— Значит, вам не приспичило, — взял фиолетовое стеклышко и наставил его на окно. Аудиенция окончена.
Подхватив сумку я, пошатываясь, вышла из лаборатории.
* * *
Едва за студенткой закрылась дверь, Альрик с силой швырнул стекло об пол, и мелкие кусочки разлетелись в разные стороны. Стоя посреди лаборатории, с побелевшими костяшками на сжатых кулаках, мужчина долго взывал к самоуспокоению, чтобы, после того, как сердце замедлит ток крови, хладнокровно обдумать, каким образом мелкая шантажистка сумела распознать секрет "трезубца".
Через некоторое время, справившись с раздиравшей его яростью, профессор уселся, барабаня пальцами по столу.
Прежде всего, он напрасно показал девчонке перо, созданное в пору бурной студенческой жизни. Извлекая в тот вечер из ящика стола исчерпавший себя раритет, Альрик так и не понял, что им двигало — желание похвастать или иной, необъяснимый мотив.
А ведь в свое время перо поработало неплохо и плодотворно, — усмехнулся мужчина. Услужливые студенты в нужный момент подсовывали кустарную вещицу ничего не подозревающему преподавателю, а потом подделывали его почерком оценки в экзаменационных и сдаточных ведомостях.
Хотя игрушка простая, но всё же улика, — решил Альрик и, надев новые перчатки, достал перо. Прохромав к стеклянному шкафчику, взял колбу с прозрачной желтоватой жидкостью, вылил содержимое в мерный стакан и опустил в него перо.
Наблюдая, как оплывают малахит и серебро, растворяясь в жидкости, профессор перебирал в памяти вечер откровений, когда девочка прибежала на осмотр с опухшим от типуна языком и говорила удивившие Альрика вещи. Смешная наивная девочка и, как оказалось, опасная. Наверняка он проговорился о чем-то, что имело отношение к его второй, двойной жизни, и малявка соотнесла услышанное с увиденным, сделав выводы.
Все-таки поразительно до потери самообладания, что именно она узнала тайну "трезубца", а не кто-нибудь другой. Хотя "узнала" — громко сказано. Альрик с самоуверенным видом отмел подозрения, с легкостью управляя страхами девочки, и посмеялся про себя, когда она надумала заняться шантажом. Потерять уважение собратьев по науке мужчина не боялся, поскольку был уверен, что с легкостью отбрехается и постарается не отдать себя на поживу дознавателям первого отдела, однако категорически не мог допустить, чтобы у Стопятнадцатого или проректрисы возникли малейшие подозрения, ибо он считал их мнение самым ценным.
Девочка, не зная того, ударила по уязвимому месту. Конечно, она сдержала бы обещание и не сказала бы декану напрямик о своих предположениях, но Альрик был уверен — когда-нибудь она начнет расспрашивать и привлечет внимание к его персоне. Ненужное любопытство вызывало беспокойство профессора, и на то были причины. В успешной карьере знаменитого "трезубца" имелось несколько грязных и постыдных предметов, за создание которых он испытывал по прошествии времени зуд угрызений совести. Пятнадцать лет назад молодой экспериментатор ставил научный интерес превыше моральных принципов, потому что азарт и стремление охватить необъятное закрывали глаза на нравственную сторону вопроса.
Если правда вскроется, он, конечно же, переживет разочарование Стопятнадцатого и Царицы, но терять заработанное с годами доверие мужчина не собирался. Слишком многое поставила на карту одна не в меру любопытная девочка, в одночасье подтолкнувшая его к краю пропасти с незавязанными глазами.
Когда в жидкости растворились последние намеки на перо, профессор добавил в стакан несколько капель из другого пузырька, и раствор приобрел зеленоватый оттенок, начав вспениваться. Мужчина включил вытяжной зонт и переставил под него стакан.
