Идем вперед, мы — дети ада
И смерть для нас — одна награда,
Огонь!
Повержен враг. Не слышно боя.
По мертвым пусть их вдовы воют,
В живых же бьется сердце злое
И злой в глазах горит огонь!
— Док! С вашей гуманной профессией распевать про вшей да выпавшие кишки...
— Должен же я как-то расслабляться. А по правде, я тяну время, не зная, что тебе сказать.
— Тогда прямо и в лоб.
— Правда такова, что в твоем сознании установлен гипнотический блок, запрещающий тебе покидать лагерь. Ты не в силах противостоять запрету, а если б смог, то, скорее всего, умер бы.
Я долго переваривал услышанное.
— Меня никто не гипнотизировал! Я такого не помню.
— Еще бы. Самое неприятное состоит в том, что невозможно заметить, когда ты подвергаешься гипнозу.
— Выходит, мы здесь все — зомби? Чуть что — и срабатывает замочек в мозгах?!
Зиг помрачнел еще больше.
— Нет. Из сорока тысяч, таких как ты — не больше пяти процентов. Тысячи две. Людей, способных на решительные поступки, кто может повести за собой остальных. Лидеров. Прочих можно вообще не охранять.
— И... кто же такое сотворил со мной? Вы?!
— Нет-нет. Я вообще противник подобной практики и, кроме того, не владею методом. Потому не могу избавить тебя от гипноблока. Безопасней всего для тебя это может сделать тот человек, кто сыграл с тобой эту шутку или же не уступающий ему в мастерстве.
— Мастерстве, — с горечью сказал я, — Приковали навечно к бессмысленной стройке.
— Ну-ну... Не думаю, что это навсегда. Скорее всего, действие полученной тобой установки ограничено временем. Например, полным окончанием работ.
— Спасибо. Через десять лет буду свободен.
— Нат... Я знаю тебя, как душевно сильного человека. И считаю, что психике твоей пока не причинен серьезный ущерб. Твоего ухода и возвращения, к счастью, не заметил никто. Затаись. Ни в коем случае не показывай, что тебе известно о гипноблоке. Будущее покажет, как нам быть.
(И быть ли вообще, док...)
Я без проблем доложился начальству об окончании семейной жизни и перешел в холостяцкий сектор. Неувязку со временем не заметили. Никому и в голову не пришло поинтересоваться у Лиды, в котором часу я от нее ушел. Закончив "передислокацию" я еще и в кормушку к завтраку успел.
Вышло, что опять было дежурство Ригли. Завидев меня, она так радостно заулыбалась, что на душе потеплело. В этот раз мы с ней не говорили, при такой-то толпе несытых работяг — Ригли только успевала поворачиваться, собирая посуду. Уходя, я подмигнул в ответ на ее взгляд, так, чтобы заметила только она.
У Зига я отметился, как выздоровевший и потому пошел на работу. Невмоготу было бы сидеть в тесной холостяцкой каморке и перетряхивать в памяти все случившееся. Гипноз. Я довоображался до того, что человек может не суметь отличить воспоминания о своей настоящей жизни от грез, что впихнут ему в башку сволочные лекари. Вдруг полет "Дракона" — это только сон? Алек, Эна... И все чудеса, что происходили с нами на Гнилом озере...
С удовольствием увидел грубые, насмешливые морды своей десятки. Эти — точно тебе не снятся, Нат.
— Эй, как лапа?
— Путем. Где сотник?
Подошел сотник, передал распоряжения инженера, руководившего планировкой нашего участка. Я не понимал сути сооружения. Вроде — не дурак. Покажи мне чертеж и я сразу скажу, что это: казарма, баня или что там еще... А здесь... Оставалось плюнуть на все и точно выполнять указания.
Мы ковырялись скоро два часа, а я все не мог отделаться от напрасных догадок. Если глянуть сверху с небольшого пригорка, то группа зданий будет иметь форму полукруга, а в центре закладывается фундамент главного из них. Ну, и что из этого следует? Потом мысли мои повернулись в другую сторону.
