🌿 Второе дыхание. Часть 3. Серафимов подарок

Того, что Принцесса и Многоликий испытывали сейчас, когда ему приходилось оставаться в зверином теле, им было слишком мало и слишком много одновременно. Оба они изнывали от невозможности предаваться занятию, которому испокон веков предаются люди, переполненные желанием и любовью. Однако невозможность эта была не приговором, как раньше, а всего лишь вынужденным неудобством. Эрика и Феликс вдруг поверили, что где-то там, за пеленой тумана, их ждёт простое и тёплое человеческое счастье быть вместе. Веских причин для веры у них не было — была лишь эйфория из-за того, что здесь и сейчас никто не пытался их разлучить. Но им, не избалованным любовным благополучием, кружила голову даже такая малость.

До обеда их не тревожили. Но когда в салоне начала греметь посудой и переговариваться прислуга, в купе деликатно постучали.

— Да-да! — откликнулась Эрика, торопливо закутываясь в халат.

Дверная створка отъехала, в проёме появилась довольная физиономия принца.

— Я не разбудил вас, принцесса?

— Нет, Аксель, — улыбнулась она. — Я давно проснулась, но не хотела выходить.

— Не составите ли мне компанию за обедом? — попросил он. — Не то я рискую остаться там один. Король с утра рвёт и мечет, все остальные прячутся по своим углам — боятся показываться ему на глаза.

— Крейцель? — одними губами спросила девушка.

Принц внедрился в купе, приветственно кивнул Феликсу и заговорил, перейдя на шёпот:

— Крейцель, конечно, кто же ещё? Хотя в том, что он сбежал, мне никто не признался. Ваш батюшка, — добавил он со смешком, — попросил меня не рассказывать Императору, что произошло сегодня ночью. Зачем, мол, впутывать в эту глупую историю его величество? Преступник всё равно уже пойман и будет казнён. Я прикинулся простофилей и согласился. Правда, немного об этом жалею: думал, что Баргезо дадут для анализа хотя бы флаконы с зельями, раз уж ему не придётся побеседовать с самим бароном...

— Извините, Аксель, — чуть виновато покачала головой Принцесса. — Но по-другому было нельзя. А с флаконами мы что-нибудь придумаем — может, нам всё же удастся подсунуть их вашему придворному магу.

— Надеюсь, что придумаем! — с обычным своим жизнерадостным оптимизмом ответил принц. — Ну так как, я жду вас в салоне?

— Хорошо, я приду, — согласилась Эрика и потянулась к звонку, чтобы вызвать Валькирию.

Её жених скрылся, секунды спустя вместо него в купе появилась горничная. Феликс соскочил на пол с намерением отправиться на разведку. Он был раздражён и рассержен на принца и на самого себя. На принца — за то, что тот невольно помешал их с Эрикой уединению. На себя — за то, что не может перестать её ревновать. Он был благодарен Акселю за трепетную заботу о Принцессе и всё больше ему симпатизировал, но ревность от этого только усиливалась.

Сам пока не понимая, что рассчитывает увидеть и услышать, Многоликий сначала засунул нос в купе Марка. Мальчишка возлежал на постели, закинув руки за голову и положив одну ногу на согнутую в колене другую, и с мечтательным видом насвистывал арию из оперетки. На столе стоял поднос с нетронутым обедом. Затем горностай заглянул к Ингрид. Мачеха, исполненная грозовой сумрачности, сидела перед зеркалом. Горничная — как бишь ее, Марта? — сухопарая коротко стриженая женщина средних лет, с большеротым лягушачьим лицом, сооружала хозяйке причёску. Ингрид то и дело покрикивала на прислугу, отчего та вздрагивала тощими плечами и роняла шпильки. Заметив горностая, мачеха зашипела, выругалась и запустила в него щёткой для волос — он едва успел выскочить в коридор. Никаких выводов об участии тех, кого он только что лицезрел, в ночных событиях, Феликс сделать не смог — учитывая внезапное охлаждение Марка к Ингрид, сама по себе её нервозность ни о чём не говорила.

Следующим в очереди был Король. Глухие резкие голоса, доносившиеся из его купе, свидетельствовали, что он не один. Собеседником Скагера оказался начальник Охранной службы. Многоликий потоптался под дверью, пытаясь разобрать слова, но безуспешно — Король и Олаф оба помнили, что ведут разговор, не предназначенный для чужих ушей. Тем больше Феликсу хотелось его подслушать — и он стал разыскивать щель, в которую сможет хоть как-нибудь пробраться. Такая щель, в конце концов, нашлась, но, протискивая себя в неё, оборотень предчувствовал, что потом, когда всё закончится, ему даже смотреть на мышей, и то будет тошно.

— ...Тебя самого нужно вздёрнуть, растяпа!.. — сидя в кресле и ударяя ладонью по подлокотнику, вполголоса кипятился Король. — Как?! Ты объясни мне, как ты допустил побег?! Да ты должен был ночевать с ним в камере, чтобы этого не случилось...

