Через неделю Силезская армия покинула окрестности Бауцена и отправилась на северо-запад с намерением перейти Эльбу севернее крепости Торгау. Гусарская дивизия под коман-дованием генерал-лейтенанта Васильчикова (и О...ский полк) шла в авангарде. Ржевскому страсть как неохота было покидать уютную постель Энгельхен (она не отпускала его ни на одну ночь в расположение полка), но....труба зовет! После обмена пылкими заверениями в любви ротмистр взлетел в седло, отдал честь щедрой женщине и поскакал навстречу новым приключениям.

Прибыв скрытно 20 сентября к городку Эльстер, гусары стали наблюдать за противопо-ложным, левым берегом: там в 3 верстах от реки, на высоком берегу находился городок Вар-тенбург, где по показаниям местных жителей расположилась какая-то часть корпуса Бертра-на — то ли батальон, то ли полк.... Это следовало уточнить и в любом случае блокировать передвижения этой части, так как именно здесь Блюхер захотел построить два понтонных моста для перехода армии. А это значит, что гусарам и их лошадям придется лезть в холод-ную сентябрьскую воду. И первым в ночную разведку был отправлен эскадрон Ржевского.

В одежде в воду ротмистр лезть не собирался и потому приказал всем раздеться догола, привязать оружие к седлам, одежду и пороховницы на голову лошадям, взять их в повод и плыть рядом. Впрочем, ширина реки была около 200 м при плавном течении, и все гусары (которых Ржевский постоянно вынуждал учиться плавать) доплыли до берега, а лошади тем более. Ружья, пистолеты и сабли, конечно, намокли, но порох остался сухим, а это главное. Одевшись, гусары расседлали лошадей, обтерли их сухими попонами и заседлали вновь. Гу-сары одного взвода обмотали копыта коней тряпками, сели в седла и почти беззвучно потру-сили в сторону Вартенбурга. Прочие устроили в подножьи невысокой речной террасы (скры-вающей их от взоров с более высокого берега) казачьи подземные костерки (с поддувалом и отверстием для дыма) и стали кипятить в котелках воду и заваривать чаем, попивая его затем с сахаром — отогреваясь таким образом от вынужденного купания.

Часа через два взвод возвратился, везя на запасных конях двух пленных французов: рядо-вого и унтера. Ротмистр допрашивал их по отдельности и первым — рядового. Тот не запи-рался и рассказал, что служит в егерском полку, входящем в состав корпуса под командой генерала Бертрана. Впрочем, в Вартенбурге расположился всего батальон этого полка — про-чие части квартируют в соседних городках и деревнях вдоль Эльбы. А больше солдат Муль-ен ничего не знал.

Унтер поначалу хитрил-мудрил, но Ржевский резко его предупредил, что основные све-дения он уже получил от Мульена, а унтер может попасть под расстрел, если будет продол-жать врать. После этого Роже Шарден стал отзывчивее и уважительнее и дал более подроб-ные показания, в целом совпавшие с показаниями Мульена. Оказалось, что в корпусе Бертра-на осталось не более 15 тыс чел., что он сильно рассредоточен вдоль Эльбы (верст на 30) и ведет, в сущности, наблюдение. Однако между частями корпуса существует примитивная, но круглосуточная оптическая связь, с помощью которой можно передавать сообщения о десан-тировании союзников на левобережье Эльбы. Благодаря этому части корпуса можно быстро собрать в одном месте. На вопрос, где находится пункт связи в Вартенбурге, унтер опять заюлил, но ротмистр предупредил, что они поедут туда вместе с ним и тогда Роже указал местоположение точно: колокольня церкви. У Ржевского тотчас родился план по дезинфор-мации французских частей — но сначала надо было отправить донесение Васильчикову. На правый берег был отправлен самый хороший пловец (без оружия и лошади, но с рапортом), а ротмистр стал подбирать кандидатуры для вылазки в городок и продумывать ее детали. Наконец он решил, что поскачет туда сам со своим самым проверенным отделением (и неизменными Говоровым и Демидовым), штуцерами, запасом пороха и пуль и несколькими десятками ручных гранат. С эскадроном же останется до утра его заместитель, поручик Корф.

