Нынче, с развитием малых кораблей, действующих вдоль рек в качестве средства поддержки сухопутных подразделений, её развитие получило заметный толчок. А, учитывая, что в Манчжурии много резких деталей рельефа и немного дорог, то и армейское начальство весьма заинтересовано в насыщении войск этим оружием. Самая могучая из "мелкашек" или самая лёгкая из серьёзных пушек? Кто разберёт, куда её отнести?

Для нас это артиллерия, которой для внешнего наблюдателя как будто бы нет. А потом раз — и вот она уже есть. Во всяком случае, отбиться от малайских, или иных, пиратов, с её помощью мы надеемся.

Что ещё добавить? Награды мы сдали сразу, как пришло время расходиться. Я вместе с мундиром, а Игнат с Сашкой просто отцепили и положили в коробочки, что забрал у них один из гвардейцев.

* * *

Вышли мы в поход не единой группой, а поодиночке. Корабль обеспечения, подводная лодка. Потом снова корабль обеспечения, а за ним две подводных лодки. Замыкающий — "Великий князь Константин". По официальной версии пароходы везли в Посьет казачьи сотни, а пароходики — кто пеньку, кто лён, кто паклю. Заходы в порт для них не планировались, так что главным условием скрытности оставалось стремление избегать встреч с военными или иными кораблями.

Имелось у нас и вундерваффе — чудо-оружие по этим временам. Радиосвязь. С антеннами, растянутыми на верхушках мачт, корабли слышали друг друга миль за пятьдесят. До лодки дотягивались на тридцать, а с лодки на лодку — десятка полтора. Это если в надводном положении поднять перископ. Признаюсь, поначалу командиры кораблей натурально шалили, обмениваясь сообщениями по делу и без. Я даже останавливал Львовича, намеревавшегося их урезонить:

— Пусть и сами привыкнут, и телеграфистам практика хорошая. В дороге всё равно потренироваться не получится. До самого Аденского залива будем двигаться с интервалом в пару суток.

Сам я со штабом следовал на головном корабле и, то поглядывал на млеющих под лучами ласкового солнышка казаков, то на седую равнину моря, то на живописные пейзажи пробегающих мимо берегов. Пытался планировать предстоящую кампанию, мыслить стратегически и сочинять заковыристые комбинации по выкуриванию французов из зоны Тонкинского залива. Но, как-то без огонька это дело шло. То есть понятно, что следует прервать сообщение удалённой колонии с остальным миром, и тогда местные — вьетнамцы и китайцы — рано или поздно уконтрапупят французов. Собственно, большего мы своими силами добиться в принципе не можем. Однако, как сокрыть свою причастность к содеянному от глаз мировой общественности — вот это действительно проблема из проблем. Да и в дороге всякое случается, а за тем, кто, куда и зачем идет, присматривает много внимательных глаз.

А как штормовая волна смоет с подводной лодки декорации? Или кто-то поблизости потерпит бедствие и его придется затаскивать на борт? Да мало ли, что стрясётся — разве всё предугадаешь? Вот почему я так рад тому, что лично знаю всех командиров. Они представляются мне людьми самостоятельными и решительными. На то и уповаю.

— Посмотрите направо, Петр Семёнович! — Михаил Львович протягивает мне бинокль, и я внимательно изучаю северный берег Дарданелл.

— Право, решительно ничего примечательного.

— Тут размещены одиннадцатидюймовые мортирные батареи.

— Надо же, совершенно не видны.

— И это прекрасно. Достать до них из морских орудий крайне непросто. Говорят — вообще невозможно из-за складок местности, за которыми они укрыты.

— Удивительно, до чего турки додумались!

— Они тут не причём. Пушки и прислуга наши, как и полк охраны. Султан уговорил Александра Александровича за скромную плату оказать ему услугу по закрытию этого пути для нежеланных гостей. Знаете, очень полезно, как оказалось, дружить с соседями. Вы представляете сколько русской крови пришлось бы пролить пять лет тому назад, чтобы добиться этого же результата?