Вот мы работаем за пределами лагеря и я не испытываю никаких неприятных ощущений. Или — важно, что лагерь все еще в пределах видимости? Что будет, если я отойду подальше, чтобы скрылись за бугром торчащие вдали дозорные вышки? Я обдумывал, как удобнее проделать такой эксперимент, когда меня позвали:
— Эй, Нат! Твоя ссыкушка пришла!
Я обалдел, увидев Ригли.
— Как ты сюда попала?
— А, меня пропустили...
Пара бутербродов с ветчиной в бумажном пакете. Ригли замерла, следя за моей реакцией.
— Спасибо, милая.
Отломил половину, протянул ей. По тому, с какой жадностью она съела свою долю, я догадался, как она голодна. Бедная, как же она боролась с собой, пока несла мне гостинец?
Мы съели все до крошки, и я собирался вернуться к работе, когда меня осенило.
— Ригли! Ты воруешь продукты с кухни?
Она отмолчалась. Тогда я взял ее за острые плечи, развернул к себе.
— Больше никогда так не делай! Хочешь, чтоб тебя утопили в сортире, как того идиота, месяц назад?
— А, его — за драку с инженером. Все видели. А меня еще поймать надо. И, за воровство не топят, а вешают, — она помолчала, рассмеялась, — Его кинули вниз головой, он так смешно дрыгал ногами!
Я тихо вздохнул. Ригли была еще ребенком и не боялась смерти.
— Не желаю видеть тебя ни повешенной, ни утопленной. Смерть — всегда некрасива, я солдат, знаю. Мы с тобой договорились — больше никаких глупостей. Так!
— Так, — со вздохом пробормотала Ригли.
Ушла она расстроенной. Глупая.
— Копать отсюда и до обеда!
Я не гнушался извечными солдатскими шутками, чтобы подбодрить людей. И, час назад, когда работяги побросали лопаты и уставились на парящий вдали, над портом, дирижабль, я не стал никого подгонять. Принесла кого-то нелегкая. Наверно, крутая персона, если ради него отрядили воздушный корабль. Даже издали двоюродный брат "Дракона" выглядел побольше и совершеннее. Он тихо снижался, потом исчез из виду.
Время набивать желудки приближалось, сокращая без всякого нашего труда, объем работы. Я дал отмашку "курим" и сам присел поодаль. Ребята не обижались — знали, что некурящий.
Снова стал обдумывать, как проверить, смогу ли сохранить самоконтроль, утеряв в дневное время из вида наше поселение? Разыграть внезапный позыв по нужде и ринуться за ближайший холмик, снимая на ходу штаны? Не годится. Вон вблизи изгородь сортира, дальше нее никто не ходит. Не хватает еще — привлечь к себе внимание немногочисленных здесь надзирателей. Сейчас они тихо звереют от жары и безделья, дай им любой повод — раздуют, черт знает во что. Чтоб доказать свою нужность. Бдят. Сволочи...
За моей спиной заскрипел гравий под чьими-то ногами. Несколько человек. Шли спокойно, не таясь. Я продолжал сидеть в той же позе, ожидая развития событий.
— Почему не работаешь? Болен?
Причиной вопроса могла быть моя повязка, которую я пока не снимал с запястья, старательно доигрывая симуляцию. Надо бы отвечать в тон, но я внезапно забыл обо всем. Не обратил внимания, как двое в форме со знаками "LBR" на рукавах встали по обеим сторонам наготове. Быстро вскочил, повернулся.
Настоящий цвет волос Эны был темно-каштановый. Густые волосы уже сильно отрасли и чуть не касались плеч. Некоторые пряди еще оставались светлыми на концах. Эна немного поправилась, на ее милом лице не осталось следов перенесенных лишений. Так же, как ее спутники, она носила защитного окраса форму, точнее, эту форму изображал сейчас ее чудо-костюм. На месте знаков различия горели желтые на черном буквы: "IM" и я не смог вспомнить, что за звание они означают в эльберо.
Трое стиксов в двадцати шагах за спиной Эны улеглись на землю, один из них повернул к нам голову и лениво зевнул, показав белые, острые клыки.