Ночь была темная, но иногда из-за облаков выглядывала луна. Колокольня в такие мо-менты была видна хорошо и отряд оказался возле нее быстро. Дозор на окраине городка был перебит в предыдущей вылазке (унтер Шарден как раз им командовал), так что гусарам ни-кто не препятствовал. Роже постучал в дверь колокольни и на вопрос охранника сказал условленное:

— Донесение для генерала Бертрана.

В двери открылось оконце, в котором показалась физиономия носатого солдата. Ржевский мигом оттер плечом унтера и всунул указательный и средний пальцы в ноздри солдата, тот-час задрав нос к небу. Солдатик встал, вероятно, на цыпочки, а ротмистр скомандовал по-французски:

— Открой дверь! Иначе я оторву тебе нос от лица!

Внизу звякнула щеколда и дверь открылась. Четверо гусар отделения шустро просунулись внутрь, а оставшиеся стали вводить внутрь нижнего этажа восьмерку лошадей. Когда Ржев-ский закончил вязать охранника, ему сверху крикнули:

— Все в порядке. Можете подниматься, ваше благородие.

Подталкивая связанного Роже, Дмитрий поднялся по винтовой лестнице колокольни до ее верхней площадки, где находилось трое телеграфистов, уже повязанных.

— Кто командир? — спросил ротмистр.

— Я, — неохотно признался еще один унтер.

— Начинай объяснять правила телеграфирования.

— Это воинский секрет, — твердо сказал унтер.

В ответ Ржевский достал засапожный нож и точно рассчитанным движением воткнул его скользом в бок унтеру. Тот вскрикнул и упал на пол без сознания. "Смотри слабенький ка-кой, словно девушка! — удивился Дмитрий. — Но это очень хорошо".

— Кто первым возьмется объяснять правила, останется жив, — сказал он двум другим специа-листам.

— Я объясню, — тотчас сказал рядовой субтильного телосложения.

— Начинай, — кивнул ротмистр. И добавил своим по-русски: — Перевяжите унтера, а то еще кровью изойдет.

Через полчаса он вник в устройство аппарата и в перевод его сигналов на французский язык и обратно. И очень вовремя: аппарат вдруг ожил, принимая вспышки с южного направления, где находился штаб корпуса. "Доложите обстановку", — было в сообщении. Ржевский взялся за створки оптической системы и отсемафорил: "У нас все спокойно". "Конец связи" — отсе-мафорили ему. После этого телеграфистов свели вниз и привязали поодиночке меж лошадей к балкам. Сами же, набравшись терпения, стали ждать рассвета.

Однако часов в пять в дверь колокольни застучали. Ротмистр спустился по лестнице вниз и грубовато спросил:

— Что надо?

— Срочное сообщение в штаб корпуса! — сказали ему. — Через Эльбу наводится переправа! Но кто со мной говорит?

— Унтер-офицер Роже Шарден! — отрапортовал Ржевский.

— Какой-такой Шарден? Где унтер-офицер Вуазен?

— Он ранен.

— Что значит ранен? Открой немедленно!

— Не положено.

— Открывай негодяй!

— А я говорю, что не открою!

— Постой! Шарден? Тот самый, чей дозор найден перебитым?

— Дошло наконец. Да, это сделал я. И телеграфистов ваших здесь перебил.

— Мердэ, мердэ, мердэ! Солдаты! Стреляйте в дверь!

— Вряд ли поможет, — саркастически сказал ротмистр. — Она толстая и дубовая.

В ответ прозвучали три выстрела из мушкетов, не приведшие к образованию дыр в двери.

— Граната! — крикнул ротмистр и через несколько секунд за дверью грохнул взрыв, а за ним — крики французов и стоны.

— Ну и ладушки, — вполголоса сказал Ржевский и полез обратно на верхнюю площадку, послав вниз Демидова.