Я промолчал о том что, несмотря на реки крови, этого результата всё равно не удалось бы добиться. А собеседник, напротив, продолжал повествовать:

— Многих трудов, конечно, стоило столько рекрутов исламского вероисповедания выучить на артиллеристов. Они обычно способней в других родах войск. Да чего уж греха таить — всё равно осталось половина православных, если не поболее. Но мусульманские товарищи местным об этом не рассказывают. Хотя, в этих краях живёт много греков, но так всем спокойней. Зато на время намаза христиане подменяют часовых.

— А как же с батюшкой вопрос-то решили?

— А чего решать-то? Вдвоём и работают, просто наш рясу только в рабочем помещении надевает, а по расположению передвигается в мирском одеянии.

* * *

В Эгейском море у одного из островов подождали лодку Подьяпольского. Не встречались с ней, а просто в назначенный час обменялись радиограммами. И побежали к Порт-Саиду. У нас скорость хода заметно выше, так что возможность искупаться в тёплом море нам представится ещё не раз. После Крита мы вообще целые сутки шли под одними парусами — уж очень ветер оказался благоприятный, а нам было желательно не слишком убегать от подводной лодки, чтобы оставаться ней на связи.

Сам Суэцкий канал по распоряжению египетского хедива — так здесь называют главу государства — для русских кораблей доступен настолько же, насколько и Босфор с Дарданеллами. И береговую батарею у входа в него Михаил Львович мне тоже показал. Ну, Вы поняли, чью. Тут уж никаких мортир в складках местности — всё в открытую.

В Суэце забункеровались и тронулись дальше.

* * *

— Семёныч! Радио от Подьяпольского! Британский крейсер дал ему команду лечь в дрейф, — я уже несусь к телеграфному аппарату и чувствую, как меня тянет вбок. Мы заложили циркуляцию, разворачиваясь на обратный курс, и резко увеличили скорость.

Вот ведь взялся откуда-то на нашу голову какой-то обормот! Что ему надо в нейтральных водах от мирного судна? Торпеду в борт? Насколько я знаю Ивана Ивановича — за ним не заржавеет. Это с товарищами он мягок, да, говорят, в семье — добрая душа.

— Что ответили?

— Что приняли чётко. Он ещё добавил, что станет торпедировать патрульного.

Киваю. Ситуация развивается закономерно. Ни в коем случае нельзя допустить осмотра подводной лодки чужим военным кораблём. Тревожно вглядываюсь вдаль и фиксирую, как приходят в состояние боевой готовности казаки, как сдвигаются вперёд по палубе гребные суда, а их места на шлюпбалках занимают торпедные катера. Слышу распоряжения относительно приготовления торпеды в первом аппарате и ныряльщика во втором.

Балалайка на баке выводит: "Пойду ль я, выйду ль я да", — и два крепких парня в шортах проходят гоголем, разгоняя кровушку по жилочкам перед упаковкой в трубы подводных лодок. Расчёты пушек извлекли орудия с мест хранения и готовы в считанные минуты установить их на уже подготовленные турели.

"Веста" намерена кусаться.

Ведь буквально полчаса прошло с момента, как мы разошлись встречными курсами с канонеркой, следующей под британским флагом. Ха! А ведь как точно рассчитано! Встреча с лодкой произошла вне поля нашего зрения. То есть, по всем законам мира, не знающего, что такое радио, о том, что случилось за нашей кормой, мы узнать не должны. Входит, нас ведут. Подсматривают издалека и вот, решили глянуть поближе.

— Вижу мачты канонерки, — сигнальщик начинает свой доклад, и продолжает: — Они подпрыгнули. Наклоняются. Потерял.

Звук взрыва, сильно ослабленный расстоянием, докатился до нас, кажется, через целую вечность.

— Радио от Подьяпольского: Пишет, что крейсер разорвало в клочья. Пытается отыскать оставшихся на плаву.

