* * *
От Ярново, которое с нелёгкой руки Стебелька, выпоровшей самовольщиков, стали всё чаще именовать "Ремнёво", до столицы чуть больше часа лёту. На коптере, почти два, а самолётом заметно быстрее — он ведь — свободнонесущий моноплан. То есть крейсерская скорость у него вполне приличная. Обычный, ничем не примечательный полёт завершился посадкой на столичном аэродроме.
— Нин! Мне кажется, то, что нам вчера стало известно, уже нельзя хранить в тайне от других. Только, ума не приложу, что можно сказать, а что лучше не говорить.
— Я тоже не знаю, но нашим руководителям категорически противопоказано не учитывать такого фактора, как присутствие на Прерии Иных. Знаешь? Говори, как получится. Хоть мы с тобой и принадлежим к совету верхнего круга Улья, но долга перед собственным видом для нас никто не отменял. И Терм понимает это.
Кивнули друг другу и направились в Белый Город к правительственному зданию, традиционно называвшемуся Представительством Президента. Тут в кабинете диктатора застали довольно пёстрое собрание лиц, многих из которых знали и раньше. Речь держал "специалист по энергетике" — его и в глаза и за глаза обычно называли "Кругляш" — вот прилипло к человеку прозвище.
— На Прерии складывается достаточно необычная для нашего человечества схема электроснабжения, — рассуждал он при всеобщем внимании. — Нет особой нужды в проводных линиях, потому что в нашем распоряжении имеются весьма эффективные и компактные аккумуляторы. В первую очередь они нашли применение на транспорте — винтовая авиация уже почти сплошь приводится в движение электродвигателями. Теперь и автомобили, особенно грузовики традиционного для наших мест типа, переходят на использование этой же силовой схемы.
Ряд хуторов, восстановленных после войны, сразу электрифицировался не посредством установки там разного рода генераторов — туда почтовой бандеролью доставляют заряженный аккумулятор, а разрядившийся возвращают обратно. Узлы электрических преобразователей и автоматики управления разработаны, освоены в производстве и продолжают совершенствоваться.
К чему речь? А к тому, что мы избавлены от необходимости сооружать линии электропередач. Ограничение по расстоянию для нас исчезло. Более того — выработка энергии и её потребление больше не связаны по времени. То есть можно строить энергостанции там, где удобно. И вырабатывать электричество в те периоды, когда это наиболее выгодно. Приливные, ветряные, солнечные — все они работают от источников, которые можно считать дармовыми.
— Осталось только начать и кончить? — улыбнулась Яга.
— На многие годы программа — согласно кивнул всепланетный тиран.
— Все элементы подобных систем энергоснабжения мы производим сами, — добавила Делла. — Маловато, правда, зато всё время. А вот для выработки энергии по-прежнему сжигаем нефть. Я напишу техзадание на эскизное проектирование гелио, ветряных и приливных станций и вывешу в сетке. Как я понимаю, признанных авторитетов в данных областях на планете пока не водится?
— Делл! Как у нас обстоят дела с производством светодиодов? — спросил худощавый незнакомец с дальнего конца стола.
— Никак не обстоят. Некому этим заниматься. Обходимся неонками.
— А жидкокристаллические или плазменные экраны осваиваем?
— Тоже нет. Ни технологий, ни кадров... пока есть успехи в системах растрового формирования изображения. Но создаём не кинескопы, а проекторы, как на отражение, так и на просвет. Лучом лазера чертим, если кто не понял. Квантовые генераторы когерентного излучения осваиваем успешно и даже продвинулись в этом направлении не меньше, чем земляне.
Нах-Нах и Мелкая сидели тихонько среди солидного народа и "грели уши" — серьёзные люди обсуждали серьёзные проблемы. И было их много. Наверное, на всей планете и людей-то столько не живёт, сколько разных вещей составляет материальную основу современной машинной цивилизации. Вот и приходилось выбирать — за что и с какого конца хвататься.