С вершины колокольни уже было заметно осветление восточной части неба, но внизу все еще царила темнота. На этот счет у гусар была еще одна домашняя заготовка: смоляной фа-кел. Его привязали к длинной веревке, зажгли и бросили вниз: не долетев до земли метра три, этот светоч неплохо озарил местность в полусфере радиусом два десятка метров. Солдаты, обступившие колокольню, поспешили выйти из этой полусферы, но двух недостаточно рез-вых гусары успели подстрелить. В ответ раздались многочисленные выстрелы снизу — так что пули засвистали вокруг, зацвиркали по каменным выступам и вдруг попали колокол, ко-торый отозвался гулким звоном. Вскоре на пол площадки посыпались стекла: это очередной залп задел оптический семафор.

— Надо подкинуть им гранат, — сказал Ржевский, и через минуту железные мячики полетели за пределы освещенной полусферы. Последовали взрывы, а за ними новые крики, стоны и зал-пы.

— Пушку сюда! — раздалась внизу команда на французском языке.

— Пушку, пушку, — оживились солдаты и на какое-то время прекратили свою бесполезную пальбу. Меж тем утренние сумерки добрались и до левобережья Эльбы, и гусарам стало видно конную упряжку с пушкой, которая довольно быстро приближалась по улице Вартен-бурга к колокольне. Ржевский взял штуцер, приложился к нему, поймал в прицел правого ко-ренника и выстрелил. Но сумерки сыграли роль помехи, и упряжка продолжила свой путь.

— Сосредоточенный огонь по упряжке, — распорядился ротмистр. Штуцеры захлопали и ло-шади рухнули все-таки на дорогу. Артиллеристы попрыгали с зарядных ящиков и стали раз-ворачивать пушку стволом к колокольне, но последовали новые выстрелы, и пушкари сочли за благо броситься под защиту домов. Тогда к пушке побежали пехотинцы, с нетерпением ее ожидавшие, облепили со всех сторон (несмотря на выстрелы с колокольни) и выставили как надо. На колокольню же вновь посыпались пули, заставившие гусар прятаться за ее стены. Последовал первый выстрел из пушки, потрясший колокольню, ибо ядро попало в ее стену. Ржевский зарычал от злости и своего бессилия и вдруг внизу раздалось раскатистое "ур-ра-а!": то к окраине городка выскочил наконец его эскадрон! Под натиском гусар пехотинцы побежали кто куда, забыв о колокольне и о пушке. А верхолазы стали спускаться по лестни-це, радостно гогоча."

Глава шестьдесят вторая. Семейство Эйлер.

С мая Макс стал вхож в дом директора Артиллерийского департамента Эйлера. Генерал (оказавшийся внуком знаменитого математика Эйлера, поселившегося в России по пригла-шению Екатерины и ставшего президентом ее Академии наук) проявил чрезвычайную расто-ропность, изготовив на Сестрорецком заводе модель пушки Уитворта в 1:5 натуральной ве-личины. Тотчас он отстрелял ее на артиллерийском полигоне и был поражен точностью про-гноза Городецкого: 50-сантиметровая пушчонка выстреливала цилиндрический кривогране-ный снаряд на 1 версту, неизменно попадая в центр мишени 2х2 м! Директор воспламенился и заказал отливку ствола в натуральную величину. А еще пригласил Городецкого к себе в гости, желая быть поближе к уникальному кладезю знаний.

В первое посещение Эйлеров Городецкий почувствовал себя мотыльком, которого накрыли сачком, насадили на иголку и прилежно изучают. Он внутренне возмутился, потом списал все на германский характер (мать семейства хоть и звалась Елизаветой Николаевной, но в девицах носила фамилию Гебенер) и решил их взбудоражить — для чего завел во время десерта (а его пригласили на семейный обед) речь о будущих благах цивилизации. Вскоре за столом говорил один он, а молодежь (Александр 18 лет и Елизавета 17-ти) ему завороженно внимала. Вторая пара молодых людей, постарше (Нина 29 лет и Николай 26-ти), сначала смотрела со скепсисом, но уверенные ответы гостя на вопросы юнцов его поколебали, а ко-гда они узнали (отец подсказал), что именно Городецкий является создателем чудесной ил-люминации Зимнего дворца, то скепсис их испарился и они тоже с жаром стали задавать свои вопросы. Наконец Макс поднял руки и сказал:

— Все, язык мой стал заплетаться. О других чудесах будущего поговорим в следующий раз. Если нам доведется еще встретиться.