— Всем отбой, — это уже командир корабля распоряжается. "Веста" торопливо приводит себя в состояние добропорядочного пассажирского парохода, но курса не меняет и скорости не сбрасывает.

Глава 22 Тропики

Обломки, обломки, обломки. Трое спасённых в лазарете, все с контузиями

— Он разошелся со мной встречными курсами, развернулся, догнал и приказал лечь в дрейф. Подошел с кормы и повернулся бортом. Тут я и пустил торпеду с полукабельтова. А он хлоп, и рассыпался, — Иван Иванович смотрит, как наши шлюпки бороздят место аварии, выискивая оставшихся на плаву. А больше никого и нет — корабль затонул настолько быстро, что утащил на дно почти весь свой экипаж, оглушённый взрывом трёхсот килограммов взрывчатки.

А вот двоих из трёх, ранее выловленных из воды англичан уже вынесли из лазарета и зашивают в мешки — не откачали. Только один из спасённых пока жив но, говорят, весьма плох.

Впереди — Баб-эль-Мандебский пролив. В его водах хозяйничают англичане. Мы ведь даже не знаем, по какой причине командир этого небольшого крейсера решил проявить столь настойчивое любопытство. По собственной инициативе, или волею пославшего его начальства? Наши сигнальщики не примечали ничего, что бы указывало на слежку или, хотя бы, повышенное внимание. Ни маячащих в отдалении кораблей, ни обгоняющих. Лишь встречные изредка. И те не проходили поблизости. Красное море — не узкий коридор. Тут достаточно места, чтобы со вкусом разойтись вдали и друг от друга и от берега.

* * *

После столь неприятной встречи я с неожиданной ясностью почувствовал, насколько нашей экспедиции не хватает артиллерийского корабля для сопровождения в пути. Ведь, если нас раскроют, или хотя бы в чём-то заподозрят, достаточно даже одной канонерской лодки, чтобы полностью разрушить всю нашу затею. Имея достаточно дальнобойные пушки не так уж трудно противодействовать торпедной атаке, ведь катера уязвимы, а подводная лодка тихоходна. Так что расстрелять издали корабли сопровождения — задача тривиальная. Что же касается подводных лодок — да поймать их почти невозможно. Но они частенько нуждаются в ремонте, причём, случается, вынуждены привлекать к нему обеспечивающих — Игната, Сашку Клёмина или меня. Потому и путешествовали мы каждый на своём судне. Ведь теперь в командах "Ныряльщиков" не заводчане и конструкторы, а мастеровитые военные моряки, многие — с инженерной подготовкой. Но это пока не тот уровень знаний, которым обладают её создатели.

Первый большой сбор состоялся у нас после прохода Баб-эль-Мандеба у северного берега залива Таджура. Тут нас поджидал угольщик, и настало время серьёзной ревизии механизмов всех трёх субмарин. Они ведь прошли около трёх тысяч миль. Это триста пятьдесят часов хода. Кто-то может и улыбнуться, сочтя такую наработку ничтожно малой. Господа, не забывайте уровня технологий и качества материалов не самого ещё конца девятнадцатого века. Так что пока пароходы отбегали бункероваться, на лодках, прикрытых от чужого взора корпусами двух оставшихся "нянек" звенели гаечные ключи и звучал технический жаргон про "ерундовинки" и "загогулинки".

Вероятно, все догадались и про подшипники турбин, и про щётки электродвигателей. Только аккумуляторы нас порадовали — они неплохо себя чувствовали. Хотя общий перечень замен выглядел впечатляюще.

Следующая "станция" была у нас уже у острова Кордива — это миль четыреста не доезжая до Цейлона. Потом мы сделали такую же остановку неподалеку от острова Энгано у входа, считай, в Зондский пролив и, наконец, рядом с островом Хай — уже в нашей операционной зоне в полутораста милях от Сайгона. Рассказывать о штормах, о морской болезни и о том, что смыло волною за борт не стану — это Вы найдёте в любой книжке про путешествия. Из особенностей было то, что мы не двигались группой, но и не тянулись длинной колбасой. Держались в радиусе радиосвязи, однако, каждый шёл сам по себе, регулярно обмениваясь радиограммами с остальными.

