В-четвертых — гравилет Джиля превосходит по скорости любое, доступное Хеди, семейное транспортное средство. Эту убойную карту Джиль только что выложил перед ней на стол. Так, с некоторым самодовольством, подумал он.
Поэтому, Хеди послушно осталась ждать, вооружившись мощным фонарем. Точнее, лазерным прожектором. Она установила его на крыше дома, втайне от родителей и младшей сестры.
— Значит, так, Хеди. Когда отмахаю десять тысяч, то дам тебе знать. Ты включаешь свой маяк, а я лечу помедленней и оглядываюсь по сторонам.
— Как мотылек на огонь, — хихикнула Хеди. — Я направлю луч вверх. Ты за сотни верст увидишь столб света. И сориентируешься.
На мгновение Джиль усомнился.
— У тебя — утречко. А днем луч прожектора и вовсе не увидать.
— Он — зеленый. Ярко-зеленый.
— Аа-а... Тогда разгляжу. Курс автоматически записывается и обратно машину поведет автопилот.
— Здорово! Вернешься домой до утра. Своего утра. Никто не заметит — все будут еще спать, да? А у меня уже стемнеет. Кстати... У меня и сейчас темно! Пока я валандалась на крыше, наступило утреннее затмение. Сижу, как филин, на печной трубе.
— ...Что?!? ...
У Джиля закружилась голова. Сердце лихорадочно застучало. Перед глазами поплыли зеленые круги. Они быстро сливались воедино, в сплошную, мутную пелену. Джиль наклонился, низко опустив голову, дыша глубоко и размеренно. Немного полегчало и он расслышал встревоженный голос Хеди:
— Джи-и-иль! Ты куда пропал?.. Что такое?
Хриплым шепотом, сам не узнавая свой голос, Джиль выдавил:
— Какое... затмение... утром... Если... Враг у тебя — на западе?..
— С чего ты решил?! — изумилась Хеди. — Он — на востоке! Враг всегда на востоке, был и есть, и с места ему не сойти. Пока я сама не поменяю место жительства и не уеду далеко-далеко. Например, выйду замуж. Но... это еще не скоро, не умирай от горя, пожалуйста... И, вообще, мне всегда немного странно, что ты называешь ее "Врагом".
— Кого ее? — в тихом отчаянии спросил Джиль.
— Ну, эту... страну... Соседняя планета — вроде, как большая, далекая страна. Фигурально. Тут еще неприличное слово... Ты же не будешь шокирован? Что я, хорошая девочка, иногда грязно ругаюсь. Не разлюбишь же ты меня из-за этого? Если я скажу, что Врага, как ты говоришь, мы зовем: "Страна..." Ой, ладно, не буду... Ты и так какой-то вдруг... потерянный. Что случилось?
— Хеди...
— Что... мой милый?..
— Просто... скажи название планеты. Не "Враг", не "Страна", а...
Хеди тихо засмеялась. Молвила, с долей иронии, но очень нежно:
— Ты, правда, стукнулся обо что-то? Очнулся и спрашиваешь: где ты? Наша с тобой планета — Гатор. А Враг, которого ты так часто поминаешь, и над которым мы тут, у себя, неприлично шутим — Ферн.
Хеди осеклась. Замолчала. Ее молчание длилось так долго, что Джиль решил, что она выключила свой субэтерикс, прервав разговор. Нет! Не прервав. Оборвав навсегда.
Он ощутил сильную слабость. Опустился на черный пластиковый пол гаража, сжимая в руке онемевший субэтерикс. Почувствовал на губах соленый привкус. И понял, что плачет.
Какая глупая ошибка. Они с Хеди всегда говорили, главным образом, друг о друге. Воспринимая остальное, как само собой разумеющееся. Хеди живет в большом городе. Джиль — в городе маленьком, вокруг которого в изобилии теснятся фермы. Самая крупная принадлежит его отцу. Различия в социальном положении не так велики, чтобы мальчик и девочка уделяли им внимание.