— Я хотел бы кое-что сообщить, — наконец Федька решился вставить и свои "пять копеек". — Многие уже давно догадываются, что на Прерии присутствуют не только люди нашего биологического вида, но и некоторые другие расы разумных. Не так давно — около месяца тому назад — прибыла достаточно многочисленная группа инсектов. Их самоназвание — фермики. За несколько лет до этого здесь начала работу научная экспедиция этой же расы, никак себя не внешне проявлявшая.
Глава этой экспедиции имеет высокий статус в своём сообществе — Царица Улья. Это могущественное и уважаемое существо в силу естественной для фермиков системы жизненных ценностей включило нас, всех живущих здесь людей, в круг своей ответственности. Кроме того, прибывшее вместе со школой "пополнение" также стало частью возникающего на Прерии Улья.
К чему я это сообщаю? А к тому, что цивилизация, с которой мы имеем дело, накопила свой опыт на протяжении не менее миллиона лет. Более того — нас в эту цивилизацию уже приняли, не спросив, правда, согласия, — на этом парень остановился и, повернувшись к подруге, спросил: — Нин! Ты, может, добавишь чего?
— Нет, Федь. Чётко воспринятые факты ты изложил полностью. Остальное — или догадки, или лирика, или знают и без нас.
— То есть фермики готовы к диалогу? — "перевёл" на свой язык Серджио Моретти.
— Не спрашивай нас так сложно, — ухмыльнулся Нах-Нах. — В Термитнике, что в пятнадцати километрах от Ремнёво, живут четыре разумных инсекта, способных вести с нами диалог. Обращаться к остальным я бы не рекомендовал, хотя за более чем месяц ни один человек не был ни съеден, ни даже травмирован этими созданиями. Поведение их вообще указывает на полученную сверху, от Царицы, установку к сотрудничеству.
Из личного опыта общения добавлю — они ничего не скрывают. А мы понимаем, как работает созданная ими система энергоснабжения и вентиляции школы, только в самом общем виде. Крупными, так сказать, мазками.
Ещё хочу предупредить — нам сделали большой шаг навстречу. Но не воспринимайте инопланетян ни как золотую рыбку, ни как коварных монстров — они, как и мы, нуждаются в простом человеческом общении. Хотя, какие темы им интересны... наверное, каждому какая-то своя?
* * *
Майор запаса, завуч небольшого провинциального интерната, а ныне директор того же интерната, волей судьбы нежданно-негаданно заброшенного на Прерию, Егор Олегович Добронравов находился в состоянии, близком к панике. Чего не допускал даже в самые тяжелые моменты своей полной приключений жизни.
Что далеко ходить — недавнее переселение на Прерию с Земли — испытание, к которому ни в одной армии мира не готовят. А он не растерялся — прошел с воспитанниками по инопланетному порталу. Помог им... хотя бы своим спокойным и уверенным видом, сохранить присутствие духа, среди носящихся вокруг гигантских насекомых, словно вылезших из шедевра кинематографа прошлого века под названием "Чужие". Ничто не заставило его потерять самообладание настолько, чтобы поддаться панике.
И теперь он абсолютно не знал, что делать со свалившейся на него на старости лет бедой.
Беда эта имела имя, прозвище, вполне аппетитные формы, бесхитростный прямой взгляд и любовь к нетривиальным высказываниям. А также невероятную скромность, деликатность и душевность, скрываемые под грубоватыми манерами.
Беда была новым учителем его школы, преподавателем основ ходьбы по Прерии — науки, как выяснилось, непростой и остро необходимой его питомцам. Да и ему самому — что тут скрывать?
