Может, и не до крови, но близко к тому. И сама испугалась того, что сделала. Не потому что он мог ей что-то сделать, просто для неё такое поведение было слишком уж нехарактерно.
Но Даниил, похоже, и внимания не обратил на боль, продолжая целовать её затылок, медленно и планомерно. Совершенно никуда не спеша.
Хотя, судя по тому, что Астахов через пару секунд прервался, чтобы развернуть её и, удерживая своим телом, снова прижать к двери, планы у него были самые что ни на есть серьезные. Особенно, если учесть, что юбку её сарафана, хоть и довольно просторную, но мешающую, обидно легко и быстро задрали до уровня талии. А что обхватила его ногами за пояс, так это все исключительно для удержания равновесия!
— Любишь кусаться? — не попытавшись прикоснуться к приоткрытым губам, сквозь которое вырывалось хрипловатое дыхание, он опять сосредоточился на шее, дразня тонкую кожу быстрыми прикосновениями языка, чередующимися с такими же осторожными контактами зубов с её горлом. — Какое совпадение, я тоже...
Только сейчас до Сони дошло, что поза, мягко говоря, провокационная, и девушка попыталась опустить ноги. Но этот... тут же разжал руки, которыми придерживал её за талию, так что пришлось невольно стиснуть бедра ещё сильнее. Гордость гордостью, но отбитый копчик это больно. Очень.
— Пусти! — Маркевич уперлась ладонью ему в плечо, почти касаясь того места, где под одеждой притаилась татуировка. И старательно обходя вниманием тот факт, что одна из тонких лямок её сарафана упала. Да ещё и довольно неудачно, обнажая верхнюю часть груди. Черт, как назло, лифчик сегодня по причине жары надевать не стала. Можно подумать, она бы в нем спарилась! Все, больше никаких дефиле с частичным отсутствием белья.
Стоило Соне попытаться вернуть бретельку на место, как её запястье тут же перехватили и завели за голову. А второй рукой небрежно смахнули оставшуюся на месте лямку. Даже на разъяренное шипение внимания не обратил, сволочь такая!
— И что ты сделаешь, если не отпущу? — Астахов не приближался, сохраняя ту дистанцию, которую ему установила длина её руки. Но теперь, с заведенной вверх правой кистью, Софья была вынуждена не только крепко держаться на него ногами, но ещё и выгибаться, стараясь не дышать. Но гадская ткань все равно потихоньку скользила вниз.
— Отомщу, — что самое ужасное, все эта идиотская ситуация её возбуждала. И сильно. Так что нужно заканчивать все до того, как забудет, зачем, собственно, приходила.
— Да? И как именно? Это я к тому, что, может, уже начинать бояться... — а сам так и не подошел. Но, когда Соня все-таки потеряла равновесие, мгновенно подхватил, не давая упасть. — Ты же знаешь, что нельзя угрожать тому, кто сильнее... Или хочешь спровоцировать?
— Не льсти себе, — заизвивавшись с такой силой, что он был вынужден сжать девушку обеими руками, Соня, вспомнив о приемах самообороны, на которые когда-то ходила, попыталась нажать болевую точку у него на затылке. Наверное, даже получилось, потому что Даниил как-то странно зашипел и, удобнее перехватив девушку, за пару секунд дотащил до своего стола. Одно движение руки, и документы, над которыми он работал до её прихода, полетели на пол. — И что дальше?
Воспользовавшись секундной передышкой, Соня поправила лиф платья и одернула подол.
— Дальше... — он встал так, чтобы у неё не было возможности спрыгнуть и уйти. Вплотную, но не касаясь. — Спрашивай.
И Софье от этого было только хуже. Зато мысли хоть немного перестали метаться, давая вспомнить, что именно хотела узнать.
— Ты же сам все придумал и разработал. Тогда зачем гонялся за мной по половине Приморья? — пальцы так и тянулись поправить растрепанные им волосы, но девушка сдержала себя. Не до того. Да и не стоит, поднимая руки вверх, акцентировать внимание на возбужденных сосках, четко выделявшихся под тонкой тканью.