Климат в обеих местностях — схожий, что опять же, не дает много тем для обсуждения. На небе Джиль и Хеди всегда видят большую, молчаливо-грозную планету. И мальчик и девочка обрисовывают ее одними и теми же словами: в центре рыжие пятна суши, по краям синяя кайма морей, а поверху — белая пена облаков. Поди догадайся, что это — разные планеты, практически одинаковые по размерам, массе и внешнему виду. И даже бешеная луна — Джестер — общая на двоих.
Немудрено, что у Джиля и мысли не возникало, что Хеди — буквально "не от мира сего". Исходя из большой разницы во времени, Джиль решил, что Хеди просто живет далеко на востоке — мало ли городов на Ферне, близких и не очень. Но не более чем за десять тысяч километров, ибо "Враг" у нее тоже виден низко над горизонтом. Разумеется, на западе, а как иначе?! Джилю даже в голову не пришло спрашивать Хеди об этом самоочевидном факте. Настолько несомненном, что Джиля совсем не беспокоили некоторые несообразности в его стройной гипотезе. Вроде невозможности определить расстояние так, чтобы оно согласовывалось с часовыми поясами.
Что ж. Теперь он знает. Он, как все люди, живет на Ферне. А Хеди — на Гаторе! Потому и разница во времени составляет ровно половину периода оборота двух планет вокруг общего центра тяжести. Правильное расстояние он тоже теперь знает. Сорок тысяч километров, плюс-минус четыре с половиной. В зависимости от координат на местности. Длинная дорога через смертельный холод безвоздушного пространства и радиационные пояса обеих планет. Невозможный путь. Неодолимый.
До Гатора. Врага. Путь туда, где живут... не люди. Чудовища, о которых ничего толком неизвестно, даже то, как они выглядят. С которыми идет изматывающая, бесконечная война. В ней ни одна из сторон до сих пор не одержала решающей победы. Он знал это всегда, с самого детства. Непреложная, неоспоримая истина.
Разве можно в нее не верить?
Разве можно усомниться в том, во что верят все?
Но, разве может он поверить в то, что Хеди... — не человек?
— Джиль... Ответь... Где ты? Отзовись, Джиль...
Тихий голос Хеди вырвал Джиля из наполненного отчаянием полузабытья.
— Я... слышу... тебя...
— Ох, Джиль! Я... всё поняла. Не бойся! Мы — такие же, как вы. Мы — люди! Разные. Красивые и не очень. Добрые и злые. Интересные и обыкновенные. Или — необыкновенные. Как ты.
— Хеди... — рыдания душили Джиля.
— Как жалко, Джиль, что я никогда тебя не увижу! А ты — меня. Но, если взглянешь на темный диск Гатора (наше утреннее затмение уже в полной фазе!), то увидишь вспышки, на самом его краю... Я включила лазер. Ты увидишь свет, который я посылаю тебе.
6. ДЕНЬ И НОЧЬ
Мелинда пребывала в растерянности. День прошел великолепно и завершился феерически — такого успеха она не ожидала. Никогда не испытывала столь восхитительного, чистого и светлого восторга. Если бы Мелинда имела понятие о наркотиках, то оценила бы свое состояние, как первую фазу наркотического опьянения.
Безо всяких сомнительных медикаментов! Разве не довольно оказалось ощутить вкус победы и власти над людьми? Как все ей (им!) хлопали! В довершение, зал аплодировал стоя. И когда тебя сразу оценивают в миллион, затем ставка поднимается до восьми... Как тут не сойти с ума от счастья?
Не волнуйтесь! Мелинда не сбрендила, не зашлась в глупой истерике, держалась скромно, и с необыкновенным достоинством. А улыбки у девчонок — заразительные, да!
Как гаснут огни фейерверка, как тает огонь догорающих свечей, так постепенно гасла радость Мелинды. В голову (простите, в обе лохматые девчачьи головы!) закрадывалось подозрение, что они чего-то недопоняли. Например, зачем их снова усадили в гравилет (не тот, на котором привез сюда их спаситель), а другой, побольше. С ними отправилась куча важных, как индюки, солидных дядек. Они кивали им, улыбались, восхищенно причмокивали.
Но никто не отвечал на вопросы коротко и ясно. Несли уклончивую ахинею про предстоящий торжественный прием. День клонился к вечеру. Вместе с уходящим за горизонт солнцем так же падало настроение Мелинды. Что-то явно пошло наперекосяк.
