— Еще жив...
Логен посмотрел через плечо: Черноногий снова вскочил в седло и теперь несся галопом вслед за ним, подняв секиру над головой, а его спутанные волосы развевались по ветру. С ним были двое оставшихся копейщиков, изо всех сил понукавших коней, но преследователей уже отделяло от него некоторое расстояние. Логен расхохотался. Кажется, ему удалось оторваться! Он махнул мечом в сторону Черноногого, въезжая в лес у края долины.
— Я еще жив! — завопил он во весь голос...
И тут его лошадь осадила так внезапно, что Логен чуть не слетел на землю. Если бы он не обхватил рукой шею коня, то не сумел бы удержаться. Только вновь усевшись в седло, он увидел, в чем дело — и дело весьма неприятное.
Поперек дороги было навалено несколько древесных стволов с обрубленными ветками, а их заточенные под острыми углами комли торчали наружу во все стороны. Перед засекой стояли еще два карла в кольчугах, держа копья наизготовку. Даже лучший из наездников не смог бы преодолеть такой барьер, а Логен не был лучшим. Байяз и его ученик пришли к тому же выводу и смирно остановились перед баррикадой. Лицо старика было озадаченным, лицо юноши — просто испуганным.
Логен крепче сжал меч и без особой надежды огляделся, всматриваясь в деревья в поисках выхода. Он заметил еще людей. Лучники — один, двое, трое — медленно подползали с обеих сторон к дороге, держа наготове стрелы и натянув тетиву.
Логен повернулся в седле, но Черноногий и двое его соратников были уже близко — значит, в ту сторону не убежать. Они осадили лошадей в нескольких шагах от Логена, вне досягаемости его меча. Плечи Девятипалого опустились. Охота закончена. Черноногий наклонился и сплюнул кровь на дорогу.
— Все, Девять Смертей, дальше ты не уедешь.
— Забавно, — проговорил Логен, глядя на свой длинный серый клинок, забрызганный красным. — Все это время я сражался за Бетода против тебя, а теперь ты сражаешься за него против меня. Похоже, мы вечно воюем друг против друга, а он выходит победителем. Забавно.
— Да, — буркнул Черноногий, шевеля окровавленными губами. — Забавно.
Однако никто не смеялся. Лица Черноногого и его карлов были суровы как смерть, Ки, судя по его виду, был готов расплакаться. Только Байяз почему-то сохранял свое обычное благодушие.
— Ладно, Девятипалый, слезай с коня, — сказал Черноногий. — Бетод хочет получить тебя живым, но согласен и на мертвого, если нет другого выхода. Ну же! Слезай!
Логен прикинул, сумеет ли сбежать после того, как сдастся. Вряд ли Черноногий совершит еще одну ошибку. Скорее всего, за уже оказанное сопротивление пленника до полусмерти запинают ногами или перебьют ему колени. Потом пленных скрутят, словно животных на убой. Логен представил себе, как он валяется на камнях, замотанный длиннейшей цепью, а Бетод улыбается и глядит на него с трона. Кальдер и Скейл при этом будут смеяться и колоть беспомощного врага чем-нибудь острым.
Логен посмотрел вокруг. Он увидел холодные острия стрел, холодные наконечники копий и холодные глаза людей, целившихся в него. Положение безвыходное.
— Ну хорошо, ты выиграл.
Логен бросил меч на землю острием вперед. Он хотел, чтобы клинок вонзился в землю вертикально, покачиваясь взад-вперед, но меч повалился в грязь. Такой уж сегодня неудачный день. Логен медленно перекинул ногу через седло и спрыгнул на дорогу.
— Так-то лучше. Теперь остальные, — сказал Черноногий.
Ки немедленно соскочил с лошади и остановился, нервно поглядывая на Байяза, однако маг не спешил. Черноногий нахмурился и приподнял секиру:
— Ты тоже, старик!
— Я предпочитаю ехать верхом.
Логен вздрогнул: так отвечать нельзя. Теперь Черноногий в любую минуту может отдать приказ, после которого зазвенит тетива и первый из магов рухнет на дорогу, пронзенный стрелами. Возможно, с той же безумной улыбкой на мертвом лице.