* * *
Он замер в первое же мгновение, увидев, как запросто она ввалилась в его кабинет, остановившись рядом. Совсем близко. И воспоминания юности, коим уже больше четверти века, казалось бы, полностью похороненные где-то на дне души, всплыли, причинив короткую, но такую ощутимую боль в сердце. А что — седина в бороду — бес в ребро — известная же поговорка. И милая Натали, со смехом отказавшая безусому лейтенанту, разбив навсегда его сердце — тут вовсе не причём. Да и не похожа была Стебелёк на подругу юности. Та манила, словно поддразнивая, а эта... тут что-то другое, абсолютно другое, непонятное, необычное... притягивающее неимоверно.
Фёкла — нелепое старинное имя странным образом как нельзя лучше подходило этой юной прерианке. Что тогда говорил — и не припомнить, ерунду по сути, что-то дежурное — на любой случай. Ещё не до конца понимая, что эта девушка разбудила в душе нечто, казавшееся уже много лет абсолютно недоступным.
Досада на себя, твердые принципы, вторжение шефа безопасности, немыслимые события с появлением опального генерала с Земли — все отодвинулось куда-то на задний план. Действуя автоматически, Егор просто дождался естественного завершения неизбежных событий и всех разогнал.
* * *
Привыкший за много лет к влюбленностям старшеклассниц, Егор Олегович уже давно выработал идеальную стратегию для пресечения каких-либо поползновений слабого пола на его скромную персону. Работала эта система безотказно, даже по отношению молоденьким коллегам-учителям, время от времени залетавшим в интернат и быстро исчезавшим с невнятными объяснениями. Трудно их за это упрекать — денег тут больших не заработаешь, а бука-завуч отверг, даже не поняв, какое счастье они готовы были вручить в его обветренные загрубелые руки.
Промучившись бессонницей почти до утра, новый директор новой прерианской школы просто решил, что ему всё привиделось на фоне изменения условий существования. А как иначе — мало ли что покажется, когда вокруг кипят такие страсти? И, если серьёзно, молода для него эта девушка, хотя тут, на диких просторах под небесным светилом по имени Гаучо, похоже, все детки рано взрослеют.
И положа руку на сердце, трудно было бы найти более подходящее место для его питомцев с неопределенной судьбой и неутешительным будущем. Теперь для них это будущее расцвело всеми красками жизни. Так расцвело, что становилось не по себе — не сыр ли им протянули добрые тараканы? Тот самый, с аппетитными дырочками, что кладут в мышеловку.
Впрочем, не о том речь. Нашлось не менее десятка причин, почему он был должен запихнуть свои эмоции известно куда. И продолжать жить дальше, твердой рукой и недрогнувшим сердцем управляя жизнью школы. Узнать, что у этой девушки в голове, о чём грезит и чем дышит — пока никакой возможности не представлялось. А переживания по поводу её появления — отнюдь неблагородные и недушевные — убрать.
С тем и уснул.
* * *
С какой радостью он видел на следующее утро, что минутная... ладно — многочасовая слабость ушла безвозвратно. Директор до вечера не встречал молодую преподавательницу даже в столовой — оно и понятно, проблем свалилось выше крыши, на то, чтобы поесть вместе со всеми просто не было времени. И вот ведь счастье — не испытывал никакого желания её увидеть. Абсолютно. И не сказать, чтобы избегал. Было немножко даже жаль почудившегося чувства, а на смутное беспокойство, копошившееся где-то очень глубоко в безднах подсознания, он решительно махнул рукой.
И следующую ночь спал прекрасно — несмотря на все школьные, детские и воспитательско-учительские проблемы, которых немало свалились на него неподъемным грузом. Выспался отлично. Даже поднялся, как на старушке Земле в пять утра. Бодрым и готовым к новому дню, чего бы он ни принес. Пробежка вокруг почти готового стадиона, вместо купания в реке — бассейн, абсолютно безлюдный в этот предрассветный час. А потом ему навстречу попалась она — чуть не врезалась, вылетая на крыльцо дома-школы.
Посторонился, кивнул, отвечая на какую-то смущенную улыбку. Сердце взвыло, мозг холодно усмехнулся, а в душе проснулась бессильная тоска, выжегшая прямо по живому огненными буквами одно слово: НЕЛЬЗЯ!