Нельзя доверять обещаниям девчонки, как бы искренне они не звучали, — заключил Альрик. Риск огромен, чтобы игнорировать первый предупреждающий звоночек о том, что тайна "трезубца" раскрыта.
Как не допустить разоблачения? Прежде всего, нужны козыри, чтобы заставить девочку молчать. Знания о том, что она оказалась слепой, недостаточно в противовес информации, которую малявка узнала о нем. К тому же мужчина дал обет молчания, и приходилось следить за речью, чтобы ненароком не убить себя. Жаль, девчонка не согласилась на третье условие, лишив его возможной форы.
Существовал и другой способ. Привязать говорливую малявку к себе, а затем незаметно подчинять своей воле, чтобы в итоге заставить думать и делать то, что захочет он.
Залог успеха — в правильно выбранном методе. Руны и символы не помогут в тонком деле. Они смываются, истираются и выветриваются, за исключением знаков, нанесенных заговоренным острием, — усмехнулся мужчина. Стало быть, их действие со временем закончится, а связь нужно выстраивать неторопливо, возводя кирпичик за кирпичиком прочную стену покорности.
Снадобья дают кратковременный результат и со временем выводятся из организма. Внушение тоже отпадает, поскольку невозможно пробиться через защиту дефенсора, разве что снять его.
Когда уровень испаряемой жидкости в стакане снизился до двух сантиметров, Альрик придумал.
Он использует силу, могущую подчинить и контролировать, удерживая связь на расстоянии даже спустя годы.
Узы его крови. И разорвать их невозможно.
_____________________________________________________
lagus*, лагус (перевод с новолат.) — удавка
defensor * , дефенсор (перевод с новолат.) — защитник
9.2
Когда отголоски пережитого испуга затухли, я размяла затекшие ноги, слезши с подоконника, на котором провела около двух часов, разглядывая из окна знакомую трассу в блеске огней.
Две недели назад я сидела на этом подоконнике, а потом, завернув за угол, встретилась с компанией Касторского, заложившей крутой вираж в моей судьбе. Прошло немного времени, и все позабыли о том, что в институте когда-то учились три человека. Наверное, парни действительно оказались плохими и отвратительными личностями, если память о них закончилась через два дня, вытесненная другими событиями.
В общежитие не тянуло. Пугало, что в тесном закрытом пространстве на меня накатит паника. В институте как-никак места больше и просторнее, и нечаянные переживания рассеивались в бесконечном пространстве коридора, угасая под потолком.
Можно бы заглянуть на чердак и проверить, не развалились ли вечные груды сломанных стульев, или у стола подломились ножки от тоски, но карабкаться по неудобной лестнице наверх ради пяти минут на промороженной мансарде не хотелось.
Не зря профессор напоминал — сказанного не воротишь. Поздно плакать и корить себя за то, что в нечаянном порыве решилась выяснить правду. Подумав, я призналась себе, что в любом случае любопытство не дало бы покоя, и рано или поздно закономерная беседа о "трезубце" произошла бы. Лучше раньше, чем позже, когда исчезнут на сто рядов изгрызенные ногти, а бессонница превратится в верного спутника.
Сказав "А", договаривай "Б". Не стоило надеяться на задушевную беседу и радость мужчины, узнавшего, что его секрет раскрыт. Кому понравится, когда, не спрашивая, начинают рыться в чужом грязном белье и вытаскивать на свет неотстирываемые пятна? Поэтому реакцию Альрика следовало ожидать и ответить достойно, по-деловому, а не мямлить, задыхаясь от ужаса. Да, не быть нам хладнокровными героями, рубящими с плеча налево и направо.
Всё же оказалось невероятным чудом, что, случайно пролистав десятую часть сборника кадастров архивного дела, мне посчастливилось наткнуться на клеймо с трезубцем, и опять длинная цепочка случайностей привела к результату. Если бы да кабы. По сути, профессор оказался единственным подпольным мастером раритетов, в которого я могла ткнуть пальцем и заявить во всеуслышание. Наверняка, поразмыслив, Альрик надумает устранить меня как свидетельницу, в целях сохранения конспирации.