Но приказ так и не был отдан. Байяз обошелся без тайных слов, без странных заклинаний, без загадочных жестов — лишь воздух у его плеча задрожал, как бывает над поверхностью земли в жаркий день, и Логен ощутил странное тянущее чувство в животе.
А потом деревья вокруг взорвались стеной жгучего, ослепительного, добела раскаленного пламени. Стволы лопались, ветки ломались с оглушительным треском, выбрасывая клубы сияющего пламени и раскаленного пара. Горящая стрела взвилась высоко в воздух над головой Логена, и после этого лучников не стало — они испарились в раскаленной печи.
Потрясенный и испуганный, Логен отступил назад, кашляя и задыхаясь. Он поднял руку к лицу, чтобы защитить его от обжигающего жара. Над баррикадой вздымались огромные сгустки пламени и разлетались ослепительные искры. Двое людей, стоявших рядом, теперь бились в конвульсиях на земле, окутанные жадными огненными языками. Их вопли терялись в оглушительном реве.
Кони топтались и крутились на месте, храпя от дикого ужаса. Черноногий снова оказался на земле, пылающая секира вылетела из его руки, а лошадь споткнулась и рухнула на него сверху. Одному из копейщиков пришлось еще тяжелее: конь сбросил всадника прямо в стену пламени возле дороги. Отчаянный вопль быстро умолк. Второй пока устоял. К его счастью, он был в перчатках: каким-то чудом не выпустил из рук пылающее древко копья.
Как ему хватило присутствия духа ринуться в атаку, когда вокруг бушует пламя, Логен так и не понял. В бою случаются странные вещи. Копейщик выбрал своей целью Ки и с ревом понесся на него, нацелив пылающее копье ему в грудь. Безмозглый ученик стоял столбом, беспомощный и словно прикованный к месту. Логен налетел на него всем корпусом, подняв кверху меч, так что Ки покатился через дорогу и закрыл руками голову. Потом Девятипалый повернулся и вслепую рубанул по ногам лошади, проносившейся мимо.
Клинок вырвался из его пальцев и улетел прочь, а отсеченное конское копыто ударило в раненое плечо, и Логен свалился в грязь. Он задохнулся, пылающий мир бешено вращался вокруг. Впрочем, его удар все же возымел действие: через несколько шагов подрубленные передние ноги лошади подогнулись, она споткнулась, беспомощно пронеслась еще немного вперед и рухнула в пламя, где и исчезла вместе с всадником.
Логен поискал взглядом свой меч. Вихрь обратившихся в пепел листьев хлестал вдоль дороги, жег лицо и руки. Жар наваливался, словно огромная тяжесть, выжимая пот из пор. Логен нащупал окровавленную рукоять меча и схватил ее израненными пальцами, затем поднялся, шатаясь и издавая бессмысленные вопли ярости, хотя сражаться было больше не с кем. Стена пламени пропала так же внезапно, как появилась, оставив Логена кашлять и моргать глазами в клубящемся дыму.
Наступившая после этого рева тишина казалась абсолютной, легкий ветерок — ледяным. На месте деревьев остался широкий круг обугленных расщепленных пней, словно они горели несколько часов. Баррикада превратилась в оседающую груду пепла и черных головешек. Два трупа лежали поодаль, распластанные на земле, и в них с трудом можно было опознать людей: они обгорели до самых костей. Почерневшие наконечники копий валялись на дороге, древки исчезли бесследно. От лучников не осталось ничего — они стали сажей, которую ветер разнес по лесу. Малахус Ки неподвижно лежал лицом вниз, закрыв руками голову, а позади него распростерлась на боку лошадь Черноногого. Одна нога животного тихо подергивалась, остальные уже не двигались.
— Ну вот и все, — произнес Байяз.
Его тихий голос заставил Логена подпрыгнуть, Почему-то он ожидал, что здесь больше никогда не раздастся ни единого звука. Первый из магов перекинул ногу через седло и соскользнул на дорогу. Его лошадь стояла спокойно и послушно; за все время она ни разу не двинулась с места.
