Говорящий Бог, Палачи

«Положи пистолет ему в карман», — сказал один из них. "Ничего не стоит оставлять. он просто исчезнет, ​​и они потратят время и силы на охоту, привет

вниз ".

Я почувствовал, что меня переворачивают на бок, и я позволил своему телу безвольно катиться. Один из них наклонился и сунул Вильгельмину мне в карман. Прищуренными глазами я увидел, что мои руки, все еще протянутые над головой, были связаны на запястьях носовыми платками. И еще кое-что увидел. Я был на каком-то подиуме — за ним я мог видеть оранжевое сияние огромной пламенной плавильной печи. Я был внутри одного из медеплавильных заводов Таунсвилла. Нога снова перевернула меня на живот, и я мог видеть вниз по краю подиума. Длинная и широкая конвейерная лента шла параллельно мосту, примерно в четырех футах ниже него, несла руду к входу в огромную печь. Завод явно работал в полсмены, а может, и меньше, и, возможно, несколько рабочих дежурили всю ночь. Многие из этих заводов были автоматизированы и работали сами по себе. Я внезапно понял, что они собирались делать. Я услышал, как один мужчина снова позвал третьего, и увидел его фигуру в дальнем конце конвейерной ленты. Меня собирались превратить в медный чайник.

«Сейчас», — позвал третий мужчина. Меня схватили грубыми руками и столкнули с края подиума. Я скрутил свое тело и сумел приземлиться на грубую, острую руду на моем боку. Мне показалось, что в ребра вонзили сотню копий, и я лежал там, борясь с волнами боли. Я перевернулся и почувствовал скорость, с которой двигалась конвейерная лента. Оглядываясь через плечо, печь с каждой секундой становилась все горячее и больше.

«Смотри! Он пришел в себя», — услышал я крик одного из мужчин. Другой засмеялся. Я быстро поднял глаза. Смеющийся был самым высоким; у него было суровое лицо, и он был одет в одежду владельца ранчо, как и другой.

Я лежал там, мои ребра все еще сильно болели, когда я чувствовал, что двигаюсь по конвейерной ленте с беспомощным чувством человека, стоящего перед неумолимой смертью. Высокий мужчина снова засмеялся, очевидно наслаждаясь видом своей жертвы, живущей и находящейся в сознании, когда он вошел в печь. Я подтянул ноги и попытался продвинуться вперед по конвейерной ленте, но со связанными вместе лодыжками это было жалкое, напрасное усилие. В считанные секунды мои колени были разорваны и кровоточили из-за острых краев руды, которая состояла в основном из куприта и хризоколлы, окаймленных кварцем. Я взглянул на конвейер и увидел приближающееся оранжевое сияние печи, рев ее недр — ужасный приветственный возглас. Я снова подтянул колени и пополз вперед, вернув себе, наверное, шестьдесят секунд жизни, прежде чем мои связанные лодыжки заставили меня упасть в сторону.

В отчаянии я снова посмотрел на печь. Сдерживая себя от боли, двигаясь к внезапной вспышке надежды, которую я нашел, я пополз вперед по конвейеру, чтобы выиграть немного больше драгоценного времени. Теперь я начал тереть носовые платки вокруг запястий об острые края руды. Я пробормотал благодарственную молитву за то, что все, что они смогли найти, — это носовые платки, а не прочная веревка. Материал начал рваться, и я возобновил свои усилия. Не было времени снова ползти вперед, и я жестко провел связанными запястьями по острым краям руды. Взглянув на ленту, я увидел, что нахожусь примерно в семидесяти секундах от печи.