— Я уже отвечал тебе на этот вопрос. В самом начале, — Даниил сам отвел от её лица пряди, закрывавший обзор. Вот сейчас она была по-настоящему красивой. Глаза с чуть шальным блеском, на скулах румянец. И, сама того не замечая, кусает губы. Интересно, из-за чего именно?
— Ах, да... Тебе же было скучно... И как, развлекся? — от мысли, что она была просто заводной игрушкой, которую вовремя и умело направляет рука опытного игрока, появилось желание выбить ему второе колено.
Наверное, что-то такое у неё во взгляде мелькнуло, потому что Астахов сдернул её с края стола и, устроившись в кресле, усадил к себе на колени. И все бы ничего, но теперь она касалась лопатками его груди, а сдвинуть ноги не могла, потому что те прочно удерживались его бедрами.
Конечно, когда оказалась сидящей на нем верхом, то самое вожделенное нетравмированное колено оказалось в непосредственной близости, но ей было уже не до него. Потому что, перебросив её волосы налево, Даниил снова занялся пристальным изучением родинки под правым ушком.
— Ты не представляешь, как. Так интересно и весело мне не было уже очень давно, — на пару мгновений оторвавшись от исследования её мочки языком, мужчина дотянулся до пульта освещения и погасил верхний свет. Теперь темноту рассеивало только мягкое желтоватое свечение от настольной лампы. А в стеклянной дверце стоящего напротив книжного шкафа они с Золотцем отразились, как в зеркале. — Не злись и не обижайся. Я никогда не хотел причинить тебе зла.
Соня, как завороженная смотрела на отражающуюся в темном стекле ладонь, скользящую по её плечам. Сдвигающую злополучные лямки легкого платья. Но почему-то не дернулась, чтобы поправить одежду, даже когда лиф опустился совсем низко. Так, что ещё пара миллиметров, и обнажатся ареолы сосков.
— Знакомая песня.
— Золотце, не повторяй ту же ошибку дважды, — в наказание он дернул подол платья, поднимая его опасно высоко. А кожа на внутренней стороне бедер у неё настолько нежная и гладкая, что даже боязно чуть сильнее провести по ней, чтобы случайно не поранить. Потому пальцы очень осторожно и бережно прошлись по линии её бедра и снова легли на плечи. Чуть сжимая обнаженные руки, прошелся вниз, потом, по внутренней стороне предплечий — вверх.
— Ты не имеешь права решать, где и с кем мне быть.
Если бы не это долбанное зеркало, Соня бы уже давно вскочила и убежала. Или закричала так, что охрана бы примчалась, решив, что их тут живьем на части режут. Но смотреть, как он поглаживает, осторожно лаская, пробуя на ощупь её тело, сбивая тем самым дыхание... Это завораживало. Примерно то же самое она чувствовала, когда смотрела, как он вертит в руках пистолет. Наверное, его ладони и пальцы уже стали её фетишем...
— Не имею. Но у меня достаточно силы и власти, чтобы сделать это. Даже без твоего согласия, — резким рывком он опустил лиф, освобождая её грудь. Казалось бы, вроде, почти ничего и не изменилось, все равно держался на честном слове, но Соня тихо охнула и попыталась отвернуться. Не потому что стыдилась своего тела, просто знала, что, когда увидит, как Даниил играет с её сосками, почувствует его поглаживания, не выдержит и сама попросит продолжать. — Не отворачивайся! — от произнесенного на ухо тихого приказа девушка вздрогнула и не смогла отвести взгляда от стекла.
Хотя и смотрела не на то, что он делает с её телом, а в глаза, но от этого все равно внутри быстро разгоралось душное тепло. Оно пробегало по мышцам, лизало нервы, опаляло горло, делая вдох настолько трудным, что приходилось постоянно сглатывать. Но и это не помогало.
