Роберт Сойер. "Старплекс"

— В чём дело?

— Я… я знаю, где мы, — сказал Яг.

Кейт смотрел на него.

— Да?

— Вы в курсе, что Млечный Путь и Туманность Андромеды гравитационно связаны с примерно сорока меньшими галактиками?

— Местная система, — сказал Кейт, начиная злиться.

— Именно, — сказал Яг. — В общем, я начал с того, что попытался найти какие-нибудь характерные объекты Местной системы, такие как сверхъяркая звезда S Золотой Рыбы в Большом Магеллановом облаке. Не получилось. Тогда я отсортировал каталог известных внегалактических пульсаров по расстоянию — которое, разумеется, соответствует возрасту — и использовал сигнатуру их пульсаций для идентификации.

— Да, да, — сказал Кейт. — И что?

— И ближайшей к нам галактикой оказалась вот эта вот, — Яг показал на голосфере размытое пятно у себя под ногами. — Отсюда до неё где-то пятьсот тысяч световых лет. Я идентифицировал её как CGC 1008; у неё есть несколько уникальных особенностей.

— Хорошо, — сказал Кейт сухо, — мы в полумиллионе световых лет от CGC 1008. Теперь скажите нам, далёким от астрофизики, каково расстояние от CGC 1008 до Млечного Пути?

Звуки Яговой речи стали тише и глуше.

— Мы в шести миллиардах световых лет от дома, — произнёс автопереводчик.

— Шесть… миллиардов? — повторил Тор, оборачиваясь к Ягу.

Яг пожал верхней парой плеч.

— Точно так, — сказал он, всё ещё глухим голосом.

— Это… поразительно, — сказал Кейт.

Яг снова пожал верхними плечами.

— Шесть миллиардов световых лет. В шесть тысяч раз больше диаметра Млечного Пути. В двести семьдесят раз больше расстояния от Млечного Пути до Туманности Андромеды. — Он посмотрел на Кейта. — В терминах, понятных вам, далёким от астрофизики — чёртова прорва световых лет.

— Млечный Путь виден отсюда? — спросил Кейт.

Яг развёл руками.

— О да, — сказал он по-прежнему глухо. — Отлично виден. Центральный компьютер, увеличить сектор 112.

Вокруг участка голосферы появилась рамка. Яг встал со своего места и подошёл к изображению. Некоторое время он всматривался в него, ища ориентиры.

— Вот, — сказал он, указывая пальцем. — Вот это он. А вот тут, рядом с ним — Туманность Андромеды. А вот это M33, третий по величине участник Местной системы.

Огни Ромбуса сложились в узор замешательства.

— Тысяча извинений, но это не может быть правдой, уважаемый Яг. Это не спиральные галактики. Они больше похожи на диски.

— Я не ошибся, — ответил Яг. — Это Млечный Путь. Поскольку мы в шести миллиардах световых лет от него, мы его видим таким, каким он был шесть миллиардов лет назад.

— Вы уверены? — спросил Кейт.

— Абсолютно. После того, как пульсары подсказали мне, куда смотреть, определить, которая галактика Млечный путь, а которая — Туманность Андромеды уже довольно легко. Магеллановы Облака слишком молоды, так что их свет ещё сюда не добрался, но шаровые скопления состоят почти исключительно из очень старых звёзд первого поколения, и я опознал несколько специфических шаровых скоплений и в Млечном Пути, и в Туманности Андромеды. Да, я уверен — этот простой диск и есть наша родная галактика.

— Но у Млечного Пути спиральные рукава, — сказала Лианна.

Яг обернулся к ней.

— Да, вне всякого сомнения, сегодня у Млечного Пути есть спиральные рукава. И точно так же вне всякого сомнения, как вы сами можете видеть, шесть миллиардов лет назад у него спиральных рукавов не было.

— Как это может быть? — спросил Тор.

— Это, — сказал Яг, — неприятный вопрос. Признаю, я считал, что даже будучи вдвое моложе, чем сейчас, Млечный Путь уже имел спиральные рукава.

— Ну, хорошо, — сказал Кейт. — Значит, спиральные рукава появились где-то в этом промежутке.

— Нет, это не хорошо, — ответил Яг; в звуки его родной речи начала возвращаться всегдашняя сварливость. — На самом деле, в этом никогда не было смысла. У нас никогда не было хорошей модели формирования спиральных рукавов галактик. Большинство моделей строятся на дифференциальном вращении — на том факте, что звёзды поблизости от ядра галактики делают вокруг него несколько оборотов за то время, как периферия завершает один. Но любой рукав, возникший по этой причине, будет сугубо временным явлением, существующим в течение от силы миллиарда лет. О, мы бы видели, что некоторые галактики спиральные, но не так, чтобы спиральными были три из каждых четырёх. Эллиптических галактик должно быть много больше, чем спиральных, но это не так.

— Очевидно, в теориях где-то ошибка, — сказал Кейт.

