— Послезавтра мы подключим скважину к трубопроводу, — продолжил Эйбикрамби, и Уиллис кивнул.
Он построил свой нефтеперерабатывающий завод недалеко от порта Ширилс, чтобы воспользоваться преимуществами гавани. Это было достаточно близко к просачиваниям черной камеди, которые обеспечивали его первоначальную добычу нефти, хотя и со скоростью всего около ста баррелей в день, чтобы он мог перевозить ее в порт на фургонах, запряженных драконами. Однако доставка ее, бочка за бочкой, по дорогам между просачивающимися выделениями и его заводом была занозой в заднице, учитывая природу эмерэлдских дорог в целом. Вот почему новая Саутлендская железная дорога должна была закончить прокладку пути между портом и долиной в ближайшие месяц или два. Но Уиллис сделал еще один шаг вперед, ожидая, что скважина будет успешной. Сейрастон находился менее чем в двадцати милях от порта Ширилс, и он построил трубопровод, чтобы соединить новые нефтяные месторождения непосредственно с нефтеперерабатывающим заводом. В настоящее время, даже при весьма удовлетворительном дебите скважины номер один, этот трубопровод будет крайне недоиспользуем. Но...
— Это замечательная новость, Жоэлсин, — сказал он сейчас. — И поскольку вы, кажется, неплохо справились с номером один, — широко ухмыльнулся он, — полагаю, вам следует пойти дальше и приступить к остальным прямо сейчас, не так ли?
— Как только люди герцога Делтака смогут доставить нам буровые установки, сэр! — пообещал Эйбикрамби, все еще широко улыбаясь. — Если мы добьемся успеха на той же глубине и предположим, что не будет сухих скважин, я запущу для вас еще четыре скважины к середине следующего месяца!
АВГУСТ, Год Божий 905
.I.
Лейк-Сити, провинция Тарика, республика Сиддармарк
— Будь осторожен там, Ричирд.
Ричирд Томис остановился, поднимая свою последнюю покупку, и поднял глаза с явным удивлением.
— Осторожнее, мастер Харейман? — Молодой человек оглянулся через плечо на витрину магазина. Солнце село, и небо было затянуто тучами, обещавшими дождь, но, хотя уличных фонарей было мало и они были далеко друг от друга, это было не совсем по-стигийски. — Это всего в четырех кварталах, а дождь еще даже не начался. Если это произойдет, — он внезапно ухмыльнулся, — обещаю, что сохраню их в чистоте и сухости внутри моей туники!
— Я говорю не о книгах, мальчик, — тон Стивирта Хареймана был резче, чем раньше, и улыбка Ричирда исчезла. — Знаю, что ты из тех, кто заботится о своих книгах, — продолжил книготорговец, — но настроение там сейчас не то, что я бы назвал теплым и нежным.
Ричирд оглянулся на тускло освещенную улицу, затем снова повернулся к Харейману.
— Вы действительно думаете, что что-то может... случиться? — Эта мысль явно беспокоила его. Харейман только хотел бы быть уверенным, что это беспокоит юношу по правильной причине.
— Думаю, что уже произошло много "чего-то", — мрачно сказал он. — И думаю, что ваша семья — известные приверженцы Храма. Как считаешь, то, что произошло за последние пятидневки, не разозлило этих идиотов?
Ричирд нахмурился. Он не мог притворяться, что не знает, о чем говорил Харейман, и инцидент был ужасным. Но все же...
— Не говорю, что Фелдирмин не был полностью прав, — сказал владелец магазина. -Скорее всего, так оно и было, и не имеет значения, в чьей армии он служил. Только Лэнгхорн знает, что случилось бы с его женой и его дочерью, если бы он этого не сделал! Но двое из них все еще в больнице, и их гордость тоже плохо это восприняла. Такие головорезы, как они, скорее всего, думают, что им нужно "свести счеты", и им будет наплевать, кого они используют для этого. Так что будь осторожен!
— Я так и сделаю, — пообещал Ричирд. — Но, как я уже сказал, это всего в четырех кварталах.
— Четыре длинных квартала, — указал Харейман.
— Я буду осторожен, — сказал Ричирд более трезво. — Я обещаю.
— Хорошо. Я бы с таким же успехом не стал соскребать тебя с тротуара. Для этого ты тратишь здесь слишком много денег!
Ричирд усмехнулся шутке, взял завернутый в бумагу сверток и направился к двери. Колокольчик над дверью мелодично звякнул, когда она закрылась за ним, и Стивирт Харейман покачал головой, выражение его лица было более обеспокоенным, чем он позволил увидеть Ричирду.
Парню было значительно меньше половины возраста Хареймана, и, несмотря на типографские чернила, которые текли в его собственных венах, лавочнику иногда казалось, что парень слишком глубоко погрузился в свои книги и недостаточно глубоко следил за реальностью. В теле юного Ричирда не было ни одной злой косточки, и он, похоже, не мог по-настоящему вбить себе в голову, что у других людей много злых костей.
Или почему кто-то мог захотеть использовать эту злобу против него.