Как приятно было воображать, что им вручат мешок денег (что с ним делать — еще придумать надо!) и всей толпой продолжат ухаживать за ними, ублажать... Сдувать пушинки с драгоценных близняшек. Жизнь превратится в сплошной праздник, в котором им предназначено петь, танцевать и принимать подарки.
Слишком просто, чтобы оказаться правдой.
Гарри Чин был доволен и радостен. День рождения друга! День преданности, поздравлений и скромных подарков. Сегодня самый лучший подарок преподнесет ему он — Гарри. Разумеется, это зачтется. Друг детства — больше чем брат.
Их было четверо, ничем не примечательных мальчишек. Сам Гарри, братья Торро и... Руководитель. Тогда, давно, он им, конечно, не был и звали его Колокольчик. Или просто: Дин-динь. Самый маленький и слабый из них; но, говорливый и смышленый! Они защищали его, не давали в обиду. Обучали приемам самообороны. Так они росли вместе, так крепла их дружба. Когда Дину нежданно улыбнулась удача, он не забыл школьных друзей. И они сохранили ему верность. Подарок, который в этот торжественный вечер Гарри вручит другу, и есть доказательство его преданности...
Мелинду пугало, что она не успевает выгрестись из круговерти событий, обрушившихся на нее, как разноцветное и разновонючее дерьмо из мусорного ведра. Ситуация определенно не нравилась, и чем дальше, тем больше. Слишком стремительно всё меняется.
Давно ли она грустно бродила по пыльному школьному двору, запертому со всех сторон невидимой стеной защитного поля? Сейчас под ногами стелется красная ковровая дорожка; сверкают огнями люстры под высоким потолком. Блестит паркет, сияет позолота на стенах. Дядьки в строгих костюмах идут рядом, как почетный эскорт. Один, наоборот, шествует впереди с гордой улыбкой на круглом, с обвисшими щеками лице. На вопрос: "Куда идем?" — он растянул толстые губы в маслянистой улыбке. И отвел взгляд. "Они все отводят глаза... Хвалят. Восхищаются. И глядят в сторону".
Высокая дверь в конце коридора призывно отворена. Идущий впереди толстомордый мужчина вдруг останавливается, пропуская вперед двоих оробевших маленьких школьниц.
— Добрый вечер, Руководитель! Примите мои поздравления!
Его пухлые ладони ложатся на плечи девочек.
— Проходите, не смущайтесь. Великий Руководитель Дин Кальваро ожидает вас.
— Здрасьте... — растерянно говорит Бобби, а Тея недоуменно оглядывается по сторонам. Дверь за ними бесшумно закрывается. Все провожающие остаются снаружи.
Просторный кабинет ярко освещен. В нем нет ни одного окна и ни одной двери, кроме той, в которую вошли девочки. Вдоль стен стоят книжные шкафы. Судя по тому, как плотно и аккуратно расположены книги на полках — ни одну из них никогда оттуда не вынимали.
Посереди комнаты — стол из темного полированного дерева, в виде буквы "Т", рядом три стула. Один для Руководителя, и еще два, по обе стороны — для посетителей. Мысли Мелинды несутся вихрем; несмотря на это, она с холодным изумлением отмечает, что Руководитель Дин Кальваро — маленький человек. На самом деле, маленький. Десятилетний пацан и то выше ростом.
Невзрачное лицо с близко посаженными глазами и тонкогубым ртом, жидкие русые волосы, подстриженные по-военному коротко. Над верхней губой — тонкая полоска усов. Из одежды на Дине Кальваро — белое кимоно, перетянутое черным поясом. Он — мастер боевых искусств?
Наверное, да. Явно спортсмен. На стене, свободной от книжных шкафов, во множестве размещены фотографии. Дин Кальваро красиво бросает соперника на маты. Приглядись, и увидишь, что спарринг-партнер Руководителя — обычный пацан-младшеклассник. Дин Кальваро красиво скачет на лошади; на его обнаженном загорелом торсе рельефно выделяются мускулы. Если не знать, что лошадка специально подобрана низкорослая, то по фото ни за что не угадаешь, что Дин Кальваро — боец в легчайшей весовой категории.