Эна меня не забыла. Вот первое, о чем я подумал, готовый схватить ее в охапку и сжать в объятиях под расплавленно-прозрачным небом, льющим на землю душные волны полуденного зноя. Когда я попал в окончательно безвыходное положение, она появилась, чтобы вытащить меня отсюда. Несомненно, она поможет мне избавиться от капкана в мозгах — связи у нее среди различных персон обширные.
— Эна...
Меня остановил ее взгляд — строгий, отчужденный. В горле пересохло. На миг показалось, что я обознался — это не Эна — моя женщина, с которой мы делили трудности беспримерного в истории Мира пути. Но, нет — в ней знакомы и близки каждая черточка, изгибы тела, любое, самое незаметное, легкое движение...
— Эна!
Она быстро поправила на лбу мешавшую ей прядь.
— Ты — в порядке. Хорошо.
Повернулась и пошла прочь.
Этого я не стерпел. Рванулся следом, заорал:
— Стой! Эна!!
Я забыл о телохранителях. Они мигом схватили меня, грубо парировав попытки сопротивления. А Эна не обернулась, лишь досадливо повела плечом.
Один из державших меня, крепких, как железо парней заметил:
— Нельзя так говорить с Хозяйкой. Она не терпит фамильярности.
Когда я, на подгибающихся ногах, вернулся к своим работягам, кто-то поинтересовался:
— Чё дамочка к тебе вязалась? Ты у нас популярный стал, да?
Я показал направление на чахлое дерево.
— Копайте от меня и до другого дуба.
<< <
5. "РИГЛИ, НЕ УМИРАЙ!"
Кормить, в самом деле, стали получше, но кусок не лез горло. Хозяйка... Я вспоминал наши с Эной дни. Сперва — моя покровительница в Университете, потом любимая. И чем кончилось... Неужели с самого начала все с ее стороны было только умелой игрой? Есть сомнения, Нат? Нет сомнений.
За длинным деревянным столом не осталось никого, а я все сидел, уставившись в пустую миску. Последние, кто уходил, оглянулись на меня, но смолчали. В депрессии мужик, чего приставать...
Ригли потопталась рядом, потом прошла к обитой железом двери кладовой. Через полминуты я услышал, как лязгнул, закрываясь, замок. Ригли вернулась и положила передо мной шматок ветчины.
— На!
Мне бы удивиться, как Ригли проходит сквозь запертые двери, отнять у нее дубликат ключа, отругать еще более зло, чем в первый раз. Наверное, на это она и рассчитывала, создавала повод снова говорить со мной. Все это я сообразил потом. А тогда я молча встал и вышел.
Я не успел пройти и полсотни шагов, когда меня остановил охранник.
— В контору зайди!
Контора — двухэтажное бетонное здание, где жили главная шишка и инженеры, стояла напротив казармы охранников, соединенная с нею на уровне вторых этажей коридором. Меж двух мрачных серых зданий располагался вход в поселение — он же "парадный" выход. Для персон. Работяг гоняли через узкие проходы в заграждении.
Меня уже ждали.
— Наверх!
Обстановка в маленькой комнате была скромной: солдатская койка, тумбочка, табурет. Узкое окно выходило на северо-восток, открывая панораму стройки, где я с ребятами каждый день ковырялся.
Эна сидела на койке, вытянув ноги. Кроме легкого загара, я не заметил на ней другой одежды. Метаморф валялся на полу. Она хлопнула рукой по одеялу рядом с собой.
— Садись!
Я не шелохнулся. Эна со вздохом встала — что ни говори, можно найти женщину поэффектней, выше ростом, виднее статью, но такой ладной, соразмерной... я раньше не встречал. Голышом ее видишь — дыханье перехватывает. И умеет держаться свободно, но без неприятной развязности. В общем, я продолжал любить ее. И все, что слышал раньше о палаческих наклонностях Хозяйки — оставалось в моем сознании никак не связанным с Эной.
— Злишься?
— Нет.
— Врешь. Ты внутри весь кипишь.
Я показал в окно.
— Зачем все это?
— Ты не поймешь.
Я молчал.
Эна пристально всматривалась в меня.
— Солнечный коллектор, если тебе это о чем-то говорит.
— Говорит. Вогнутое зеркало, в фокусе можно плавить металл — малую толику.
