Жизнь крота

— Вы же чисты святой отец? Ничего не скрываете от взора божьего? — указал я рукой на фреску пригорюнившегося на кресте Иисуса.

— Я не... то есть, да... — начал он что-то сбивчиво лепетать. — Я грешен, грешен! — возопил он.

— Тише, тише святой отец. Ведь мы проводим святое таинство, в котором могут принимать участие лишь грешник и искупитель. — проникновенно произнес я, положив руку на его плечо и предостерегающе выпятив мизинчик одиннадцатым смертельным приемом.

— Да, конечно. Омен... то есть, Святой сын. Господи, простите меня, ибо я шалун... в смысле грешен. Грешен! — тихо провыл он, видимо по привычке ляпнув что-то из своих ролевых игр с монашками.

— Я внимательно слушаю тебя, излей грехи что гложут тебя. — играя голосом, проникновенно и мягко произнес я.

Ну он и рассказал, правда фигню всякую, про свои игры с монашками, многими монашками, в разных церквях и женских монастырях и всего такого. Веселая у него жизнь, ага. Но свою страшную суть не раскрыл. Он действительно человек?

— Это все что ты расскажешь мне? Грехи такие гложут душу твою... человеческую? — подметил я самое важное.

— Откуда ты? — пораженно посмотрел он, но через секунду вновь сгорбил спину и прижал голову к полу. — Омен. Сын Божий. Омен. Сын Божий. У меня есть душа в отличии от тварей нечистых, она запятнана грехом лишь. Только грехом, похотью называемой. Похоть мой грех, и представ перед ангелами и Богом, я покажу им душу свою человеческую, греховную, но она у меня есть.

В общем оказался он по итогу вроде человеком, помурыжил я его немного и отпустил с богом, хех. Через пару дней он уехал, а еще через месяц я узнал, что он стал просто ну очень-очень святым отцом, истовым и фанатичным. Даже вроде повышение какое-то получил, за свою веру. Ну вот, добро я творю, людям помогаю. Очередное подтверждение этому.

У этого церковного приюта была даже своя школа, куда нас обязательно водили, в соседнее здание. Тут блин школу особо не прогуляешь. Провели нам тут также определенный блиц, рассказав где мы собственно живем и в какой стране, если вдруг не знаем. Страны как обычно, будто кто-то сидел на стуле и плевая в потолок выдумывал название государств. Сейчас я вот в какой-то Италии жил, что за страна, неведомо, рядом непонятные Германии и Франции, где-то далеко вообще страна из одной аббревиатуры, США. Вот кто эти страны придумывает? Что не жизнь, так заново названия стран учить. Утомили. Но хоть технологический уровень без всяких перегибов, привычный в общем, как в нулевой жизни.

Самым необычным предметом был урок теологии, истории религии и все такое около темы, там я наслушался всякого.

— Бог желает нам добра и здравия, — говорила монашка проходя между партами с нами. — Следуйте заповедям божьим и будет ниспослана на вас благодать. Ведь будете вы приближены к Богу и почувствуете... — все говорила она, заставляя меня прислушиваться, ведь было кое-что в этом интересное.

— Испытание Божье? — переспросил я.

— Да, ведь в испытании Божьем, кроется благословение. Проходя через боль, печаль, испытанием — кроется перерождение, совершенствование человека. — с готовностью отвечала монашка.

— И насколько далеко Бог готов зайти в своем испытании человека?

— Насколько в силах его.

Стоя напротив алтаря с фреской печального Иисуса, я думал могло ли это быть его рук дело, ведь это не естественно, даже не просто перерождения, а то что я попадаю в то время, которое заставляет меня выложиться на полную чтобы выжить, а затем умереть через самопожертвование. Если это Бог, то не много ли испытаний? Можно было обойтись максимум двумя, но каждый раз их больше, каждый раз больнее, и только попадя в церковь, я подумал... может ли это быть его рук дело? Впервые за все свои жизни, я опустился на колени и посмотрел на распятье, чтобы помолиться, искренне и честно. Я хотел знать ответ. Конечно же была лишь тишина. Может он заработался и забыл что у него кое-кто выполнил испытание с перебором?