— Останешься со мной, у тебя будет все, что захочешь, — губы скользнули по виску, чуть шевельнув теплым дыханием распущенные пряди. А глаза так и смотрят, почти не мигая, гипнотизируя...
— А если нет? Заставишь? — её собственные пальцы скользнули по его бедру, чуть царапая шершавую ткань джинсов.
— Попытаюсь переубедить. Тебе будет хорошо, — чуть приподняв Соню, Дан сдернул болтающуюся на бедрах юбку и попутно сбросив её балетки, оставив девушку в одних трусиках. А если учесть, что сам так и остался одетым, то картина получалась очень пикантной. — Обещаю.
Да уж, а обещания он обычно держит... От этого по спине побежали мурашки. И захотелось сделать какую-нибудь глупость. Например, повернуться и сесть лицом к нему. Расстегнуть его рубашку и пройтись ладонями по его груди, изучая рисунок мышц. Может, даже лизнуть в нос татуировку, знакомясь с тем, кто так внимательно смотрел на неё однажды утром.
Да уж, совсем мозги едут, если начинает считать рисунок живым...
Но его пальцы, обводящие контур груди, чуть подразнивающие соски, осторожно, без нажима гладящие тонкую кожу, стирали не только разумные, но и мысли вообще.
— Скажи, что тебе нравится... — даже больше, чем ласки, её возбуждал голос. Да ещё и раздающийся так близко, опустившийся до хрипловатого шепота, от которого желание выгнуться, подставляясь под прикосновения, стало во много крат сильнее. — Скажи...
— Попробуй узнать сам, — хоть последние мозги уже, похоже, и потеряла, но женская гордость еще жива. Небольшая, но радость.
— С удовольствием.
Руки теперь гораздо плотнее прижались к чуть повлажневшей от выступившей испарины кожи, стискивая упругую грудь. Плотно, бескомпромиссно. Так, что Соня глухо застонала сквозь стиснутые зубы. И тут же заставила себя замолчать.
— Громче. Не бойся, тут хорошая звукоизоляция, — на пару секунд он полностью отпустил девушку, так, что она, не ожидая этого, пошатнулась и удержалась, только упершись ладонями в его бедра.
— Камеры...
— Их здесь нет, — её притянули обратно, только теперь обнаженной спиной Софья чувствовала не гладкую, чуть прохладную ткань его рубашки, а теплую кожу. — Так что можешь стонать и кричать.
— Я никогда не кричу.
— Будешь. — Она судорожно сглотнула, почувствовав, как пальцы уверенно сдвигают эластичное кружево, составляющее на данный момент всю её одежду. На секунду даже словно очнулась и дернулась, собираясь сбежать. Но рука, обнимающая тонкую талию, почти не напряглась, однако сдвинуться с места Соня уже не могла. — Поздно бояться.
Девушка хотела ответить что-то язвительное и едкое, честно. Но, почувствовав, как в неё проникают длинные пальцы, только укусила себя за губу, пытаясь сдержать вскрик. И оттого, что все её движения повторяла та женщина в отражении, от которой Софья не могла отвести глаз, было только ещё напряженнее и возбуждающе.
— За каждую попытку сдержать себя будешь наказана, — острые зубы довольно сильно прикусили плечо, и от этого не самого ласкового прикосновения Соня выгнулась ещё сильнее, откидывая голову назад.
— Нравится делать больно? — её голос окончательно сел, опустившись до какого невнятного сипа.
— Тебе? Нет, — язык уже пробежался по красноватым полукруглым следам, убирая неприятные ощущения. — А ты любишь боль? — пальцы стиснули левый сосок, не со всей силы, но довольно чувствительно. И снова от этого движения Соню, как током ударило, вырывая все-таки тихий возглас. Ну, или просто невнятный шепот. Но тенденция пугала.
Вместо ответа девушка отрицательно качнула головой и завела руки назад, опуская ладони на его затылок, молча соглашаясь с тем, что он ей даст. Ещё один крик, только теперь уже от более жесткого и глубокого движения его пальцев, поглаживающих её изнутри. И замечаемые сквозь полузакрытые веки неясные отблески грозы в зеркале, где хрупкое тело извивается в руках сидящего позади мужчины...