Высокий мужчина теперь смеялся громче, а неумолимый конвейер продолжал приводить меня к краю печи. Жара пугала мое тело. Как только я достигну края конвейера, каждая частичка меня сгорит в жаре расплавленной меди. В медной руде будут некоторые недостатки, которые будут отфильтрованы системой, но ничего больше. Конвейер начал опускаться вниз, и жара была невыносимой, так как мои запястья рвались и рвались на куски. Я подтянулся на острой руде, откладывая пятнадцать секунд заемного времени. Я повернулся с острым комком руды в руке и в отчаянии срезал носовые платки на лодыжках. Я покатился боком, с края конвейера, как раз в тот момент, когда я почувствовал, что перебираюсь с рудой. Мои руки поймали движущийся край, всего на секунду, достаточно, чтобы дать мне долю секунды, чтобы выпрямиться и упасть на этаж ниже.

Я приземлился на ноги и опустился на корточки, глубоко дыша в тени огромной печи. Я видел троих мужчин, третий подошел к своим друзьям. Они спускались с подиума и сразу же бросились за мной. Но я собрался. Я пришел в течение секунды после того, как чуть не сгорел заживо, и решил, что должен себе дополнительный момент отдыха.

Трое мужчин достигли пола, и я увидел, что они разошлись: двое начали обходить большую печь с одной стороны, а высокий, который так смеялся, перешел с другой. Я начал двигаться в том направлении, в котором он принял. Я намеревался сделать что-нибудь с его чувством юмора. Я обошел печь и увидел, что с другой стороны растение расширилось в зону формования. Там реки расплавленной меди ступенчато текли из одной короткой железной створки.

переходя от одной воронки к другой, образуя водопады ярко-оранжевого цвета. У основания медленно вращалось огромное литейное колесо, окруженное по краям светящимися оранжевыми квадратами расплавленной меди, которые стекали в формы с железных направляющих. Некоторые из больших медных литейных форм после охлаждения можно было бы очистить и переплавить для использования различными способами.

Я начал мчаться по внешнему периметру правой стороны огромного литейного колеса, когда в поле зрения появился высокий человек с твердым лицом, бегущий под углом, чтобы заблокировать меня. Он повернулся ко мне лицом, когда я подошел к нему. Он замахнулся на меня, но я решил, что это будет его первый ход, и нырнул низко, поймав его коленями. Я поднял его и подбросил, как шотландец бросает кабер. Он выгнулся в воздухе и приземлился в одну из форм расплавленной меди. Его крик, казалось, сотряс самые стены, ужасная песнь смерти. Он ни разу не засмеялся, и я продолжил бегать по внешнему краю огромного железного колеса.

Двое других, конечно, слышали и знали, что произошло, поэтому, когда я увидел дверь, ведущую в другую часть нефтеперерабатывающего завода, я побежал к ней. Я увидел их появление в тот момент, когда я исчез за дверью, и услышал их шаги, преследующие меня. Я оказался в узком проходе, полном больших труб и каналов, и помчался к выходу в дальнем конце. В узком проходе эхом разнесся выстрел, отражающийся от труб и труб. Я ударился об пол и выкатился через выходную дверь, восстанавливая ноги в том, что, казалось, было большим складом для материала. Я видел тонкие листы меди, тяжелые прутки и толстые плиты, когда пробегал мимо них. В помещении было почти темно, одна или две одинокие лампочки высоко в потолке отбрасывали тусклый свет. Я увидел еще один дверной проем и пробежал через него, чтобы оказаться в комнате, один конец которой был заполнен огромными деревянными катушками с тяжелой медной проволокой, каждая катушка была восьми футов высотой. Катушки удерживались деревянными подушками под передними краями их первого ряда. Я побежал вперед и втиснулся в темноту промежутков между огромными катушками. Упав на колени, я уперся руками в пол и, когда двое мужчин вошли в комнату, я сильно ударил по подушке, удерживающей катушку справа от меня, а затем — по левой. Деревянные подушки, выбитые вбок, высвободили гигантские катушки, и они начали катиться, мгновенно набирая обороты. Еще один удар выпустил первую из трех гигантских катушек с медной проволокой слева.