Стоя на коленях, со сложенными в молитвенном жесте руками и под рассеянным проходящим через стекло светом солнца, я вспоминал. Все прожитые жизни сейчас давили мне на плечи, размывали сознание, вся та боль и горе, испытанные мной. ВСЕ испытанное мной сейчас было тут, со мной, в самом моем сердце, в израненной душе.

— Редко тебя здесь увидишь Донат? — подошла Анна. — Впервые вижу тебя тут моля... — запнулась она, посмотрев мне в лицо.

Перед моими глазами не было монахини, даже не было алтаря, перед моими глазами стояли все кого я знал — многие люди из первой жизни, девочки и пацаны из второй жизни, дьяволицы из третьей, родители и подчиненные Сопротивления феям из четвертой, Мария Фуарне и остальные педофилки в пятой жизни, сестры в шестой. Все они были рядом и так далеко, по кому скучал, кого любил, кого теперь так не хватало. Мне так... мучительно больно.

Монашка Анна подскочила ко мне и с силой обняла, крепко и тепло, она ничего не говорила, а просто держала в своих объятиях. Мне не стало легче, просто весь этот груз вновь ушел куда-то внутрь моего сознания, прячась там, но медленно подтачивая мою волю и разум.

— Я рядом, все хорошо! — горячо произнесла монахиня, с силой сжимая в моих объятиях будто боялась отпускать, я даже почувствовал ее слезы на своих щеках. Ее слова эхом прошлись через все мои жизни, сколько я уже это слышал, от скольких дорогих мне людей. Ничего не было хорошо.

Мы так просидели минут пять, пока наконец Анна не решилась отстраниться, чтобы посмотреть на мое лицо. Теперь обычное и спокойное, время слабости прошло, и я вновь тот же немного озорной мальчик.

— Мы с Терезой всегда будем рядом. — произнесла она ласково и добро, но искренне, будто давая обещание. — Не грусти... так.

— А когда вырасту, тоже будете рядом? Я уже буду совсем взрослым мальчиком. — ухмыльнулся ей не идеальной улыбкой с парочкой отсутствующих зубов. — Я конечно человек широких взглядов, но со старушками...

— Мы будем рядом. — мягко произнесла с полными сожаления взглядом, проведя ладонью по щеке. — Мы будем рядом с тобой, Донат. Так нам завещано Богом.

Мне не захотелось шутить на эту тему, просто не смог ничего сказать. Это были желанные слова, но лишь слова, поступь апокалипсиса всегда сминала их в труху. Может не стоит ни к кому привязываться? Просто идти по жизням, видя лишь человеческие оболочки, судьба которых вскоре умереть, раствориться в смерти. Со всеми это было, все они исчезли где-то там, оставив меня одного.

— Бог хочет, чтобы я остался один. Это лишь мое испытание. — отстранившись, грустно произнес я. — Остальные, лишь груз на моей душе.

Поднявшись, я медленно побрел из молитвенного зала наружу. Это был последний раз, когда я сюда пришел по искренним мотивам. Если это дело рук Бога, то он ублюдок, если нет, то в молитвах нет смысла, ведь его нет или ему нет до меня дела. Это лишь очередной кирпичик в моем мировоззрении, делавший меня иным.

Когда мы стали немного старше, а конкретно мне лет девять, нашу группу стали иногда выпускать в свет так сказать, возить на экскурсии. Наш церковный комплекс находился недалеко от большого города, в сельской местности, а потому кроме полей и далеких деревьев тут смотреть особенно и не было чего. Потому первое посещение города вызвало настоящий фурор у детворы, мне же было все равно, я видел города и более старые, красивые, величественные и буквально огромные. Хотя некоторое любопытство вызывало именно его обычность, это был нормальный город, и это выделяло его для меня. Ходили мы конечно же по разным достопримечательностям, большей частью религиозных, храмам и монастырям, знакомились со священнослужителями. Пять монашек что следили за нашей двадцаткой детворы, как заправские гиды рассказывали о каждом знаменательном месте краткий исторический экскурс, и делали это интересно, обычная детвора заслушивалась. В отличии от остальных, я большей частью смотрел по сторонам, ведь неизвестные ужасы могут подкрасться за нашими задницами и нанести глубокий удар. Потому я бдел, и следил за всем подозрительным.

