Да, это была политика. И да, Василина была крайне далека от нее, тогда как старшая сестра впитывала эти тонкости, как губка. По праву рождения вторая принцесса обязана была учиться тому же, что и наследница — вдруг произойдет несчастный случай или отречение, и право наследования перейдет к ней?
Однако Василина молилась всем богам, желая сестре долгой жизни на престоле. Нет, она, конечно, исправно училась, но сказать, что ей было скучно — не сказать ничего. Периодами она ощущала настоящую ненависть к бесконечному потоку информации, которых в них вливали.
Ангелинка же наслаждалась этим. Она была как рыба в воде во всех дворцовых интригах, выглядела, как настоящая королева, и вела себя так же. Снежный Ангел, вот как сестру называли. А ее, Василину, называли "Молодой Матушкой". Она любила общаться с простыми людьми, слушать их рассказы, любила готовить и не боялась сплетен о своей "невеличественности" за спиной. Обожала возиться с детьми в те моменты, когда они посещали детские сады и школы, отлично шила, вязала и вышивала. Сама возилась с больными в госпитале, который поддерживал королевский фонд, тогда как Ангелина просто удостаивала их своего сияющего посещения и величественно удалялась. Кстати, впечатления старшая сестра даже одним посещением производила больше, чем многочасовые заботы второй принцессы. Такова была Ангелина.
Теперь из окна внедорожника Василина любовалась летней северной природой, и периодически вовлекала в разговор ехавшего на переднем сидении лейтенанта Байдека. Горничная ехала рядом, и поначалу сидела, чопорно сложив руки на коленях и уставившись вперед. Впрочем, надолго ее не хватило, и она задремала, откинувшись на спинку сиденья и издавая при этом посвистывающие звуки. Принцессе же спать не хотелось, ей было интересно все — от обычаев северян до особенностей несения военной службы. Лейтенант отвечал спокойно, без подобострастия, но и без фамильярности, да и вообще манера обращения была полна достоинства и сознания собственной силы.
— Я обратила внимание, что все ваши солдаты северяне, — говорила она, глядя наискосок на его профиль. — Неужели здесь нет служащих из других частей страны?
— Есть, но очень мало, Ваше Высочество, — голос у него был низкий, звучный, по которому сразу можно было узнать военного, привыкшего отдавать приказы и проводить строевую подготовку. И фразы были отрывистые, рубленные, грубоватые для ее уха, хоть он и старался смягчать свою речь. — Тем, кто не родился и не вырос на Севере, очень трудно переносить наши зимы и жизнь на заставах. Теплое лето, каким вы его видите, длится не больше месяца, а зелень держится около пяти месяцев. В остальное время приходится нести службу под проливными дождями или метелями. Мы с детства встаем на лыжи, знаем, как укрыться от непогоды, как остаться в живых, если вдруг заблудился в лесах. Южане этого не могут.
Для них южанами были все те, кто проживал южнее хвойных лесов севера. Говорил он это без всякой гордыни или самодовольства от принадлежности к северянам, просто озвучивая существующий факт.
— А как же справляются ваши женщины, пока вы на заставах? Ваша жена, наверное, очень скучает?
Он немного помедлил с ответом.
— Я еще не женат, Ваше Высочество, хотя у нас к моему возрасту почти все мужчины уже женятся. Женщины в основном живут в городах или поместьях, но, при необходимости, они и на лыжах могут, и на охоту ходят наравне с мужчинами. Женщины у нас крепкие, выносливые, на них полностью лежит управление домом, забота о детях, о стариках.
"Не то, что ты", — подумала про себя Василина, — "везут, в кустики провожают, чуть ли опахалом от мух и комаров не защищают".
Наконец они приехали на берег озера. Смеркалось, и небо, и озеро были глубокого голубого цвета. Принцесса устала от долгой дороги, и, оставив мужчин разбивать лагерь на ночлег, отправилась побродить по берегу озера — с неотступно следующими в некотором отдалении от нее охранниками. Волны с мягким шелестом набегали на светлый песок, сосны подступали прямо к воде, усеивая берег иголками и шишками. В воде играла рыба, а солнечная дорожка, дрожа и краснея, бежала прямо к начинавшему садиться солнцу. Было так тихо, непривычно тихо после шумного, наполненного индустриальными звуками города.