Я повернулся и увидел, как двое мужчин отчаянно пытаются увернуться от огромных катушек, катящихся по ним с поразительной скоростью. Они были слишком заняты уклонением, стараясь не быть раздавленными насмерть, чтобы обращать на меня внимание. Я вытащил Вильгельмину из кармана, оперся на одно колено и прицелился по уклоняющимся фигурам. Мне нужно было позаботиться только об одном. Я поймал его точным выстрелом, когда он остановился между двумя катушками. Его друг, пораженный выстрелом, обернулся посмотреть, что случилось. Одна из катушек ударила его, сбив с ног и наехав на него тысячью фунтов сокрушительного, убивающего веса. Он не кричал. От него вырвался лишь низкий, задыхающийся вздох.

Я увидел табличку с надписью EXIT. Это было над стальным огнем. Я вышел на прохладный ночной воздух. Несколько ночных рабочих уже вызвали копов, и когда я двинулся прочь, я услышал приближающийся звук сирен.

Мне повезло, и я знал это. Я также начал ценить кодовое название «Палач». Хорошо. Я не собирался быть жертвой.

Я нашел себе небольшой паб, который только что закрывался, и спросил, как пройти. Оказалось, что я находился на приличном расстоянии от нового пригородного поселка, и в то время было чертовски трудно найти транспорт. Я налег на старейшую известную транспортную систему человека — его собственные ноги — и двинулся в путь, задавая устойчивый, непростой темп. Но у меня все еще было достаточно времени, чтобы разобраться в том, что произошло. Я возвращался к дому Джона Доуси, но у меня было сильное чувство, что он не будет со мной разговаривать. Трое мужчин не ждали моего появления, когда я к ним подошел. Они не знали, что я приду.

К тому времени, как я добрался до пригородной застройки, я пустился рысью. В доме Доуси, все еще черном как смоль, я подошел к задней двери. Она была открыта, и я вошел, включив свет на кухне. Дом был пуст или казался пустым. Я знал лучше.

Я начал рыться в чуланах и дошел до чулана в холле, когда нашел то, что думал. Покойный Джон Доуси, недавно служивший в танковом корпусе австралийской армии, упал на меня, когда я открыл дверь. Он был аккуратно подрезан, и его глаза смотрели на меня обвиняюще, как будто, если бы не я, он все еще был бы жив и здоров. Я признал, что в этом он, наверное, был прав. Кем бы они ни были, они позаботились о том, чтобы я ничего не вытащил из Джона Доуси. Мертвецы не разговаривают, как кто-то давно выяснил

много лет тому назад.

Я начал злиться, когда вышел через черный ход. Хорошая зацепка попала мне в лицо. Меня, черт возьми, почти увековечили в меди, и я чертовски болел, особенно порезанные колени. Маленькая хозяйка по имени Джуди казалась мне большой. Я собирался провести с ней долгий и плодотворный разговор — прямо сейчас.

Я взял машину и поехал в «Рыжий кувшин». Как я понял, к настоящему времени он был закрыт, но рядом с ним был узкий переулок с небольшим окном в переулке. Рядом стояла мусорная корзина; Я поднял крышку, подождал, пока проезжающий грузовик наполнит ночь своим ревом, и разбил окно. Подняв руку, я разблокировал и осторожно открыл. На одну ночь у меня было достаточно зазубренных предметов.

Оказавшись внутри, я обнаружил офис — маленькую закутку в задней части помещения. Маленькая настольная лампа дала мне столько света, сколько мне было нужно. Должны были быть какие-то досье сотрудников, и, наконец, я нашел их — черт побери, многие из них в пыльном шкафу — маленькие карточки, по-видимому, для всех, кто когда-либо работал в этом месте. У меня даже не было фамилии, поэтому алфавитный порядок мне не очень помог. Мне приходилось просматривать каждую вонючую карточку и искать на ней имя Джуди. Наконец я нашел его — Джуди Хенникер, 24 года, родилась в Клонкерри, нынешний адрес: Двадцать Уоллэби-стрит. Это было название улицы, которое я случайно заметил, когда ехал туда и не слишком далеко. Я положил файл на место и ушел тем же путем, которым пришел.