— Что ж, мастер Ки, теперь ты видишь, чего можно достигнуть, если прилежно изучать растения?
Байяз говорил спокойно, но руки его дрожали. Дрожали сильно. Он выглядел изможденным, больным, старым, словно десять миль тащил на себе груженую повозку. Логен уставился на него, покачиваясь взад-вперед и бессильно опустив руку с мечом.
— Значит, вот это и есть искусство?
Его голос звучал очень тихо и как будто издалека. Байяз вытер пот с лица.
— В некотором роде. Не сказать, что очень утонченное. Но... — Маг ткнул носком сапога обгорелое тело. — Северяне не оценили бы утонченность. — Он скривился, потер запавшие глаза и взглянул вдоль дороги. — Куда, черт возьми, подевались кони?
Логен услышал хрип павшей лошади Черноногого. Он побрел к ней, споткнулся, упал на колени, встал и снова пошел. Его плечо пульсировало от боли, левая рука онемела, ободранные пальцы кровоточили, но Черноногому было еще хуже. Гораздо хуже. Он лежал, опираясь на локти, его ноги придавила упавшая лошадь, руки обгорели и превратились в сплошные раздувшиеся раны. На залитом кровью лице застыло выражение глубочайшего изумления. Он безуспешно пытался выбраться из-под лошадиного бока.
— Проклятье, ты убил меня, — прошептал Черноногий, глядя на свои изуродованные руки. — Со мной покончено. Я никогда не смогу вернуться назад. А даже если бы смог, зачем мне возвращаться? — Он безрадостно хохотнул. — Бетод теперь не так милостив, как раньше. Убей меня сейчас, пока не пришла боль. Так будет лучше.
Он обмяк и снова опустился на дорогу.
Логен посмотрел на Байяза, но от того не приходилось ждать помощи.
— Я не силен в целительстве, — резко сказал маг, оглядывая круг выжженных пней. — Я уже говорил тебе: как правило, мы специализируемся на чем-то одном.
Он прикрыл глаза и наклонился, опершись ладонями о колени и тяжело дыша.
Логен подумал о каменных плитах пола в зале у Бетода; о двух принцах, что смеются и тычут в пленника острыми предметами.
— Ладно, — пробормотал он и поднял меч. — Ладно.
Черноногий улыбнулся ему:
— Ты прав, Девятипалый. Я не должен был становиться на колени перед Бетодом. Никогда. Пусть бы он провалился вместе со своим Наводящим Ужас. Лучше бы я сражался до последнего и умер в горах. Это было бы честно. Но я устал от сражений. Ты ведь понимаешь меня?
— Понимаю, — буркнул Логен. — Я тоже устал.
— Так и есть, — проговорил Черноногий, глядя ввысь, в серое небо. — С меня хватит. Так что, пожалуй, я это заслужил. Все честь по чести. — Он поднял подбородок. — Ну, ладно. Давай, парень, заканчивай.
Логен поднял меч.
— Я рад, что это сделаешь ты, Девятипалый, — просипел Черноногий сквозь сжатые зубы. — Как бы то ни было.
— А я не рад.
Логен рубанул клинком.
Обгорелые пни еще тлели, над ними вились дымки, но воздух значительно похолодел. Логен чувствовал во рту вкус крови. Возможно, он прикусил язык в разгар схватки, а может быть, то была чужая кровь. Он швырнул меч на землю. Клинок отскочил и загромыхал, кропя грязь красными каплями. Ки на некоторое время потрясенно застыл, потом перегнулся пополам, и его вырвало прямо на дорогу. Логен опустил взгляд на обезглавленный труп Черноногого.
— Он был хороший человек. Лучше меня.
— История сплошь завалена мертвыми телами хороших людей. — Байяз неловко опустился на колени, подобрал меч и вытер клинок о куртку Черноногого, потом поднял голову и прищурился, глядя на дорогу сквозь пелену дыма. — Надо двигаться дальше. Пока не появились другие.