— Множество плоских зеркал сводят солнечный свет на котле. Пар движет турбину. На выходе — электрическая сила. Слишком дорого обходится привозное горючее. Когда Тир обзаведется собственным источником энергии (неиссякаемым, заметь!) — дела здесь пойдут лучше.
— Тебе виднее. Выкладывай, зачем звала.
— Хочу выслушать твое признание.
— Признание? В чем?
Эна на глазах становилась живой статуей, в речи ее зазвучал металл.
— Даю тебе тридцать се...
Я врезал ей, не дав договорить. Реакция у Эны изумительная, но ей не хватило места уклониться, и она упала на койку, больно стукнувшись головой о стену. Охнула, прикрыв лицо ладонями. Ярость моя погасла.
"Эна... Да что ж я делаю!"
Бросился к ней, приподнял подбородок, заглянул в лицо. Эна тихо застонала. Я обнял вздрагивающее горячее тело, ловя его запах... Эна!
Постепенно она стала отвечать мне, временами делая попытки сопротивления, но сдаваясь в последний момент. Такая игра до того разогрела нас, что мы оба почти потеряли сознание от звериного восторга, когда я принял капитуляцию Эны. Я намотал ее волосы себе на руку, она вся была — пылающие губы, жаркий язык, тягучая судорога любовной агонии. Мы с ней умерли друг в друге и воскресли вновь.
Долго-долго лежали, отдыхая. Я осторожно поцеловал на шее Эны след давнего шрама, выделявшийся короткой полоской менее загорелой кожи. Несколько таких меток были у Эны по всему телу.
— Все еще заметно? — она неподдельно огорчилась.
— Только для моего острейшего зрения!
— Когда-то училась летать на планере, и в полете у меня затекли ноги. Чтоб не покалечиться, решила приземлиться на роскошную, пушистую крону дерева. Вблизи это оказался мелколист с во-о-от такими колючками!
Эна перелезла через меня, чтобы встать. Я попытался удержать ее, тронул рукой густую поросль на лобке.
— Отстань! Отдыхай.
Она сладко потягивалась у окна.
— Нат! Что за личность — Авель Орьега?
Вышло так, что я рассказал ей абсолютно все. И об Авеле, и о себе. И о своей несостоявшейся миссии.
— Похоже, он — разумный человек, — рассуждала Эна, — И важное лицо в иерархии. Жаль, что мы с ним не знакомы. Лучше всего, если б Эгваль и Остров стали одним государством.
Потянуло холодком опасности. Я вспомнил о гипнотической обработке, которой подвергся незаметно для себя. Авель. Автомат, послушно выполняющий волю Хозяйки. Жуть. Сколько времени ей требуется, чтобы подчинить себе волю жертвы? Я вспомнил Алека...
Эна напряженно наблюдала за мной.
— Размечталась я? В моих мечтах — жив Тир и многое другое.
— Эна... — я внезапно охрип, — Убери капкан из моих мозгов!
— Будь раньше ты откровенней со мной — все сложилось бы иначе. Не волнуйся. Над тобой работала я сама — свое дело знаю. Все пройдет бесследно, дай только срок.
— Я никогда не был псом на цепи, Эна.
— Я сказала — терпи.
Она не спеша, одевалась, я последовал ее примеру.
Буквы "IМ" загорелись у ней на рукаве. Под моим взглядом они вдруг сложились в слова "Insulo Maora", затем в "Хозяйка Острова" и вновь стали прежними — "IM".
Я отдал ей честь как старшему командиру.
— Разрешите идти?
— Не кривляйся, — вежливо ответствовала мне Эна, — Нужен будешь — позову.
Ригли не должна была дежурить вечером — похоже, кого-то подменила. Я не знал, куда деваться от ее заискивающего взгляда. Среди жующих ртов, коротких разговоров, грубых шуток, ругани, смеха, Ригли выглядела потерянной и усталой. Потом она куда-то исчезла, и я вздохнул с облегчением. Не хотелось думать ни о чем. Дома у меня была припасена склянка самогона — выменял положенное мне курево, самое время принять и забыться сном. Вышел с толпой таких же накормленных рабочих скотов.