Вот к примеру мужик слишком уж заинтересовано посмотрел на грудь Терезы. Возмутительно. Поймав его взгляд, показал пальцами что я слежу за ним, после чего провел пальцами по горлу, типа ему голову с плеч если начнет что-то непотребное с моими монашками делать. К сожалению, я к ним уже привязался, трудно разорвать связь с теми, кто поддерживает твою волю и здравомыслие. Мужик удивленно округлил глаза и встал на месте, пораженно проводя меня взглядом.

Бродя по городу, стал задумываться о том, что монашек в церковь отбирали по красоте, ну или их церковная диета реально идет на пользу, женщины тут оказались средненькие. Монашки на их фоне, несмотря на полное отсутствие макияжа и закрытые одежды, просто блистали. Я заколебался мужикам угрозы раскидывать, обещая смертные кары и страдания.

— У-угх, похотливые животные, инквизиции на них нет. — негодовал я.

— Какой инквизиции? Нет никакой инквизиции. — забегали глазки у монашки, абсолютно не умеющей врать.

Ага, а то я не слышал вас во младенчестве. Меня если честно даже заинтересовала эта организация, вот только я не совсем уверен хочу ли я там быть. Они конечно любят позажигать, и повеселиться в компании с грешником, но я не уверен что это мне понравиться. В общем посмотрели мы на достопримечательности и поехали домой. Потом еще раз поехали в другое место, потом еще раз и еще, а потом...

— Какие вкусненькие монашки. — облизался ранимо выглядящий эмо, в затемненном переулке.

Нас окружило трое эмо-боя, как говорят в народе и скаля зубы сейчас показывали какие они плохиши, овеянные печальной романтикой.

— Кто вы такие? — строго, но несколько испуганно произнесла одна из монашек сопровождавшая нас.

— Хах, милашка. — попытался провести эмо рукой по щеке монашки, но та отшатнулась. — Лишь скромные носферату. — показал он как клыки выдвинулись из его рта.

Хм, я видел постер кинотеатра, где рекламировался фильм с мимишными и ранимыми вампирами, интересно, смотрят ли их сами вампиры. Если да, то на пользу им это не пошло, слишком они впечатлительные.

— О Боже, неужели это те самые носферату? — театрально воскликнул я. — Принцы Ночи, вынужденные питаться кровью невинных дев?

Глаза трех вампиров эмо-боев буквально зажглись, а грудь вздыбилась колесом, они даже приняли еще более театральную позу чем было до этого. Господи, почему стыдно только мне?

— Наша судьба незавидна, жизнь полна лишений, но голод тянет нас в глубь печалей. — таким трагическим голосом все это произнес один из эмо-боев, что даже одна из девочек в нашей группе всхлипнула от жалости.

— И что же вы намерены делать с бедными детьми и прекрасными монашками в столь темном и опасном переулке? — вскинув руки, театрально вопросил я, приблизившись к ним еще на несколько шагов, закрывшая нас монашка была столь сосредоточена на вампирах, что даже не заметила этого. И вообще, я случайно не переигрываю?

— Как не болит мое сердце от этих жестоких слов, вкусить кровь мы вашу должны. — продекламировал еще один эмо, видимо все нормально, эти тоже втянулись.

— О нет, прошу вас, носферату. Прошу... — резкое движение рукой и в пребывающего в каком-то своем мире вампира, в лицо бьется тонкая склянка со святой водой, я всегда настороже. — сдохните в мучениях! — еще одна склянка ударилась в лицо самому дальнему, а третий уже от меня получил ножичком по сухожилиям.