Наверное, у его выдержки тоже был определенный предел, потому что Соню довольно бесцеремонно сдернули со своих колен и, окончательно сметя со стола все, включая трагично мигнувшую и погасшую от удара о пол лампу, уложили грудью на прохладное полированное дерево.
Тяжелое горячее тело тут же прижало её к столешнице, не давая шевелиться, а влажные губы медленно переместились от плеч вниз, рисуя языком странные узоры на лопатках, поглаживая впадинку позвоночника. На пояснице Дан чуть задержался, исследуя предоставленную в безраздельное владение территорию особо тщательно. Находя какие-то точки, от прикосновения к которым у Сони подгибались колени и сами собой вырывались стоны. Но стоило ей попытаться кричать тише, прикусывая свои пальцы, как обе руки тут же завели за спину, не заламывая, но довольно прочно фиксируя.
— А ведь я предупреждал...
Шорох одежды, только усиливающий возбуждение, заставляющий что-то сжиматься внутри, почти там, где ещё совсем недавно были его пальцы. И ощущение прочной кожаной петли на запястьях.
— Что ты делаешь?! — нет, Соня не испугалась, но это было уже слишком. Ещё никому и никогда она не давала такого контроля над своим телом. Но одно дело позволить ласкать, стискивая руками, и совсем другое — дать себя связать.
— Тшшшш... — его ладони, чуть приподняв девушку, скользнули на живот, мягко поглаживая бархатистую кожу. — Расслабься.
Ну, этого она не могла сделать по определению. Когда тебя всю перекручивает от неудовлетворенного желания, это вообще невозможно.
Но и ответить ей не позволили — Даниил повернул её голову набок и, не давая возможности произнести хоть слово, раздвигая искусанные губы, проникая глубоко в рот, поглаживая влажное нёбо, пробежавшись кончиком языка по краю зубов. Сглатывая невольно вырвавшийся стон, выпивая её дыхание. Почти ставя клеймо.
Было ли это отвлечением или нет, Соня не поняла, но согласно мурлыкнула, почувствовав, как проворные пальцы медленно потянули вниз кружево её трусиков, давая им скользнуть по ногам и упасть на пол. И не позволяя нормально вдохнуть и хоть как-то запротестовать, продолжая почти насиловать её рот. Хотя, если учесть, что несогласных с такими действиями не было, наверное, ни о каком насилии и речи идти не могло. Но, получив секунду передышки, чтобы втянуть в уже горящие от недостатка кислорода легкие немного воздуха, девушка успела шепнуть единственное, за что все-таки цеплялся окончательно отказывающий разум:
— Презерватив...
— Конечно.
Вот теперь она была полностью спокойна. В том смысле, что думать перестала вообще. Оно ей надо, в такой момент включать мозги и о чем-то размышлять?
Ладони скользнули обратно на талию, снова наклоняя и укладывая на уже успевшее остыть гладкое дерево. И останавливаясь, продолжая только легонько поглаживать спину, спускаясь к бедрам, чуть сжимая упругие ягодицы. Настолько не спеша, что Соне захотелось брыкнуть его, предлагая поторопиться. И все бы ничего, но из-за высоты стола девушка касалась пола только кончиками пальцев. А когда стоишь на цыпочках, со связанными за спиной руками, гнев выглядит не так впечатляюще.
— Дан... — она повернулась, перестав упираться в дерево пылающим лбом, ложась щекой и прикрывая глаза.
— Что такое? — пальцы снова скользнули во влажный жар её тела, вырывая даже не стон, а какое-то жалобное хныканье. — Хочешь меня?
— Да, — как она умудрялась говорить, если во рту все пересохло, Софья и сама не понимала.
— Останешься со мной?
А вот этот вопрос стряхнул тягучую паутину возбуждения с мыслей. Потому что ответить на него отрицательно она не хотела, а положительно — не могла.