Уговаривая себя, что это просто похоть, глупости и банальная реакция на стресс (понять бы какой?), до своего кабинета добрался почти больным. Так показалось. Впрочем, уже спустя полчаса заботы, никуда не пожелавшие деться, заставили забыть это досадное обстоятельство, закрутив в суете срочных решений, уроков, да и просто в улаживании разных конфликтов и ЧП. В школе без них никак — и это нормально, привычно, даже правильно.
Неправильно другое — Егор Добронравов позволил себе непозволительную роскошь — влечение к женщине.
Ведь дать ей он ничего не может — ни семьи, ни нормального дома. И абсолютно не уверен в степени её, так сказать, самоосознания. И оно ему надо?
Запретить себе думать об этой глупости оказалось несложно, труднее выбить из головы навязчивый мотивчик. Старая песенка прочно обосновалась под черепом в виде какой-то знакомой мелодии без слов. Точнее просто обрывок этой мелодии. Фрагмент. Он даже не раздражал, просто под его звучание как-то легче не думать, о чем не следует. Только в конце дня, решив вспомнить слова песни, схватился за голову:
"У беды глаза зеленые, не простят, не пощадят..."
Глаза у Стебелька — ну не смог удержаться, вгляделся в цветное фото с камер, которые распространил по школе приезжий связист с внимательными глазами полкового "молчи-молчи", впрочем, связисты они все... погоны другие, а контора одна — так вот, глаза оказались вовсе не зелёными, и это на миг доставило даже какое-то горькое облегчение. Они были большими, серыми, но зеленый ободок и крапинки того же изумрудного цвета всё же присутствовали. Он проклял своё неуместное любопытство, потому что видел теперь эти глаза, засыпая. Они же нагло маячили перед ним при пробуждении, и ничего с этим поделать было нельзя.
На третьи сутки он просто смирился со всей этой неприятностью, как с данностью. Зная и четко понимая причины болезни, бороться с ними куда как проще. Гораздо правильнее даже — не прятать голову в песок, а посмотреть в глаза опасности и разработать новый план по её устранению. Была подлая мыслишка избавиться от ценного преподавателя под любым предлогом, но с отвращением сразу отвергнута. И вовсе не потому, что видеть её время от времени, хоть издали, стало жизненной необходимостью.
* * *
Женщин у Егора было немного, всего три, но были. Безопасные отношения случались во время летних отпусков, в очень сильном отдалении от интерната. Ни к чему не обязывающие связи с подходящими по возрасту и нраву женщинами, не требующими ничего сверх того, что он мог дать. Романы, как правило, начинались мягко, без лишних страстей и так же мирно сходили на нет с его отъездом.
Почему он такого не смог представить сейчас — бог весть? Хотя, решить проблему подобным способом казалось оптимальным вариантом. Завести отношения с какой-нибудь доброй вдовушкой из Ново-Плесецка... Здравая мысль была отметена — никакого отпуска не предвидится еще долго.
Оставалось просто вести себя правильно, держать всё внутри, не давать повода, не заронить и мысли.
* * *
Однако ж гром грянул там, откуда не ждали.
О драке старшеклассников директор узнал случайно. Парни мялись и от объяснений отказывались, но и так всё с ними было ясно.
Оказывается, новый преподаватель, милая Фёкла Максимовна, стала предметом не только его воздыханий. Это было досадно и смешно одновременно. Однако смеяться он не стал, наказание и выговор парни приняли спокойно и угрюмо. А Стебелька он вызвал в кабинет. Страшно было думать, что он ей скажет! Как бы это так мягко ей намекнуть, что в школе недопустимо влюблять в себя учеников? Ну понятно, ей только шестнадцать, может и не осознавать. Но как не обидеть, донести? И самому желательно не увязнуть ещё сильнее.