Какими бы они не были нелюдьми теперь, строение у них человеческое, потому пока остальные двое самозабвенно орали, сдирая со своих лиц сползающую кожу, я довернул упавшего на колени третьего вампира и резанул его по горлу освященным ножичком, после чего для надежности выколол ему оба глаза смертельным приемом большого пальца, задев немного мозг. Еще по пять секунд на каждого дезориентированного вампира эмо-боя, и мы видим как три тела постепенно рассыпаются в пыль. Круто, значит святая вода реально работает, я-то не знал о ее точных свойствах, может наврали во всех этих фильмах.

— Прекрасные монашки, подлые кровопийцы повержены, моей недрогнувшей рукой. — чет я увлекся, нужно переключиться. — Убил я их в общем... вот. — закончил я, покачиваясь на пятках рассеяно оглядывая пораженную публику, та же девочка что вздыхала по вампиру, горько заплакала. Похоже кто-то в церкви смотрел контрабандные фильмы.

Буквально через пару часов я сидел перед несколькими представительными мужичками в тёмно-красных рясах, всех таких грозных, но одухотворенных. Задавали мне эти мужички странные вопросы, типа зачем носил с собой склянки со святой водой, зачем носил освященный нож и каким таким образом я смог укакошить трех молодых вампиров.

— Меня вела рука Господа нашего. — благостно произнес я, вмиг поскучневшим дядькам. — А еще то, что я помнил как монашки говорили о инквизиторах, плюс моя подозрительность, а также желание иногда выпить водички... а в церкви похоже вся вода освященная.

— Монахини не могли говорить при вас об инквизиции, ведь их теперь нет. — веско произнес потенциальный инквизитор.

— Как и вампиров. — понимающе кивнул я. — Мне было тогда меньше года, думаю они считали что я слишком мал, и не запомню их слова.

— А ты запомнил? — удивленно приподнял бровь мужичек.

— Конечно. — степенно кивнул я.

В общем мурыжили они меня, вопросы всякие задавали, и говоря о всяком, это вообще буквально все, вплоть до математики. Совершенно внезапно я оказался на какой-то устной контрольной, а я ведь даже не готовился.

— Ты одарен божественным благословением. — заметил почти стопроцентный инквизитор.

— Я дарованный Богом, ведь имя мне, Донат. — улыбнувшись, мягко произнес я.

Мужики посмотрели на меня некоторое время, после чего сказали собираться. Типа я поеду с ними.

— А если я не хочу?

— А ты не хочешь? — хитро улыбнувшись, спросил он.

— Бог даровал нам свободу воли.

— И какова же тогда твоя воля? — пронзительно посмотрел на меня мужик.

Недолгая пауза, во время которой я обдумывал варианты. Как я подозреваю, меня решили рекрутировать в стройные ряды инквизиции, что теперь доказано существованием всяких монстриков, кажется не таким и плохим вариантом.

— Я хотел бы попрощаться с остальными.

— Хорошо. Нам рекомендовали тебя, и похоже святой отец Анджелико был прав. — произнес мужичек. Давая мне выйти из комнаты.

Анджелико значит, это был тот самый очень святой отец, которому я искупил грехи. Как жизнь то повернулась.

— Я устал, я ухожу. — произнес я своим двум монашкам. — В несуществующую Инквизицию.

Монашки секунд пять смотрели на меня абсолютно нечитаемым взглядом, после чего молча обошли меня и пошли в сторону стоящих в стороне инквизиторов. Говорили они минут пять, вроде даже повышали голос, пока Тереза буквально не рявкнула на них:

— Это обещание перед Богом! Непреложный обет!

После чего они наконец о чем-то договорились и монашки вернулись ко мне.

— Мы не прощаемся Донат. Ведь мы обещали, что всегда будем с тобой, это наше обещание тебе и Богу. — присели Тереза и Анна передо мной, после чего вместе обняли. — И мы отправимся с тобой.