Яг пожал верхними плечами.

— В самом деле. Мы, недалёкие от астрофизики, столетиями возились с так называемой «моделью волн уплотнения», чтобы объяснить обилие спиральных галактик. Она постулирует спиралевидные возмущения, распространяющиеся в веществе галактического диска, которые увлекают за собой звёзды — или даже способствуют их образованию — одновременно вращаясь. Но эта теория никогда не была удовлетворительной. Во-первых, она не могла объяснить многообразия спиральных форм, а во-вторых, непонятны были причины, по которым эти воображаемые волны уплотнения могли бы возникать. В качестве причины предлагались взрывы сверхновых, но сверхновые с равной вероятностью могут и породить долгоживущие возмущения, и погасить влияние друг друга. — Он помолчал. — У нас были и другие проблемы с моделью формирования галактик. Ещё в 1995 году земные астрономы обнаружили, что далёкие галактики, наблюдаемый возраст которых впятеро меньше текущего возраста вселенной, вращаются со скоростями, сравнимыми со скоростью вращения Млечного Пути, тогда как согласно теории в те времена они должны были вращаться вдвое медленнее.

Кейт задумался на секунду.

— Но если то, что мы видим — правда, то спиральные рукава должны как-то сформироваться из простых дисков, так ведь?

Снова пожатие верхних плеч.

— Надо полагать. Землянин Эдвин Хаббл считал, что каждая галактика рождается как простое сферическое скопление звёзд, под влиянием вращения расплющивается в диск, а потом формирует спиральные рукава, которые со временем расходятся всё дальше и дальше друг от друга. Но, хотя теперь у нас есть свидетельства того, что похожая эволюция действительно имеет место, — он махнул рукой в сторону телескопического изображения, — мы по-прежнему не знаем, почему эта эволюция происходит, и почему спиральные структуры сохраняются надолго.

— Но вы говорили, что две трети всех больших галактик спиральные, — сказала Лианна.

— Ну-у-у, — сказал Яг; ФАНТОМ перевел его шипящий взрык как растянутую гласную, — на самом деле мы не так много знаем о соотношении эллиптических и неэллиптических галактик во вселенной в целом. Очень сложно различить структуру объекта с расстояния в миллиарды световых лет. В ближайших окрестностях мы видим, что спиральных галактик много больше, чем эллиптических, и что спиральные состоят преимущественно из молодых голубых звёзд, тогда как эллиптические — по большей части из старых красных. И поэтому мы предполагаем, что всякая сверхдалёкая галактика, что излучает много голубого света (с поправкой на красное смещение, разумеется) — спиральная, а та, что больше излучает в красном диапазоне — эллиптическая.

— В это невозможно поверить, — сказала Лианна, глядя на изображение. — То есть, так она выглядела шесть миллиардов лет назад, когда ни одной из планет Содружества ещё не возникло? А там есть… как по-вашему, существует ли там сейчас какая-нибудь жизнь?

— Ну, «сейчас» — по-прежнему «сейчас», разумеется, — заметил Яг. — Но если вы имеете в виду, существовала ли жизнь в Млечном Пути, когда этот свет отправился в путешествие, то мой ответ — нет. Ядра галактик очень радиоактивны — даже больше, чем принято думать. В огромной эллиптической галактике, которую мы видим перед собой, фактически вся галактика — ядро. Когда звёзды настолько близки друг к другу, поток жёсткого излучения повсюду так силён, что стабильные молекулы ДНК просто не могут сформироваться. — Пауза. — Из чего я делаю вывод, что жизнь возможна только в галактиках среднего возраста; молодые галактики без спиральных рукавов стерильны.

На какое-то время на мостике воцарилась тишина, прерываемая лишь тихим бормотанием системы вентиляции и время от времени приглушёнными звуковыми сигналами контрольных панелей. Каждый размышлял о крошечном световом пятне, которое в один прекрасный день даст им всем жизнь, о том факте, что они оказались дальше от дома, чем кто-либо прежде, и о неизмеримо громадной бездне пустого пространства вокруг.

Шесть миллиардов световых лет.

Кейт вспомнил читанную когда-то давно книгу о Бормане, Ловелле и Андерсе, астронавтах «Аполлона-8», которые на Рождество 1968 года облетели Луну, читая выдержки из Книги Бытия. Они были первыми землянами, забравшимися так далеко от родной планеты, что они могли закрыть её ладонью вытянутой руки. Возможно, больше, чем любое другое событие в истории, этот вид, эта перспектива, это изображение знаменовали для человечества конец детства, осознание того, что их мир — всего лишь маленький шарик, плывущий в ночи.

И теперь, думал Кейт, возможно — лишь возможно, что с этого изображения человечество вступит в пору среднего возраста: картинка на обложке тома второго биографии человечества. Крошечной, незначительно и хрупкой оказалась не только Земля. Кейт поднял руку, протянул её к голосфере и накрыл звёздные острова ладонью. Посидел так несколько секунд, потом опустил руку и позволил глазам блуждать по непомерным глубинам раскинувшейся во всех направлениях пустоты. Его взгляд случайно наткнулся на Яга, который делал ровно то же самым, чем занимался Кейт секунду назад — накрывал ладонью Млечный Путь.