Ряд фотографий изображает Руководителя, выходящего из вод морских, в костюме для подводного плавания. Еще: Дин за штурвалом гравилета; Дин, приветствующий юных спортсменов, Дин...
В общем, ни минуты свободной, всегда при делах. Прямо, как сейчас. Он встает из-за стола, улыбается, делает приветственный жест.
— Здравствуйте, любезные. Прошу садиться. Вам нравятся лимонад и пирожные?
Каждый взгляд на девчонок доставлял несказанное удовольствие. Экая редкость — близнецы! Да такие похожие — не различить! Дин Кальваро сделал "зарубку в памяти": Гарри Чин — молодец. Но, сейчас надо успокоить бедняжек, вон как их трясет. А ведь им еще предстоит встреча с Талисманом.
— Вот пирожные. Смотрите: целое блюдо. Все — разных сортов. В сифоне — лимонад.
Девочки беспокойно ерзали на слишком высоких для них стульях.
— А в той бутылке что? — спросила одна.
— Пиво. Дети его не любят, а я... иногда употребляю. Взрослые, бывает, поступают не совсем правильно. Вот если вообразить, что вы стали взрослыми...
Девочка протянула руку. Кальваро залюбовался тонким запястьем и маленькой ладошкой.
— Я тоже хочу пива!
— Ох, какая бойкая! Как тебя зовут?
— Бобби.
— Ладно, Бобби, давай стакан. Нальем и тебе.
Девочка повиновалась, немножко неловко. Кальваро наполнил ее стакан до половины.
— Ну, Бобби! Поднимем бокалы!
Чокнулись. Кальваро мельком бросил взгляд на тихо сидящую на своем месте вторую девочку, надо спросить, как ее зовут. Забавная ситуация. Сумеет ли он не путать девчонок, зная их имена? Впрочем, уже видна разница. Бобби — бойкая и смелая, а ее сестра — робкая и зажатая. Опустив голову, строит на тарелке пирамидку из пирожных. Ей не столько хочется есть, сколько она боится поднять глаза. Пока что она недостойна внимания.
Между тем, Бобби сделала большой глоток. Глаза ее округлились. Она судорожно закашлялась. Неловко оперлась о стол, смахнув с него сифон с лимонадом.
— Оо-о-ой!! Кха... Вот я дура!
Бросилась следом за катящимся по полу сифоном, как кошка бросается на мышь. "Какая милая непосредственность!" — восхитился Кальваро. Бобби догнала добычу, упала на колени, схватила. В спешке и панике, нечаянно нажала кнопку на горле сосуда. С пронзительным шипением из сифона вырвалась струя лимонада.
Кальваро встал, подошел, взял мокрую с ног до головы, отчаянно рыдающую Бобби на руки. Вернулся, усадил девочку на стол.
— Ничего, бывает. Тебе надо немного обсохнуть.
Снял с нее жилетку и рубашку. Бобби не сопротивлялась, только тихо всхлипывала.
— Штаны, наверное, тоже промокли.
Помог ей встать на столе. Ослабил поясок, приспустил на девочке штаны. Наклонился и легонько поцеловал ее в живот. Какая нежная плоть! Дин Кальваро был истинным ценителем и гурманом, во всех смыслах этого слова. Пожалуй... пора начать знакомить девочек с Талисманом. Бобби суждено быть первой.
Незаметно завел руку под крышку стола, готовясь ощутить прикосновение к Талисману. Вновь, в который раз, испытать умиротворение, спокойствие и уверенность в себе. Ощутить душевный подъем перед свершением обряда, ставшего частью его жизни.
На привычном месте ничего не было.
Провел под столом ладонью. Ничего. "Где Талисман?!.."
Мысль оборвалась, пресеченная острой болью в спине. Болью невероятной. Дикой. Ослепительной. Не дающей дышать, думать, говорить. С онемевших губ сорвался лишь короткий, мучительный стон. С последней вспышкой сознания пришло понимание ужасной ошибки. Как он мог забыть про вторую девочку?! Не уделить ей должного внимания. Так она же просто сидела, держа в руке пирожное!.. Он бы заметил, как она встает...