Василина присела и потрогала ладошкой воду. Она оказалась теплой, как парное молоко. Была середина лета, и вода у пологого берега нагрелась и теперь медленно отдавала тепло остывающему воздуху.
— Очень хочется искупаться, — сказала она подошедшему по ее знаку сержанту.
Он кивнул и ушел, вернувшись через некоторое время с лейтенантом и ее горничной, несущей пакет с бельем.
— Ваше Высочество, — почтительно обратился к ней Байдек, ни словом, ни взглядом не высказывая неудовольствия или удивления от ее желания, — здесь буквально в нескольких метрах есть безопасная заводь, без омутов и течения. Я приказал своим людям не беспокоить вас. Прошу вас не заплывать далеко. Если вдруг почувствуете судорогу или что замерзли, пожалуйста, кричите, я хорошо плаваю.
— Я тоже хорошо плаваю, барон, — сказала она вежливо, он склонил голову и ушел. Впрочем, ушел недалеко, остановился в нескольких метрах от нее и встал спиной к ней, как и двое сержантов, пока она переодевалась с помощью напряженно поглядывающей на мужчин горничной и заходила в воду.
Все-таки северная вода была довольно прохладной, но при этом очень мягкой. Принцесса медленно шла по песчаному дну, чувствуя пальчиками нагретый песок и редкие острые камушки. У ее ног суетились мальки, щекотно тыкаясь в кожу и тут же отплывая, над водой мерно жужжали стрекозы. Воздух был летний, прогретый, напоенный лесным запахом. Она решила не растягивать удовольствие, быстро опустилась в воду и решительно поплыла вперед, почти навстречу заходящему солнцу.
Мягкая, прозрачная вода, запах хвои, и, наконец-то, вожделенное, столь редкое одиночество. Время, когда можно побыть самой собой, забыть, что на тебя сзади внимательно смотрят несколько человек, готовые броситься на помощь. Раствориться в плеске воды, мягко массирующей тело, в синхронных движениях рук и ног, когда в голове не остается ни одной мысли, и уже непонятно, двигаешься ли вперед или висишь над бездной, невесомая, будто сама стала водой. Как же хорошо и как жаль, что нужно плыть назад, иначе сейчас с берега раздастся обеспокоенное "Ваше Высочество, опасно, возвращайтесь". Но как же хочется наплевать на все и проплыть еще немного вперед. И еще. И еще. Ведь когда еще удастся так поплавать?
И она плыла и плыла дальше, с удовольствием толкая свое юное тело сквозь воду и не желая возвращаться назад. Плыла до тех пор, пока в сознание не врезался плеск воды сзади и она не обернулась. К ней быстро, сильными гребками приближался барон Байдек. Берег вдруг оказался слишком далеко, и люди, стоявшие на нем, казались крошечными. Стало как-то неуютно, так далеко она еще никогда не заплывала.
Нагнавший ее лейтенант подплыл ближе:
— Моя госпожа, прошу прощения, но вам лучше повернуть к берегу. Дальше пойдут полосы холодной воды, это только ближе к берегу она прогретая. Озеро глубокое, рискуете попасть в ключевой колокол и схватить судорогу.
Он уговаривал ее, как будто она была несмышленой маленькой девочкой! Хотя, возможно, она в свои 16 лет и казалась ему девочкой.
— Да, вы правы, — сокрушенно сказала Василина и медленно поплыла обратно. Он плыл рядом с ней, словно боялся, что сейчас она уйдет под воду, как какая-то неженка, и, как ей казалось, постоянно сдерживался, чтобы не двигаться слишком быстро. "Похоже, — думала принцесса,— что он может несколько раз обогнуть ее по кругу, пока она проплывает несколько метров".