— Простите, Кейт, — сказал Лианна; первые слова, прозвучавшие на мостике после нескольких минут всеобщего молчания. Её голос был приглушён, словно она разговаривала в кафедральном соборе. — Система электроснабжения отремонтирована. Мы можем запустить зонд в любое время.

Кейт медленно кивнул.

— Спасибо, — сказал он; в его голосе звучала тоска. Он ещё раз взглянул на молодой Млечный Путь, парящий во тьме, и потом тихо сказал: — Ромбус, давайте взглянем, что творится дома.

Глава XX

— Запускаю зонд, — объявил Ромбус.

Кейт увидел на голосфере удаляющийся от корабля серебристо-зелёный цилиндр, подсвеченный прожектором, установленным на корпусе «Старплекса». На фоне размытых клякс далёких галактик он выглядел неуместно.

— Вылазка всего на пять минут, — сказал Ромбус.

Кейт кивнул, пытаясь заставить себя успокоиться. Он не знал, чего хочет больше: чтобы зонд обнаружил сигнал транспондера, что означало бы, что «Бутлегер», по крайней мере, пока невредим, либо чтобы он ничего не обнаружил, что могло означать, что «Бутлегер» ушёл через стяжку.

Время шло, и Кейт нервничал всё больше. Конечно, время тянется медленно, когда ждёшь, но всё-таки…

Он поднял глаза на тройной циферблат, парящий в воздухе над невидимой дверью.

— Сколько прошло?

— Семь минут, — ответил Ромбус.

— Ему не пора уже вернуться?

По сенсорной сети иба взбежали светляки.

— Так где ж его черти…

— Тахионный выброс! — сказал Ромбус. — Возвращается.

— Не ждите, пока он пристыкуется, — сказал Кейт. — Скачайте данные по радиоканалу и покажите.

— Выполняю с удовольствием, — сказал Ромбус. — Воспроизвожу.

Полученная зондом картинка имела невысокое разрешение и была плоской. На голосфере снова появилась синяя рамка, и внутри неё начал воспроизводиться отснятый зондом материал.

— Что за… — сказал Кейт. — Ромбус, вы правильно выбрали угол входа?

— Да, с точностью до доли градуса.

Яг произнёс валдахудское ругательство. ФАНТОМ обычно брань не переводил, но сейчас Кейт и сам был готов ругаться матом. — Это не то место, откуда прилетели мы, — сказал он.

Мех Яга был неподвижен.

— Нет, — сказал он. Изображение на экране показывало пространство, битком набитое красными звёздами. — Я бы сказал, что это вообще не Млечный Путь. Это похоже на внутренние области шарового скопления. В CGC 1008 таких десятки, должно быть, это одно из них.

— Что означает…

— Что означает, — продолжил Тор, поднимая руки над рулевой консолью, — что мы не можем вернуться домой. Не знаем верного адреса.

— Система широта-долгота, должно быть, работает по-другому на дальних расстояниях, — сказала Лианна.

— Даже на полном гиперприводе… — тихо проговорил Кейт. Яг фыркнул.

— Даже на полном гиперприводе полёт на шесть миллиардов световых лет займёт двести семьдесят миллионов лет.

— Ну, хорошо, — сказал Кейт. — Тогда попробуем метод тыка. Ромбус, начните с северного полюса тахионной сферы и посылайте зонды под всеми углами входа через каждые пять градусов широты и долготы. Может быть, если нам повезёт, зонд вернётся с изображением чего-то знакомого.

Ромбус начал запускать зонды, но скоро стало очевидно, что все они попадают либо в шаровое скопление, либо в другой регион космоса, где на небе доминировала кольцеобразная туманность.

— С точки зрения этой стяжки, сказал Ромбус, — существует лишь две активированные стяжки. Нам повезло, что наш первый зонд вернулся к нам — на это у него был лишь один шанс из двух.

— Не слишком богатый выбор, — заметил Кейт. — Здесь, в окрестностях черной дыры в межгалактическом пространстве; там, в недрах шарового скопления, предположительно полного старых безжизненных звёзд; или возле той кольцевой туманности.

— Нет, — сказал Яг.

— Что «нет»? — спросил Кейт.

— Нет, мы не можем быть ограничены только этими вариантами.

Кейт облегчённо вздохнул.

— Здорово. А почему?

— Потому что Богиня Аллювиальных Отложений — моя покровительница, — ответил Яг. — Она не оставит меня.

Сердце Кейта упало. Он едва смог удержаться от того, чтобы высказать какую-нибудь гадость.

— Должен быть какой-то путь назад, — сказал Яг. — Раз мы попали сюда, то должен быть и путь отсюда. Если б мы только…