Двадцать Уоллаби-стрит представляла собой обычное кирпичное шестиэтажное здание. Имя Джуди Хенникер было на аккуратной карточке, вставленной в прорезь дверного звонка. Это был неподходящий час для официального посещения, поэтому я решил устроить вечеринку-сюрприз. Ее квартира находилась на втором этаже, 2Е, очевидно, на восточной стороне здания. Я увидел пожарную лестницу, удобно бегущую по внешней стене, и подпрыгнул, чтобы ухватиться за нижнюю ступеньку лестницы. Окно квартиры на втором этаже было открыто, ровно настолько, чтобы я смог пролезть, расплющившись.

Я двигался очень медленно и тихо. Это было окно спальни, и я мог видеть спящую девушку в постели, ровный ритмичный звук ее дыхания, громкий в тишине. Я тихонько подошел к кровати и посмотрел на нее. Макияж сошел с ее лица, а каштановые волосы ниспадали на подушку вокруг головы. Ее спящее лицо приобрело мягкость, которая, должно быть, когда-то была, и она выглядела довольно милой, почти милой. Она также спала обнаженной, и одна грудь, красиво круглая и высокая, с розовым концом с маленьким аккуратным кончиком, освободилась от покрывающей ее простыни. Я плотно зажал ей рот рукой и держал ее там. Ее глаза резко открылись, потребовалось мгновение, чтобы сосредоточиться, а затем расширились от страха.

«Не начинай кричать, и ты не пострадаешь», — сказал я. «Я просто хочу продолжить с того места, где мы остановились».

Она просто лежала и смотрела на меня с ужасом в глазах. Я протянул руку и зажег лампу у ее кровати, все еще прижимая руку к ее рту.

«А теперь я уберу руку от твоего рта», — сказал я. "Один крик — и он у вас есть. Сотрудничайте со мной и желаю приятного небольшого визита.

Я отступил, и она села, мгновенно натянув простыню, чтобы прикрыться. Я улыбнулся, подумав о том, как несовместимы женщины со скромностью. На спинке стула возле кровати лежал шелковый халат. Я бросил ей.

«Надень это, Джуди», — сказал я. «Я не хочу, чтобы что-нибудь мешало твоей памяти».

Ей удалось натянуть халат, удерживая простыню перед собой, — затем она вскочила с кровати.

«Я уже говорила тебе раньше, Янк, — сказала она, — я ничего не знаю ни о каком Джоне Доуси». Ее дымчато-серые глаза теперь вернулись к своему нормальному размеру, и страх ушел из них. Ее фигура под обтягивающими складками шелкового халата была твердой и компактной, и ее молодость каким-то образом была теперь в большей степени ее частью, чем в «Красном кувшине». Только тлеющие глаза выдавали ее мирскую мудрость. Она подошла и уселась на подлокотник кресла с обивкой.

«А теперь послушай, Джуди», — начал я очень тихо, со смертоносностью в голосе, которой не было никакого эффекта. «Не так давно меня чуть не сожгли. И твой приятель Доуси больше не будет приходить к тебе, чтобы звонить ему по телефону. Он мертв. Очень мертв».

Я смотрел, как ее глаза постоянно расширяются. Они начали протестовать раньше, чем ее губы.

«Подожди минутку, Янки», — сказала она. «Я ничего не знаю ни о каких убийствах. Я не собираюсь попадаться в такую ​​гадость».

«Вы уже втянулись в это», — сказал я. «Доуси был убит теми же мужчинами, которые пытались преподать мне курс плавки меди на собственном горьком опыте. Кто они, черт возьми? Ты позвонил Доуси. Начни говорить, или я сверну тебе шею, как курицу».

Я протянул руку и схватил ее за переднюю часть халата. Я дернул ее со стула и качнул одним

ужас охватил эти дымчатые глаза.