Здравствуйте, я Лена Пантелеева

-Почти все верно, Елена Александровна, только в первом акте трагедии о гибели спецгруппы из Москвы мы немного постреляем, поотбиваемся от несуществующих бандитов. А насчет двойной игры моего 'хозяина' — Гольба мгновенно посуровел и стал неприкрыто холоден — я скажу вам следующее — ЦК партии в курсе и среди нас нет слуг и хозяев, все мы товарищи. И цель у нас одна — Всемирная революция и гибель бесчеловечного мира капитала. Наша же операция внесет существенный вклад в эту борьбу. Ну, а если вы опасаетесь англичан, то могу вас успокоить — мы соскочим с их маршрута в Турции, благодаря содействию людей из белогвардейского РОВСа. Там есть бывшие офицеры, что очень тоскуют по родине. В обмен на помощь, им гарантированно прощение за преступления против трудового народа, жизнь и возвращение в Россию. Ну как вам такие дополнения и разъяснения, Елена Александровна? Или в этом случае мне лучше вас поименовать — товарищ Овечкина?

Что ж, я растоптан, я унижен, я осознал свою позорную неспособность постичь глобальность и продуманность планов товарищей. Мерзкое ощущение, когда понимаешь, что был излишне самоуверен и держал всех за инфантильных идиотов, сам таковым являясь. Не в первый раз в подобной ситуации, кстати, но на грабли все также упорно наступаю. Теперь понятно, почему не сработала моя задумка с лейкемией, и вообще я был просто крысой в лабиринте, идущей от одного кусочка сыра к другому. Что ж, сделали меня красиво, лишили действенных вариантов ухода, но это не повод опускать руки. Не получилось с белогвардейцами, попробуем с членами национального турецкого общества по возрождению халифата. Что им предложить пока не знаю, но сдаваться я не собираюсь и следовать за Гольба, безропотно, как баран на заклание, тоже. Вообще-то мне никто не мешает действовать и по первоначальному плану, расстаться, не прощаясь и не плача, с советскими товарищами в Турции. Да, уходить придется 'голыми', без снаряжения, с тем, что будет у нас и на нас, скорее всего со стрельбой и цепким 'хвостом' из бойцов ОСНАЗа и 'покрасневших' офицеров из остатков армии Врангеля, но уходить надо всенепременно. Слишком много действующих фигур в игре, слишком много. А куча пешек легко 'съест' и ферзя, тем более, участники этой операции отнюдь не пешки, а я совсем не ферзь, так, уровень 'коня', не более.

Я задумчиво поглядел на горы. А если нам уйти еще раньше, не в Турции? В Грузии есть интересная долина с несколькими трудно проходимыми перевалами, а по утрам, в это время года, там всегда туман, на расстояние руки ничего не видно. Исчезнуть там, дело не трудное. Тропы и местность я помню хорошо, бывал в своей первой жизни там с инспекцией, когда одну из баз 'чистых' нашли и выжгли всю, до четвертого, минус пятьдесят метров, уровня. Много там было занимательного, в плане довольно жутковатых экспериментов с человеческим генокодом и вирусом, и тогда туман тоже вспухал плотными клубами, совсем как сейчас на гряде. Но не так упорядоченно и не друг за другом.

Я цепко ухватил начавшего уходить Стилета за плечо, развернул его, недоуменно оглядывающегося на меня и слабо пытающегося вырваться, к еле видимой отсюда горной гряде, жестко спросил, рубя фразу на короткие предложения:

-Сигнал артиллеристам? Какой?! Для открытия огня?!

-Белая ткань... Белая ткань на крыше дома.

Крыша — чисто, тряпки нет, другую сторону крыши с гряды не видно. Пролетевшие над нашими головами снаряды с огромным перелетом взорвались где-то на окраине. Как-то несерьезно, без моря огня и черного султана поднятой земли. Так, взлетели в воздух мусор, щепки, пыль.

-А это тогда что?! Что это?! Праздничный салют?! Кто дал команду открыть огонь?!

-Не знаю.... Это неправильно, это без команды.... Мы же еще здесь! Этого не может быть!

-Бля, товарищ Стилет! — я встряхнул Гольба за плечо — Да очнись, ты! В ромашку 'может-не может', потом играть будешь! Действуй, черт возьми! Командуй людям уходить! Ну же!

-Товарищ Овечкина! Уберите от меня руки! Всем внимание! Ладис, Корнев, готовимся к отходу! Остальные к бою! Товарищи, нас предали! Коварный враг в наших рядах! К оружию, товарищи, к оружию!