На берег она вышла, игнорируя нахмуренные лица обеспокоенных ее заплывом военных, которые, впрочем, быстро отвернулись. "Они, наверное, думают, что я совсем безголовая и неуправляемая, — решила Василина. Знали бы эти ребята, какой правильной и добропорядочной является моя жизнь".
Горничная ожидала госпожу на берегу, подбежала, укутала ее в большое теплое полотенце. Лейтенант шел сзади, и она несколько раз сквозь ресницы глянула на него, пряча свой интерес, чтобы не смущать. Он снял рубашку и обувь, чтобы доплыть до нее, но остался в своих длинных "охотничьих" коричневых штанах, которые были пропитаны водой. Принцесса снова почувствовала себя виноватой и понадеялась, что Байдеку есть во что переодеться.
А вообще, конечно, на него приятно было посмотреть. Широкие плечи, плотные мускулы на руках, развитая мужская фигура, кричащая о том, что это тело ежедневно подвергается физическим нагрузкам. На плече — татуировка с гербом егерских войск — оскаленной волчьей мордой на синем фоне. По его телу ручейками стекала вода, впитываясь в мгновенно темнеющий песок, прилипающий к ступням. Прозрачные капли застревали в густой поросли на его груди и животе. Темная дорожка мокрых курчавящихся волос обвивалась вокруг пупка и уходила по влажному животу стрелой под ремень брюк.
Да, определенно, барон Мариан Байдек был очень привлекательным мужчиной. И она могла бы поклясться, что пару раз в его взглядах, брошенных на нее, она видела не только верноподданническое почтение к своей госпоже. И даже, кажется, он на мгновение задержал взгляд на ее ...месте пониже спины, которое не оставляло равнодушным ни одного кавалера. Во всяком случае, в ее альбоме хранилось под сотню глупейших стихов, в которых ее ягодицам отводилось для восхваления особое место. Иногда они с сестрами перечитывали особо удачные и совсем невоспитанно смеялись взахлеб.
Ей даже показалось, что он смутился своей реакции и именно поэтому быстро ушел в сторону стоянки, приказав подчиненным проводить принцессу к лагерю, когда она будет готова. Но, вполне возможно, она ошибалась. Дворцовые кавалеры совсем не стеснялись демонстрировать свой интерес и флиртовать. Флирт был любимой дворцовой забавой, и хотя все знали, что их высочеств готовят к удачным политическим бракам, и если что — королева лично оторвет покусившемуся все выступающее, это не мешало кавалерам ухаживать за принцессами и надеяться урвать хотя бы поцелуй. Итак, если б она ему понравилась, барон не стал бы упускать момент сблизиться. Пошутить, отпустить двусмысленный комплимент, заверить в своем восхищении. Хотя кто их знает, этих северян? Может, они замороженные?
Вечером она выбралась из палатки, стоявшей чуть в отдалении от основного лагеря, чтобы присоединиться к сидящим вокруг костра солдатам. На самом деле Василина очень стеснялась — в ее 16 лет трудно находить общий язык с служивыми, значительная часть которых была более чем в два раза старше ее. И для того, чтобы выбраться из своего убежища, ей пришлось напомнить себе, что она Рудлог и королевская дочь. И что ее задача — сделать так, чтобы эти люди в сложных ситуациях оставались верными ее семье.
Нацепив на лицо улыбку, она с уверенностью, которой не испытывала, подошла к костру. Разговоры стихли, и солдаты почтительно встали, приветствуя ее.
— Садитесь, госпожа, — один из сержантов поднес ей раскладной стульчик, на который она и опустилась, пытаясь двигаться изящно. Не так-то легко сесть с достоинством на сидение, которое высотой ниже колен и крайне неустойчивое. Солдаты продолжали стоять и смотреть на нее, как на какую-то диковинку.
— Хотите чаю, Ваше Высочество? — спохватился один из них, пока остальные рассаживались на свои места. — Это наш, северный чай, с медом и ягодами. Витаминный! Вмиг сделает ваши щечки еще розовее!