Его отец, Клинтан Томис, перевез всю свою семью через границу в баронство Чарлз в Пограничных штатах, когда по Тарике пронесся "меч Шулера". Он сбежал не из-за какой-то бешеной преданности Храму. Хотя у него не было симпатии к реформистам, и он довольно сильно верил античарисийской пропаганде инквизиции Жэспара Клинтана, причина, по которой он бежал, заключалась в том, что он был человеком мира. Он был верен республике, но он также был верен Матери-Церкви, и он ненавидел насилие. Поэтому, когда "Меч" принес огонь и смерть в Тарику, он увез свою семью к месту стабильности, переехав к дальним родственникам своей жены, чтобы переждать джихад.
Как лояльный гражданин Сиддармарка, он был одним из первых, кто вернулся из добровольного изгнания, когда были объявлены суды примирения. Он взял семейный сейф с собой в Чарлз, так что восстановить право собственности на его обширную ферму за пределами Лейк-Сити было относительно просто. Но на самом деле он не учел, насколько глубока и непримирима ненависть, оставшаяся после джихада.
Слишком много его соседей погибло во время вторжения Церкви, и слишком много других были убиты "Мечом" или подвергнуты Наказанию в лагерях инквизиции. Осталось немного друзей его семьи, существовавших до джихада, а сторонники Сиддара, вернувшиеся из своего изгнания в восточных провинциях республики, были слишком полны темных и ненавистных воспоминаний.
Харейману не понравилось то, что он предвидел, но он знал, что Клинтан видел это так же ясно, как и он. Здесь, в Тарике, у семьи Томис не осталось дома. Уже нет. Клинтан перевез свою семью в город после того, как в третий раз в качестве предупреждения был сожжен один из его амбаров, и как только он сможет договориться о продаже своей фермы за что-то отдаленно похожее на ее реальную стоимость, он с сожалением вернется в Чарлз или даже на сами земли Храма. Это была печальная, печальная история, которую Харейман уже видел слишком много раз.
И именно поэтому он беспокоился о Ричирде. Мальчик любил книги и поэзию и жил больше в своей голове, чем в мире за ее пределами. Возможно, что еще хуже, он провел годы пребывания своей семьи в Чарлзе, слушая, как его родители с тоскливой ностальгией говорят о доме и друзьях, которых они оставили позади. Его видение республики сформировалось из этих разговоров — основанное на хороших воспоминаниях его родителей, а не на плохих, — и он не был таким прагматичным, как его старший брат Арин.
Держи ухо востро, парень, — подумал книготорговец, когда первые капли дождя застучали по окнам магазина. — Не все такие добросердечные, как ты.
— Дерьмо, — пробормотал Ричирд Томис, когда первая холодная капля упала ему на макушку. Он действительно не ожидал, что дождь начнется до того, как он вернется домой, но его отец всегда подшучивал над ним по поводу его склонности советоваться со своими надеждами, а не с опытом.
Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы поймать еще три или четыре капли прямо в лицо. Несмотря на темноту, уличного движения было достаточно, чтобы скрежет окованных железом колесных дисков по каменной мостовой заглушал любой звук, который мог издавать дождь, но поднялся ветер, трепеща пламенем в уличных масляных фонарях, раскачивая висящие вывески.
Дождь собирался пойти не только раньше, но и гораздо сильнее, чем он ожидал.
Он остановился, оглядываясь по сторонам, держа драгоценный сверток в руках. Он был тяжелым, но гораздо легче того, что в нем находилось: Мир. Печатная продукция. Поэзия, история, четыре самые известные пьесы драматурга Антана Шропски. Он запасался месяцами, с тех пор как понял, что его отец серьезно относится к возвращению в баронство Чарлз. В Лейк-Сити было много сельского колорита, но он все еще оставался столицей провинции республики Сиддармарк, и со времен джихада он быстро восстанавливался. По сравнению с холмами Чарлза его книжные магазины были сокровищницей для любого читателя. На самом деле они были единственной вещью в возвращении семьи Томис в Сиддармарк, которая действительно превзошла мечты Ричирда.
И он был близок к тому, чтобы потерять их. Его мать и отец собирались отвезти его обратно в Симберг, крошечный городок в девяноста милях от ниоткуда (иначе известный как Мартинсберг), где четвероюродный брат его матери приветствовал бы их возвращение со смешанными чувствами. Уиллим Стирджес принял их с распростертыми объятиями, когда они бежали из хаоса западного Сиддармарка. Он был послушным сыном Матери-Церкви и нашел место на своей ферме для всех них. Его посетители отплатили ему за щедрость, приняв участие в бесконечной работе преуспевающего фермера и почти удвоив его производство до джихада. Но ему было всего за сорок, у него быстро подрастала собственная семья, а ферма просто не была такой уж огромной. Его облегчение, когда Клинтан Томис забрал свою семью обратно в Сиддармарк, было ощутимым, и трудно было винить его за то, что он хотел, чтобы Томисы остались там.
Ричирд желал того же.