— Простите, ваше величество, — должно быть, не в первый раз уже твердил багровый от стыда Олаф. — Достоин суровейшего наказания. Постараюсь загладить. Не знаю, как вышло... Двери заперты. Ночью в хвост поезда никто, кроме его высочества, не ходил. Полагаю, это опять магия...

— Магия? Хочешь сказать, мерзавец магическим образом просочился сквозь стену?

— Никак нет, ваше величество, я другое имел в виду. С нами едет тот, кто послал сюда Крейцеля, или его сообщник. А если у этого человека ка тоже есть с собой средство для отвода глаз? Тогда он мог...

— Вы проверили?! — рявкнул Скагер. — Всех обыскали?

— Обыскиваем, ваше величество. Пока ничего. Но, смею заметить, есть подозрение, что автор зелья...

— Возможно, это Мангана. Я помню — ты получил письмо. Чароплёта сейчас всё равно не достать. Проклятье, Олаф! Упустил Крейцеля — ищи хотя бы сообщника. Что с этой дрянью, которая всё ещё называется моей женой?

— Ничего необычного. Провела ночь в своём купе. Про записку, полученную Вайменом и Керугером, скорее всего, даже не слышала.

Король прищурился:

— Да была ли она вообще, та записка? Может, они солгали?

— Вряд ли, ваше величество. Какой им смысл лгать? Они доверенные лица Джердона...

— От Джердона можно ожидать чего угодно! — выплюнул Скагер и замолчал.

Молчал и Олаф.

— А эта девка... Валькирия, — чуть успокоившись, сказал монарх. — Её ты давно должен был проверить. Ещё тогда, когда мне не понравилось, как Марк на неё заглядывается.

При слове 'Валькирия' Феликс насторожился.

— Я проверял. Всё в порядке. Нынче ночью из вагона она не выходила. Что похорошела, это многие заметили. Но больше ни...

— Опять магия?

Начальник Охранной службы нахмурился:

— Возможно. Хотя, по мнению Коркеца, никаких артефактов при ней нет. А что Марк на неё заглядывается — так, может, ваше величество, это и к лучшему, что заглядывается на неё, а не на мачеху?

— Не многовато ли ты на себя берёшь, давать мне советы? — снова бледнея от гнева, процедил Король. — Не твоего ума дело. А вот со своими делами ты что-то перестал справляться. Откуда у девки магия? Говори! Может, её специально наняли охмурить моего сына и скомпрометировать мою дочь?

— Не охмуряет она Марка, ваше величество, — вступился за Валькирию Олаф. — Она вообще его сторонится! Это он ей проходу не даёт и распускает руки. Я лично за ней присматриваю, и...

— Да не влюбился ли ты сам в неё, болван?! — разъярился Король.

— Никак нет, ваше величество! — начальник Охранной службы, который начал было расслабляться, опять вытянулся по стойке смирно и вытаращил глаза.

— Что-то ты слишком рьяно её защищаешь. Поди прочь и не возвращайся, пока не будет новостей.

Так-так, думал Феликс, выбираясь из купе Скагера и досадуя, что не может сразу же пересказать услышанное его дочери. Значит, Олаф 'присматривает' за Валькирией. Не этим ли объясняются странности в его поведении? Его присутствие там, где ему вроде бы нечего делать, его реплики, оставляющие ощущение, что он говорит совсем не то, что хотел бы сказать. Интересно, чем вызван этот 'присмотр'? Только ли поручением Короля, или беднягу Олафа, в самом деле, запутало в Пелене Любви?

День, между тем, клонился к вечеру, и всё ближе и ближе был Икониум. Пообедав с Акселем, Эрика вернулась к себе, расчистила кусочек окна и принялась рассматривать пейзаж — холмистую равнину с раскиданными по ней тут и там маленькими березовыми рощицами. Редкие городки и деревушки не выглядели богатыми, но всё же не несли на себе столь ужасающего отпечатка нищеты и разрухи, как в Ингрии. Принцесса чувствовала себя так, будто она, бодрствуя, забрела в свой собственный старый сон. Ведь точно такие же холмы и берёзки она видела 'в прошлый раз', только тогда повсюду была весёленькая весенняя зелень, а не снег. На одном из холмов стоит, прячась от незваных гостей, поместье Тангрис. А скоро Эрика увидит город, по улицам которого ей довелось пройтись едва живой от усталости и горя. Даже сквозь марево тогдашней муки он показался Принцессе огромным и прекрасным — что за впечатление он произведёт на неё теперь?..

Феликс, возвратившись, вскарабкался на стол, где его дожидалось блюдечко с мясом, опёрся лапками о стекло и тоже выглянул наружу. Окрестности Икониума и его не оставили равнодушными, хотя совсем в другом смысле, нежели Принцессу. Во-первых, это были его родные места, и он только теперь понял, что успел по ним соскучиться. А во-вторых, в голове с исключительной отчётливостью всплыл разговор с Джердоном и требование последнего никогда больше не возвращаться в Империю. Многоликий хоть и надеялся сделать всё от него зависящее, чтобы никто, кроме Эрики и Акселя, не узнал его тайну, но от мысли, что он нарушил слово, данное Императору, ему стало не по себе, и шерсть у него на загривке поднялась дыбом.