Фу ты, что только не придет в голову, — отмахнулась я от жуткой перспективы. Если бы мужчина надумал избавиться, мои ноги не покачивались сейчас, свисая с подоконника.
В конечном итоге я согласилась на два первых условия Альрика, но требование рассказать о себе грянуло громом среди ясного неба.
Нет, абсолютно невозможно выполнить его. Рассказать об отце, о тетке, о матери, которую не знаю... Да и что рассказывать? Моя биография уложится в две строчки, и ничего экстраординарного в ней нет. Годы, проведенные в интернате? Жизнь у тетушки? Сны-воспоминания или сны-фантазии? Хотя профессору не нужны догадки и предположения, его интересуют факты.
Рассуждая здраво, третье условие Альрика вполне осуществимо, ведь отец не брал с меня клятв и обещаний хранить молчание, которого добивался муштровкой и привлечением тётки к воспитательскому делу. Поэтому особых препятствий для откровений не имеется, кроме психологических. Мне казалось, поделясь личным, я обнажу свои слабые стороны и окажусь беззащитной и уязвимой перед чужим незнакомым человеком.
Решено. Как девушка обеспеченная, оставлю фляжку при себе, и при надобности она утешит содержимым в трудную минуту, например, сегодня: согреет и зарядит порцией оптимизма. Профессора же при случае заверю крепко-накрепко, что мой рот на огромном висячем замке, и, если потребуется, принесу клятву или обет. Опасно, конечно, но что поделать.
Я бы сидела на подоконнике до поздней ночи, но взглянув на стрелки часов, вспомнила, что через пять минут прозвенит звонок, возвещающий закрытие института. Подхватившись, побежала в ближайшее укрытие — туалет, притормозив на том месте, где произошла судьбоносная встреча с Касторским и его дружками. Единственное, что в моих силах — пожелать им вернуться когда-нибудь к нормальной жизни.
Попрощавшись с Монтемортом, взиравшим на меня в позе сфинкса, я побрела в общежитие. Народ веселился, как мог, изгоняя остатки стресса из организмов, а у меня на сердце не осело ни грамма радости. Доползем до швабровки и поднимем тонус горячительным, чем мы хуже других?
А ключ и на треть не вошел в замочную скважину. Утекло минут пять, прежде чем до меня дошло, что с замком дело неладно, и еще несколько минут, прежде чем я сообразила, что мои шансы попасть домой, в любименькую швабровку, приближаются к нулю.
Достав фонарик, посветила в скважину. Глядела, изучала и не поняла, то ли что-то мешает, то ли, наоборот, так и должно быть. Вывод оказался неутешительным. Замок сломался в самое неподходящее время, и одновременно пришло осознание — где ночевать.
Можно рвануть к Олегу и притащить его в общежитие для ремонта, но глянув на часы, стрелки на которых приближались к десяти вечера, я задумалась. Время позднее, в районе наверняка патрулируют первоотдельщики. Неизвестно, насколько затянется ремонт, и когда Олег вернется домой. За его безопасность будет переживать Марта, а в ее положении нельзя волноваться.
Нет, за Олегом сегодня идти не стоит. Благоразумнее пойти завтра, а для начала нужно где-то перекантоваться, не спать же у собственных дверей на газетном коврике, свернувшись в калачик.
Аффа говорила, что уедет с ночевкой, стало быть, ее местокойко пустует. Думаю, девушка будет не в обиде, если я посплю одну ночку на ее кровати, но вот соседушка Лизбэт после сегодняшнего облома с профессором наверняка отомстит мне по полной программе. Была не была, придется просить и умолять красотку, и может быть, встать на колени.