Логен посмотрел на свои окровавленные ладони, медленно поворачивая их перед глазами. Это его руки, вне всякого сомнения. Вот отсутствующий палец...
— Ничего не изменилось, — пробормотал он сам себе.
Байяз выпрямился, отряхивая грязь с коленей.
— А когда что-нибудь менялось? — Он протянул меч Логену эфесом вперед. — Полагаю, он тебе еще понадобится.
Логен посмотрел на клинок: он был чистым и тускло-серым, точно таким же, как всегда. В отличие от самого Девятипалого, на мече после сегодняшней жестокой работы не появилось ни царапины. Логен не хотел брать его в руки. Никогда.
Но все-таки взял.
Часть 2
На самом деле жизнь — это битва не между хорошим и плохим, а между плохим и наихудшим.
Иосиф Бродский
На что похожа свобода
Острие лопаты вгрызалось в землю с резким звуком металла, скребущего по камню. Слишком знакомый звук. Как ни старайся, лопата входила в грунт неглубоко, поскольку запеченная горячим солнцем почва была тверда как камень.
Но ее не остановит твердость каменистой земли.
Она вырыла за свою жизнь достаточно ям, и копать приходилось куда более твердую почву.
Если ты выживаешь в бою, ты роешь могилы для мертвых товарищей. Последняя дань уважения — даже если ты совсем не уважала их. Ты копаешь как можно глубже, ты спихиваешь их туда и засыпаешь землей. Они гниют, и ты о них забываешь. Так было всегда.
Она дернула плечом, лопатой выбрасывая из ямы очередную порцию песчаного грунта. Ее глаза проследили за полетом земли и маленьких камешков — как они рассыпаются в воздухе и падают на лицо одного из солдат. Глаз мертвеца смотрел на нее с осуждением. В теле другого торчал обломок ее стрелы, и несколько мух с ленивым жужжанием кружились вокруг лица покойника. Для него не будет погребения — только для ее людей. Этот мертвец и его жалкие приятели останутся лежать под безжалостным солнцем.
Стервятникам тоже нужна еда.
Лезвие лопаты со свистом рассекло воздух и вонзилось в почву. Еще одна горсть земли рассыпалась в полете. Она распрямилась, вытерла пот с лица, прищурилась и посмотрела на небо. Солнце палило прямо над головой, высасывало из пыльной земли последнюю влагу, высушивало кровь на камнях. Она посмотрела на две вырытые могилы. Оставалась еще одна. Скоро она закончит, закидает этих троих дураков землей, немного отдохнет и пустится в дорогу.
Другие придут за ней очень скоро.
Она воткнула лопату в землю, взяла мех с водой и вытащила пробку. Сделав несколько глотков теплой жидкости, она позволила себе роскошь вылить немножко воды в чумазую руку и плеснуть себе на лицо. Смерть хотя бы положила конец беспрерывным ссорам из-за воды.
Теперь ее хватит на всех.
— Воды... — прохрипел солдат, лежавший возле скалы.
Как ни удивительно, он еще не умер. Стрела не поразила его в сердце, но все же он был убит — только не так быстро, как предполагалось. Он сумел доползти до самой скалы, но его путь закончен. Камни вокруг него покрылись слоем темной крови. Жара и стрела скоро довершат дело, каким бы крепким ни был этот человек.
Она не испытывала жажды, но воды оставалось вдоволь, а ей не унести все с собой. Она сделала еще несколько глотков и пролила воду, так что струйки потекли по шее. Редкое удовольствие здесь, в Бесплодных землях, — лить воду. Сверкающие капли рассыпались по сухой земле, превращаясь в темные пятна. Она плеснула еще немного на лицо, облизала губы и взглянула на солдата.
— Пощады... — прошептал тот, прижимая одну руку к груди в том месте, где торчала стрела, и из последних сил вытягивая другую.
— Пощады? Ха! — Она заткнула мех пробкой и бросила его возле могилы. — Разве ты не знаешь, кто я?
Она ухватилась за черенок лопаты и снова вонзила острие в землю.
— Ферро Малджин! — раздался голос позади нее. — Я знаю, кто ты!