Ну, молодец, очнулся. И даже верно угадал — нас предали, нас 'слили'. Или, точнее, решили устранить, раз и навсегда. Кому-то, из облеченных властью и осведомленных о 'Розе' товарищей, наш поход за 'сокровищами' совершенно не нужен. Или не нужно им присутствие в игре англичан. А это значит, это значит.... Да плевать, что это значит! В укрытие мне сейчас надо, а не о причинах происходящего размышлять. Я со всей силы толкнул в спину громко командующего и замершего столбом Гольба на землю, метнулся, пригибаясь, в сторону дальнего строения — там еще одна дверь в дом, я видел. Мои вещи и оружие в комнате, пока пристреливаются и строят 'вилку', успею забрать и уйти в 'мертвую' зону. Ли! Где мой Ли? Только бы не накрыло его, только бы не сунулся на улицу искать меня! Пушечки хоть и маленькие, снаряды хоть и несерьезные, но вот осколки у них стальные, острые, человека прошьют и не заметят. Звуки повторных выстрелов и через некоторые мгновения разрывы снарядов, донеслись в тот момент, когда я, пригибаясь, скрылся за углом. А вот сейчас недолет, корректировщика у них точно нет, это хорошо, это очень хорошо, это жирный плюс.

Я метался по комнате, собирая вещи, прислушиваясь к визгу снарядов, ложащихся все ближе и ближе. На пару десятков секунд рухнул на пол, когда один из снарядов, разорвавшись уже во дворе, зло хлестнул по стенам дома раскаленными осколками. Оконное стекло осыпалось крошевом, и в комнату ворвался нарастающий в начале аула далекий яростный рев, постепенно трансформирующийся в разборчивые вопли 'Алл-ла', 'Алла Ахбар!'. Что ж, вот и минус. Весьма предусмотрительно — что не уничтожит артиллерия, уничтожат грозные воины Аллаха. Все, придется оставаться в доме, на открытой местности меня срубят как сорную траву. Тягаться с кавалерией, мечась зайцем через заборы? Нет, уж, увольте от такого развлечения.

Я свалил к стене наспех собранные сумки и небрежно скрученную узлом куртку, щелкнул предохранителем 'томпсона'. В тишине между разрывами снарядов щелчок показался мне громким и каким-то хищным, словно фантастический механоид титановыми челюстями клацнул. Ну, посмотрим, так ли хороша эта 'машинка', как о ней говорят. Патронов, вот только мало, всего четыре диска..... Но ничего, ничего... Есть еще винтовки, 'максимка', гранаты и мой верный 'люггер'! А еще есть такая замечательная штука, как SMLE ? 1 Мк III в снайперском варианте. И еще она модернизированная! Вот кто принес сюда такую прелесть? Выживу — расцелую!

Теперь повоюем! Запомните вы, гады, мои 'белые колготки'! На всю жизнь запомните! Мы тут вам, сраные воины Аллаха, Сталинград вместе с Брестской крепостью вперемешку организуем! Ух, сколько адреналина у меня в крови! Аж из ушей льется! Короче, бой до смерти последнего противника. Потому что сдаваться мне ну вот никак нельзя, я как бы совсем не готов к групповому изнасилованью с тройным проникновением. Да и дела у меня еще на этом свете.

'С именем Аллаха Милостивого, Милосердного! Господь наш! Даруй нам от Себя милосердие и укрепи нас им и защити от зла и устрой для нас в нашем деле прямоту — облегчи нам путь, который приведёт нас к совершению таких дел, которые Ты любишь, и мы станем идущими прямым путём. Да возвысится величие Твое! Нет божества иного кроме Тебя!'.

Закончив короткую молитву, Ильяс осторожно выглянул из-за угла дома Мирзы, двоюродного дяди по отцу и тут же дернулся обратно, втягивая голову в плечи. Щеку больно резанула каменная крошка, выбитая пулей. 'У, проклятые дети Иблиса! Как метко стреляют, шайтаны!'.

Ильяс покосился в сторону Хаджи Ага. Храбрый воин и верный друг, лежал с краю дома, вытянувшись во весь рост, бледный, прерывисто дышащий, зажимая одной ладонью дырку в бедре, а другой простреленное плечо. Грязные тряпки, что он прижал к ранам, давно пропитались кровью. Ильяс скрипнул зубами — проклятые гяуры не давали вынести раненого, метко стреляя по смельчакам. Вон там лежит Руслан, там Шамиль, воткнулся головой в плетень. Он умер в позе недостойной воина Аллаха, но умер достойно. И кто их убил? Кто? Порождение грязи, испорченное семя Иблиса — женщина! Ведьма!

