лин, сидящий слева от Снега, с превеликим любопытством, но молча и смирно, взирали на пайзу и обоих собеседников.
Трактирный воздух тем временем опять пропитался обычным трактирным шумом, испокон веку присущим служителям войны: лязгом оружейного железа, чавканьем, глохтанием, кашлем, умеренной руганью... На их стол поглядывали, но уже избегали проявлять любопытство, надежнее — не обращать внимания.
Снег с легким поклоном принял пайзу в пальцы обеих рук, дохнул на нее, погладил с обеих сторон подушечкой большого пальца правой руки, бормоча при этом еле слышные заклинания. Он отвел в сторону ладонь, протянул стражнику другую: на левой его ладони лежала золотая пайза, но с прежним набором вензелей и значков.
Страж сделал точно такой же кивок, принял пайзу и стал ее внимательно изучать... Наконец он поднял голову.
— Да, сударь. Больше у меня нет к вам вопросов, и я готов служить. Приказывайте. Но... в неких временных и служебных рамках, вы же понимаете...
— Понимаю, сударь. Ваше имя?
— Тогучи Менс, сударь.
— Вы и ваш спутник премного меня обяжете, если подскажете, где мне точно и быстро найти князя Та-Микол, к которому у меня есть личное неотложное сверхважное дело. И пока я обернусь туда и обратно, вы будете неотлучно находиться рядом с этим юношей, вместо меня защищая его здоровье, жизнь и честь. С этого мига, на все время моей отлучки, он — не только для меня, но и для вас — самое ценное в службе.
— Понятно.
— Лин, ты понял, что должен спокойно и тихо меня ждать, никуда более не ввязываясь?
— Да.
— Лучше всего будет, если вы втроем запретесь в комнате и будете отдыхать. Не теряя бдительности против возможных случайностей. Итак, сударь Тогучи, подсказывайте, вот карта.
В ставке князя Та-Микол шел военный совет. Угрюмый и седой князь пребывал в ровном расположении духа, которое не могли разрушить ни временные неудачи на поле боя, ни ноющее от старинной раны покалеченное плечо, ни даже представитель императора, внезапно нагрянувший в его ставку. Покамест, все идет по проложенному руслу, стало быть, и успех не за горами. Представитель императора — это вовсе не знак недоверия старому князю, это обычай императорского ведения дел, и все данное обыкновение понимали правильно. То, что император лично недолюбливает старого князя — никак не сказывалось на его полномочиях и привычках: дело прежде всего, а в войнах князь разбирается хорошо, короне служит верой и правдой. Для графа Поллини Веври, имперского представителя и императорского любимца, сына герцога Устоги Веври, это поручение императора было, скорее, почетной ссылкой, возможностью загладить большие и малые грешки, коих набралось великое множество, как и у всякого молодого и задиристого придворного. Несмотря на его высокое положение при дворе, здесь, в ставке, ему приходилось туго: крутого нрава князь не терпел советчиков, любимчиков и своевольщиков, коль скоро император ему доверил войска — все должно быть здесь по его, князя, руке, и только один человек на всем белом свете имеет право ему, князю Та-Микол, указывать и приказывать: это Его Величество император.