— С удовольствием, — сказала она, улыбаясь простоте говорившего, и тот налил ей в большую раскладную кружку горячего, но не обжигающего вара, и почтительно передал. Василина принюхалась — пахло хвоей, ягодами и какими-то пряностями. И на вкус было необычно, но не противно.
Солдаты продолжали глазеть на нее чуть ли не с умилением, и она чуть расслабилась.
— Как вам служба, тяжело? — спросила она, сделав глоток.
— Да какое там, — махнул рукой тот, что сделал ей чай. — Тяжело землю пахать да хлеб выращивать, а здесь знай дисциплину блюди да за оружием ухаживай.
— Не жалуемся, — отозвался второй.
— Да вот, сидим, байки страшные от нечего делать рассказываем, — добавил третий.
— А расскажите и мне, — принцесса снова сделала глоток. — Действительно, очень вкусный чай, спасибо!
Солдаты заулыбались. В это время к костру вернулся сержант, за которым шел и лейтенант Байдек. Принцесса отметила, что, хотя при появлении начальства, солдаты быстро и привычно осмотрели себя — нет ли беспорядка в одежде, никакой напряженности не возникло.
— Принцесса просит сказку? — усмехнулся лейтенант, оглядывая свое воинство и тоже наливая себе чаю.
— Люблю сказки, — упрямо ответила Василина. Ей вот при появлении барона Мариана захотелось убежать, а смущение поднялось с новой силой.
— У нас только страшные, — прогудел один из солдат. — Напугаетесь, ночь спать не будете.
— Пусть страшные, но только чтобы с хорошим и счастливым концом, — попросила принцесса.
— Ну, тогда ладно, слушайте. Когда-то давно в деревне, стоявшей у подножия горы, лесные духи похитили ребенка, девочку, и заменили ее...
Мариан Байдек наблюдал за девушкой сквозь парок, поднимающийся от кружки. Совсем еще ребенок, мягкая, изящная, как котенок. Прямая спина, мягкие, очень светлые кудрявые волосы до плеч. Лицо как у куколки — пухлые губки бутоном, большие блестящие глаза, по-детски округлое лицо, маленький носик. Сидит на неудобном стульчике, как на троне, держа в руках огромную кружку, размером чуть ли не с ее голову, и аккуратно пьет, внимательно слушая рассказчика, ахая или подсмеиваясь в особо интересных местах. За ее спиной уже темно, и свет от костра играет тенями на ее невероятно красивом лице. Она кажется чужеродной в этом темном лесу, среди солдат, ее место во дворце, на мягких софах, среди драгоценностей и шелков. Но при этом, несмотря на ее изнеженность, она, как опытный дипломат, парой слов завоевала расположение его парней, и теперь они ее опекают, как родную дочь.
Она, словно почувствовав его внимание, быстро глянула на него, и он поспешно опустил взгляд.
Барон не страдал от отсутствия женщин и не был обделен вниманием прекрасных дам, но эта девушка была словно из высшей, недоступной лиги. Нет, он видел женщин и красивее ее, но этот цветок двора Рудлог словно светился изнутри, и не ледяным, холодным светом, как ее старшая сестра, а мягким, согревающим, золотистым сиянием. Свет юности, свет только-только начавшего распускаться цветка.
Принцесса в очередной раз ахнула и зажмурилась, на месте, когда похищенной девушке в зеркале начинает казаться пара следящих за ней багрово-красных глаз.
Мариан усмехнулся про себя. Никогда он не был поэтом, а тут надо же "сияние, цветок". Правду говорят, что женщины рода Рудлог производят парализующее впечатление на мужчин. Но ему остается только восхищаться и любоваться ей, как картинкой в музее. И охранять. Вот это ему, лейтенанту егерских войск, понятно и близко. Он любил свою службу, любил физические нагрузки и дисциплину, а в военной форме чувствовал себя комфортнее, чем в домашних тапочках. Восемь поколений мужчин его семьи служили короне, после того, как его предок получил баронство за особую доблесть во время войны. И его дело не млеть и пускать слюни, а защищать высокую гостью.