Постучав в дверь соседок, я приложила ухо к двери — тишина. Ни звука, ни шороха, ни сопения с другой стороны. Поглядела в замочную скважину — в ней темень. Значит, никого нет. Но есть Капа за стенкой, и пустующая кровать его брата. Если учесть, что мы с Капой умудрились переночевать в тесном контакте, то теперь он мне как бы дальний родственник. Ну, и подумаешь, что я девушка, а он парень. Отвернется к стенке, а мне много внимания не надо.
Но и Капа как назло отсутствовал, видимо, решил порадовать хорошей оценкой отца и брата. Сговорились они, что ли?
Если поначалу неприятное недоразумение с ключом воспринималось мной отстраненно, то теперь перспектива коридорной ночевки нависла угрожающе.
Что же делать? Может, переночевать в пустующей комнате, которая закреплена за каким-то городским, ни разу не появившимся в общаге? Товарищ и не заметит, что у него побывали в гостях, зато ему будет приятно узнать, что комната спасла кому-то жизнь. Однако для выполнения новой задачи следовало выпросить ключ у комендантши.
После острастки, устроенной администрацией института, тётка-вехотка лишь первые три дня, высиживала в общежитском холле, сторожа с раннего утра и до позднего вечера. Потом она начала потихоньку отлынивать от поста, и мне стало некому желать доброго утра, чтобы услышать ответное, поднимающее настроение:
— И тебе, звезда моя, вернуться обратно!
Затем комендантша исчезла и с вечернего бдения у входной двери, а в последние дни совсем распоясалась, вернувшись к прежнему попустительскому управлению общежитием, контролируя стук входных дверей не дольше получаса во время большого перерыва.
Пришлось долбить, наверное, минут пять, прежде чем мне открыли дверь. Сперва я не узнала намалеванную и разодетую тётеньку, и решила, что ошиблась. Хотя как ошибиться, дверь-то одна на всё крыло. Из распахнутого проема пахнуло ароматами маринадов, закусок и жареной курицы.
— Чего тебе? — спросила тётка-вехотка, оглядываясь, и я расслышала звон бокалов, невнятное бормотание и мужской смех. Правильно, и у комендантш бывают праздники, не всё студентов караулить, надо и себе тонус поднимать.
— У меня дверь не открывается.
— Мне-то что? — поправила тётка крашеный локон. У нее и прическа появилась?! — Говори скорее.
Конечно, надо торопиться, а то без нее сожрут и выпьют.
— Может, как-нибудь открыть? — заклянчила я ноющим голоском. Наверняка у комендантши богатый жизненный опыт, и она посоветует что-нибудь дельное, например, как поддеть замок шпилькой или пилочкой.
— Дам лом, — она протянула металлическую закорюку. — Завтра вернешь.
— А... как? — растерялась я. — То есть зачем?
— Как зачем? Косяк выламывать. Иди, звезда моя да сильно не шуми, а то сразу набегут жалобщики, — сказала тётка, сталкивая меня с порожка. Правильно, иначе дверь не закроется.
— Эммушка, где вы пропали? — крикнул мужской голос из-за полоски света.
— Иду-иду, — пропела комендантша в темноту прихожей и начала интенсивно отодвигать меня: — Ступай, мне некогда, важное собрание.
— Там соседняя комната пустует, дайте ключик, а завтра я решу вопрос с замком, — вцепилась в тетку.
— Не положено, — отрезала она, выдираясь. — Комната числится. Может, там материальные ценности лежат, почем мне знать?
— Эммушка, мы вас заждались! — снова позвал невидимый мужчина.
Да подавись ты своей закуской, жук навозный! Тут моя судьба решается, а он по Эммушке соскучился.
— Спешу-спешу, Мусик, — отозвалась призывно тетка и сильным движением оторвалась от меня. — Завтра вернешь. — Кивнула на кочергу и захлопнула дверь.
Со злости пнув по стене, я взвыла от боли. Поковыляла, прихрамывая обратно в родимую сторонушку и волоча за собой гнутый металлический обрезок.