Ильяс видел эту русскую шлюху лишь мгновение, но ему хватило разума, чтобы тут же упасть в пыль и, не поднимая головы отползти за дом. О, Аллах! Сколько было ненависти в ее взгляде! Холодной и расчётливой, подконтрольной, не застилающей багровой пеленой взгляд, не мешающей ей целиться. Уберег тогда святой Исраил, отвел пули, только вжикнуло над головой, тут же громко застонал за спиной Ильяса раненный Ваха. Не уберегся он. Шейха Джамала тоже не уберег пророк Исраил, лег шейх на землю, безвольно раскинул сильные руки, выронил саблю предков в пыль. И брата его, Усмана, пророк не уберег — очередь в живот получил брат шейха, не осторожно выскочив прямо на русского. Шайтан-пулемет у воина Иблиса оказался в руках, с заколдованными пулями, что не пронзали плоть насквозь, а били в грудь, ломая ребра, кости, разрывая в кровавые клочья тела воинов.

Ильяс вновь выглянул за угол и опять еле успел спрятать голову — винтовочный выстрел прозвучал как щелчок кнута для глупой овцы, что отбилась от стада. У, шайтан! Ильяс погрозил неверным кулаком, благоразумно не показываясь стрелку, огляделся, примеряясь, как ему лучше отойти вглубь аула — перелезть через высокий плетень или перебежать до овчарни? Ага, Шамиль вон тоже решил перебежать и сейчас лежит совсем мертвым в серой пыли и мухи ползают по его спине. Ильяс прислушался — где-то на окраине аула еще изредка стреляли, сухо били револьверы, басовито бухали винтовки и раздавались редкие очереди ручного пулемета, словно кашляла больная собака, но Ильяс чуял, что это так, стрельба на отходе и добивание раненных, гяуры все же взяли верх.

Ильяс скрипнул зубами, сплюнул густой слюной пополам с кровью. Где он успел выбить зуб, так и не вспоминалось. Когда мчался на своем чалом жеребце и вдруг неожиданно почувствовал, как летит на землю, а его верный конь валится на бок, хрипя и дергая оторванной ногой? Или, когда он почти уже ворвался в дом, на ходу полоснув кинжалом по шее светловолосого коммуниста, и вылетел обратно, спиной вперед, узрев медленно поднимающийся ему на встречу ствол пулемета? Или это произошло во время взрыва гранаты? А, какая разница, где он потерял зуб! Сейчас бы жизнь не потерять, это сейчас не смелые слова говорить за две ночи перед налетом на красных, когда к ним по вечеру приехали двое, прячущие свои лица, пули слова храбрецов не слышат! Да, тогда Ильяс посмеялся бы над глупым человеком, сказавшим ему, что через две ночи он будет молить Всемилостивого о спасении, бросит умирать брата и друга и будет до дрожи боять всего лишь женщины. Самки! Дырки промеж ног, не способной ни на что, как только рожать детей от воинов гор! Посмеялся бы и даже не стал даже резать — зачем убивать сумасшедшего, извергающего своим поганым ртом дикую ложь? Не зачем, его и так Аллах наказал, лишив разума.

Эх, Иблис и проклятые Всеблагим Аллахом дети его, нечистые шайтаны, как же все хорошо началось и как погано закончилось! Шейх Джафар, умный вождь и великий воин, сразу же послал троих воинов убить 'красных' на гряде, что стреляли из пушек по своим же. Глупые гяуры что-то не поделили между собой, но смелым воинам ждать не хотелось, пока они поубивают друг друга, да и много ли чести в том, чтобы просто добить врага?

Но Дауд и его нукеры не справились и снаряды проклятых начали ложиться посреди храбрецов, унеся жизни воинов. Шейх, разъяренный неудачей Дауда, отправил еще воинов, но ярость плохой советчик и когда последним взрывом разорвало братьев дяди Джамала Вадуда и Амирбека и племянника его Инала, он скомандовал атаковать дом. Тогда-то он и отдал тот плохой приказ не убивать эту русскую суку, а брать ее живьем. Ошибся шейх, проклятый вложил в его уста эти слова, вот и умер он от ее руки. И многие умерли. Шайтан это, а не женщина. Не может человек так быстро двигаться, так метко стрелять. Не может внезапно то замирать на месте, то резко подаваться назад, уходя от пущенных в ее сторону пуль. Не может, не глядя посылать пули в смельчаков за ее спиной и тут же скрываться за стенами, нет у нее глаз на затылке! Ильяс сам стрелял в нее несколько раз и ни разу не попал, зато она попала во многих. А ее глаза! Это не глаза, а глубокие колодцы наполненные ненавистью, смертью, презрением. Не воинами, мерзкими насекомыми, что водятся в одежде, считала их эта тварь.