Дождь начал барабанить по его плечам, оставляя темные пятна на коричневой оберточной бумаге его книг, и он распахнул тунику, запихивая в нее три тома и наклоняясь вперед, чтобы защитить их своим телом. Ему оставалось пройти больше трех кварталов, если он пойдет по главным улицам, и он обещал матери, что сделает это. Но он не понимал, как он мог сохранить свои книги сухими во время такой долгой прогулки, особенно при таком плохом освещении. Тротуары Лейк-Сити были в хорошем состоянии, но так далеко на севере всегда были каменные плиты, которые вздымались из-за чередующихся зимних заморозков и оттепелей. Если бы он попытался ускорить шаг, то в полутьме обязательно зацепился бы носком за одну из них.
Но был и другой путь...
Ричирд поколебался еще мгновение, затем повернулся и направился к ближайшему входу в переулок. Здания по обе стороны стояли так близко друг к другу, что балконы верхних этажей нависали над переулком, превращая его в своего рода туннель. В его "крыше" было много щелей, но между промежутками он действительно был бы вне дождя, и это позволило бы ему сократить путь на целый квартал.
К сожалению, освещение было еще более проблематичным. Случайные пятна света там, где чьи-то окна выходили на аллею, перемежались гораздо более широкими пропастями чернильной черноты, где не было окон, а балконы над головой перекрывали любой свет, который мог просочиться внутрь.
Эти участки темноты были излюблены жителями Лейк-Сити, которые предпочитали не беспокоить городскую стражу своими деловыми операциями. Ричирд был молод и мал для своего возраста, но не настолько молод, чтобы помешать нескольким из этих граждан выкрикивать знойные приглашения, когда он спешил мимо, и он с улыбкой покачал головой. Его реальный опыт общения с "прекрасным полом", как всегда выражался его отец, отсутствовал, если не считать нескольких неуклюжих поцелуев. Однако, учитывая некоторые книги, которые он прочитал, у него было очень проницательное представление о том, что предлагали эти приглашающие голоса, и часть его — не самая умная — испытывала искушение принять приглашения. Они, вероятно, захотят больше, чем он мог себе позволить, но не похоже, чтобы он мог бы намного дольше тратить свои марки на книги. А его старший брат Арин всегда настаивал на том, что реальный жизненный опыт важнее всего, что он может почерпнуть из книги!
Улыбка Ричирда превратилась при этой мысли в смешок. Арин был всего на пять лет старше его, но иногда эти годы казались целой вечностью. Арин никогда не хотел возвращаться в республику; на самом деле, он боролся с решением своих родителей. Разница в их возрасте означала, что ему было двенадцать, когда семья Томис сбежала в Чарлз. Ричирду было всего семь лет — восемь ему исполнилось в том же году, в Чарлзе, — и его воспоминания о республике и о хаосе, охватившем Тарику еще до их отъезда, сильно отличались от воспоминаний Арина. Если уж на то пошло, он пришел к пониманию, что "его" воспоминания на самом деле были отголосками рассказов его родителей о республике, которая никогда не знала "меча Шулера". О республике, которая умерла навсегда, когда реформисты и безумие инквизиции разорвали мир на части. Он построил свое собственное видение Сиддармарка на основе этих рассказов... только для того, чтобы обнаружить, насколько далека от видения его реальность во многих отношениях.
Он перестал хихикать и наклонил голову, когда дождь усилился. Вдали от главных улиц практически не было шума уличного движения — гул, доносившийся из-за массивных блоков зданий, окружавших переулок, был больше похож на шум далекого моря, недостаточно громкий, чтобы заглушить стук дождя, хлеставшего по балконам над ним. Он обнаружил, что петляет от темного пятна к темному пятну, прячась под островными крышами, чтобы как можно дольше держаться подальше от ливня.
Это были сторонники Сиддара, — подумал он. — Их не волновало, что Клинтан Томис всегда считал себя верным Сиддармарку, что он отказался записываться в ополчение или армию баронства Чарлз даже в разгар джихада. Их не волновало, что он сбежал с огромной фермы, на которой его семья работала более двух столетий, только потому, что у него была жена и двое маленьких сыновей, и он был полон решимости уберечь их от окружающего его безумия. Он вернулся из одного из Пограничных государств, даже не из земель Храма, но это не имело значения. Он ушел "в час нужды республики", и это сделало его предателем.
Поначалу все было не так уж плохо, по крайней мере, пока был жив архиепископ Жэйсин. Но после его смерти не нашлось никого, кто мог бы свысока взглянуть на сторонников Сиддара. Архиепископ Артин делал все, что мог, а архиепископ Оливир, реформистски настроенный архиепископ Клифф-Пика, который заменил архиепископа Жэйсина в судах примирения, был порядочным, справедливым человеком. Но эти двое были похожи на древнего епископа, который стоял на морском берегу залива Ветров и запрещал приливу приходить.
Старый мастер Харейман был не так уж неправ, называя сторонников Сиддара "головорезами". На самом деле, Ричирд вовсе не думал, что был неправ, хотя его отец — с упрямой справедливостью — настаивал на том, что не все сторонники Сиддара были уличными бандитами, которым нечем было заняться, кроме как преследовать порядочных людей. Однако это был пункт, по которому он и его жена не были согласны, и в этом деле Ричирд — и Арин — оба встали на сторону Даниэль Томис.