От самого Суэца ни с кем по телеграфу не связывались и, полагаю, ничьего внимания к себе не привлекли. От острова Хай Михаил Львович отправил своего человека на катере прямо в Сайгон — за новостями. Остальные же остались их поджидать. Тут меньше, чем за сутки никак не обернуться. На лодках снова начались регламентные работы — так что хоть так, хоть этак — сиди и жди.

* * *

Тихая тропическая ночь. Луна. Даже плеска волн о борт — и того не слышно. Команда и казаки намаялись на погрузке угля. Хоть и в тихую погоду, и при помощи грузовых стрел, всё равно — тяжёлая и грязная работа, да ещё и в этакую-то жарищу, утомила людей. Все, кроме вахтенных, отдыхают. Многие вынесли койки на палубу или на крышу надстройки. Редко, какой звук нарушит безмолвие. Те, кто во сне храпит, сконцентрированы на баке, и выводимые ими рулады разгоняют сонливость сигнальщиков и вахтенного офицера. До моих же ушей эта какофония не доносится. И сон не идёт. Я никак не могу придумать, каким образом превратить общее соображение о прекращении судоходства вдоль вьетнамских берегов в четкий комплекс команд, исполнение которых приведёт к желаемой цели. Не выстраивается цепочка действий.

Понятно, что нам следует нападать, чтобы сеять панику. Но наше оружие заточено на уничтожение, причём, исподтишка. И крайне важно правильно выбирать цели. Мысль об утоплении без разбору всех встречных кораблей не представляется плодотворной. Собственно, для того, чтобы разобраться в ситуации, и отправлен человек в Сайгон, но разум нетерпеливо стремится предугадать, просчитать, перебрать варианты. Какой тут сон!

И вот слышу я английскую речь. Понятно, что один из участников диалога — спасённый с британского крейсера моряк. Второй же голос принадлежит мальчишке.

Парнишкии отроческого возраста присутствуют среди казаков — есть такая традиция, держать воспитанников при воинском коллективе, и сколько-то "казачков" вертится среди наших "пассажиров". Но вот какого рожна один из них на языке вероятного противника изъясняется, как на родном, может это хоть кто-нибудь мне объяснить?

Ладно, думаю, утром разберусь. А только сна всё равно ни в одном глазу. Отправился в кают-компанию, попросить у буфетчика джина с тоником, а тут как раз сотник сидит. По тому же вопросу зашёл. Ему тоже не спится.

Дело в том, что выдачу традиционной винной порции начиная с Суэца я своей властью отменил и велел поить всех растворённым в воде хинином, добавляя в это адское пойло "для скусу" рюмку водки на каждый стакан. Туда же капали и лимонного сока, пока не кончились лимоны. Ну а поскольку вместо водки были у нас и джин, и ром, и граппа, то получалось каждый раз нечто совершенно новой степени противности. Тем не менее, пить эту гадость постепенно приучились все. Особенно, после того, как закончилась взятая ещё из дому квашеная капуста. Видать было в напитке что-то такое, чего не хватало нашим организмам вдали от суши.

Обобщённое название сформировавшегося на эскадре многообразия водных растворов хинина и спирта с подчас непредсказуемыми дополнениями — "джин-тоник" — сформировалось потому, что именно таким словом получившуюся смесь обозвал я. Термин прижился. Жажду эти напитки утоляют неплохо, в мозги особо не шибают, потому и вошли в обиход, причём без строгого нормирования выдачи.

Когда законных обитателей кают-компании — офицеров корабля — тут нет (а случается это нередко), я, нарушая старую морскую традицию, тихонько заглядываю к буфетчику, опрокинуть полстаканчика вышеупомянутой бурды. Не, ну не привык я гонять вестового, тем более — ночь на дворе, спит человек.