— Это будет зависеть только от вас, Максим Федорович, — торжественно заверил генерал. — Двери нашего дома будут для вас всегда открыты. А чтобы привлечь вас сюда не только вкусным обедом, мои дети сейчас представят культурную программу семейства Эйлеров. Ну ка детки, расстарайтесь! Жаль, конечно, что здесь нет моей старшей дочери, Александры, но вы справитесь и без нее.

Молодые люди собрались в кружок, о чем-то пошептались, пришли к единому мнению и пригласили перейти в гостиную. Там Нина подсела к фортепьяно, в руках Елизаветы оказа-лась скрипка, у Александра — флейта, а Николай встал у пианино, прокашлялся, приосанился, дождался слаженного начала музыки и запел на русском языке арию Фигаро из оперы "Сва-дьба Фигаро". Да так бойко и уверенно, что Макс буквально вытаращил глаза. Поэтому он не жалел рук для аплодисментов по завершении знаменитой арии. Потом клавиши стала нажи-мать Елизавета, а Нина изогнула стан и спела арию графини из той же оперы — таким томным и жалостливым голосом, что Макс ей от души посочувствовал. А Лиза отлучилась на пару минут в другую комнату, вернулась в костюме хорошенького мальчишки и сходу запела дискантом арию Керубино. "Ну прямо-таки наш Витас!" — умилился Макс и захлопал на пре-деле сил. Завершил же концерт вновь Николай, спевший напутствие для Керубино ("Мальчик резвый, кудрявый, влюбленный...").

— Мне тоже захотелось спеть, — сказал вдруг гость. — Это возможно?

— Просим, просим, — дружно закричали Александр и Елизавета.

— Только мне будет нужен аккомпанемент. Нина Александровна, вы мне подыграете?

— Если у вас в кармане есть ноты, — улыбнулась зрелая красавица.

— Нот у меня нет, но мелодия простая — попробуем ее разучить с голоса?

— Попробуем, — пожала плечиком Нина и села за пианино.

Минут через пять она уже бойко бренчала "Прекрасную маркизу" и тогда Макс тоже приосанился и сказал:

— Эта песенка написана про то самое будущее, когда в быт людей будут внедрены телефоны — я про них вам рассказывал. Представьте, что некая маркиза, отдыхая на Лазурном берегу Средиземного моря, решила узнать по телефону, все ли в порядке в ее поместье, находящем-ся, скажем, в Нормандии. И вот она снимает телефонную трубку и небрежно вопрошает...

Тут Макс кивнул Нине, дождался ее проигрыша и залопотал, подделываясь под женский го-лос:

— Але, Жермен, какие вести, давно я дома не была

Пятнадцать дней как я в отъезде: ну как идут у нас дела?

И тотчас перешел на картавый баритон:

— Все хорошо, прекрасная маркиза, дела идут и жизнь легка

Ни одного печального сюрприза за исключеньем пустяка...

По мере обострения сюжета лица всех членов семьи Эйлеров понемногу расплывались в улыбках, а последний речитатив Макса они сопровождали едва сдерживаемым хохотом и наградили его в финале дружными аплодисментами.

С тех пор он стал бывать у Эйлеров регулярно: сначала раз в неделю (обычно по средам), потом два раза, а еще пристроился к театралам (Нина, ее мать и Елизавета) и снял для них ложу в Александринском театре. Против ложи Эйлеры дружно возражали, но Макс сразил их доводом:

— А если мне деньги девать некуда? Уже карманов не хватает, а они все поступают и посту-пают...

Сказал и ни капли не слукавил: петербургские богачи наперебой стремились завести у себя электрическое освещение и на затраты не скупились — поэтому компания "Петербургские электросети" процветала.