У, дочь шайтана! Ильяс раздраженно махнул рукой, еще раз сплюнул, прочел еще одну короткую молитву, перезарядил винтовку и револьвер, поправил одежду. Прощай, брат Хаджи Ага! Ты смело бился и Аллах будет милостив к тебе. Ну, а Ильясу нужна его жизнь для дальнейшей борьбы с неверными.

Высунув руку с револьвером за угол дома, он произвел несколько неприцельных выстрелов в сторону 'красных' и рванул с места, не разгибаясь, к плетню. Но не добежал, что-то сильно ударило его по ногам, небо и земля несколько раз поменялись местами, каждый раз, больно ударяя по телу, а потом он увидел перед собой ствол винтовки и рассветший огненный цветок на дульном срезе.

-Ну и зачем ты его убил, Ли? Может быть, мы от него что-то бы узнали, а то пока те двое очнутся.... Если вообще очнутся. Эх, командира их я зря пристрелила, хотела же ниже взять! Черт!

-Этот бандит был вооружен, госпожа. Он мог нанести вам рану.

Вот и весь ответ, ни раскаянья, ни сожаления. Мой Ли все больше начинает напоминать моего прежнего самурая без страха и упрека. Он переменился, изменился, сбросил с себя маску. Все также молчалив и строг, на лице прежнее равнодушное выражение человека, готового умереть в любую минуту. За меня. Против всех. Но есть и плохоее в нем. Как-то он не очерствел, а закаменел, стал безжизненен. Улыбаться совсем перестал, в глазах пустая пустота. Подвалы товарищей так на него подействовали или он сам себя так настроил, вбив себе в голову, что он должен любыми путями исполнить великую задачу по осуществлению моей безопасности? Поэтому и абрека убил, перестраховщик. Или не поэтому, а по тому, что тот мог что-то рассказать? Я с подозрением посмотрел на Ли, затем мотнул головой — ну к дьяволу эти дурные мысли, так, недолго, и себя начать подозревать!

Уловив мой взгляд, Ли сапогом повернул ко мне лицо убитого, сказал:

-Госпожа, этот человек убил Федора Келлера. Того 'красного' солдата, что к вам в тюрьму приходил и подбирал нам седла, вы помните? Который вам понравился.

Хм, ну не то, чтобы так уж и понравился, хотя да, было что-то такое, один короткий момент. Ну и еще бы мне его не помнить, мою голубоглазую 'смерть', готовую, если я вдруг попробую совершить что-то, что пойдет в разрез с планами товарищей, застрелить меня без малейших угрызений совести. Ну, убил и убил, что ему, за это, спасибо сейчас говорить? Хотя, все же зря он Феденьку убил, очень пообщаться бы мне хотелось с юным кавалеристом, таинственно исчезнувшим с бронепоезда и вдруг неожиданно объявившимся в доме в момент нападения чеченцев. Пришел ночью? Возможно, только несколько фантастически выглядит его появление — храбрый мальчик пробирался по горам один, в полной форме младшего командира 'красных', без охраны и группы поддержки. С развернутыми знаменами и барабанным боем. А добирался он до нас действительно в форме, это было видно сразу, не прятал он ее в мешок, а потом переоделся перед аулом. Странно и весьма подозрительно. Зачем исчезал, зачем появился? Где был и что делал? И не он ли и привел этих абреков по наши души? М-да, сейчас не спросишь, не умеют люди с распоротым горлом разговаривать, умирают они от этого. Я пару раз раздраженно пнул труп с простреленной головой, сердясь одновременно на чеченца и глупого Феденьку, сунувшегося под кинжал. Никого не пораспрашивать вдумчиво, все мертвые, если только Гольбу, так он, сволочь, лежит без сознания, да и вряд ли что-то знает, для него самого нападение бандитов и предательство артиллеристов, было полной неожиданностью, такое состояние шока и растерянности не сыграть, не подделать.