— Аксель предупредил меня, что в императорской резиденции даже у стен есть глаза и уши, любимый, — прошептала Эрика в подтверждение его мыслей. — Так что нам с тобой придётся быть тише воды ниже травы, пока мы там.

В сумерках в купе заглянул Олаф, сообщил, что прибытие через сорок минут. Вслед за Олафом пришла Валькирия, чтобы одеть и причесать Принцессу. В назначенное время поезд, пыхтя и фыркая паром, остановился под стеклянной крышей сияющего электрическим светом вокзала имперской столицы.

* * *

В Икониуме оказалось гораздо теплее, чем в Кантарбе, где Эрика единственный раз за всю дорогу выходила из поезда. Ветра не было. Редкие мелкие снежинки, которые летели с неба, сверкали под фонарями и наполняли пространство серебристыми искрами. После трёх суток, проведённых в тесном, душном и жарком вагоне, Принцесса с особенным удовольствием вдыхала морозный воздух, ступала по присыпанной снегом мостовой, глазела по сторонам, узнавая очертания города, которого в своей настоящей жизни никогда не видела. Она бы рада была пройтись пешком до самого Мирколиса — так называлась императорская резиденция. Но увы, положение обязывало проделать этот путь на автомобиле, пусть и роскошном, но таком же тесном, душном и жарком, как поезд.

Впрочем, сегодня, как ни странно, 'положение' Эрику почти не тяготило. Прежде она ненавидела торжественные выезды и придворные церемонии; в тех случаях, когда отец брал её с собой в Белларию, она считала минуты до завершения официальной части мероприятий и заботилась только о том, чтобы вытерпеть многолюдность и многословие, не изменяя правилам этикета и не теряя надменного выражения лица. Но сейчас ей впервые в жизни было приятно, что её чествуют как особу королевской крови, будущую правительницу Ингрии, а ныне — вторую после Короля.

На вокзале миссию встречали высокопоставленные имперские вельможи — премьер-министр и министр иностранных дел. Принцесса, с момента помолвки потратившая уйму времени на то, чтобы выучить ближайшее окружение Джердона Третьего, легко узнала этих вельмож, вспомнила титулы, имена и чины. Оба министра держались с ней необычайно почтительно, едва ли не более почтительно, чем с её отцом. Их бесконечные поклоны и цветистые приветствия, и собранные, восторженные лица гвардейцев Его величества, провожавших высоких гостей к автомобилям, вдруг показались Эрике абсолютно уместными. 'Всё так, как и должно быть, — думала она. — Я будущая Королева. И все эти почести назначены мне от рождения!'

Потом, сидя в автомобиле по правую руку от отца, она мельком подивилась произошедшим с ней переменам, но раздумывать о них было некогда. Вернее сказать, у Эрики имелось занятие поинтересней: она рассматривала город за окнами, и у неё дух захватывало, настолько он был просторней, светлее и выше ингрийской столицы! Если зимняя Беллария, с её фигурными башенками и кружевными решётками, напоминала маленькую шкатулку с драгоценностями, то Икониум, лаконичными линиями расходящийся вверх и вширь, выглядел ледяным чертогом с сокровищами. 'Надеюсь, вечерние прогулки по городу значатся в нашей программе. Было бы слишком обидно безвылазно сидеть в Мирколисе!' Принцесса пожалела было, что Феликс, которого вместе с его корзинкой разместили в фургоне с багажом, не видит этого великолепия — но потом вспомнила, что её любимый много лет прожил именно в Икониуме, и даже немного ему позавидовала.

Любоваться городскими красотами Эрике пришлось недолго: резиденция Джердона располагалась в центре города, и вскоре процессия остановилась перед широкими воротами, украшенными имперским гербом. И ворота, и каменная стена в два человеческих роста высотой обладали неяркой магической аурой. Аксель ещё в поезде рассказал невесте, что магии в Мирколисе много: Император, в отличие от ингрийского монарха, ни малейшего страха перед ней не испытывает. Поэтому никакими 'Треугольниками Овитры' при входе здесь не пользуются; обитатели и гости резиденции, имея пропуск, могут приносить с собой любые артефакты. Это плюс: досматривать багаж не станут, а значит, не заметят и присутствия Многоликого. Но это же и минус: ни Джердон, ни его служба безопасности совершенно не гнушаются волшебными приспособлениями для слежки, которые, если хорошенько поискать, на территории Мирколиса можно обнаружить почти везде.

Эрика, почти всю жизнь проведшая в замке Эск — древнем каменном поселении, напрочь лишённом зелени, кроме плюща на стене и нескольких чахлых сквериков, нечто подобное невольно ожидала увидеть и за воротами Мирколиса. Каково же было её удивление, когда её взгляду предстал чудесный заснеженный парк, больше похожий на лес! Широкая прямая аллея вела от ворот к белому трёхэтажному зданию с высоким крыльцом, колоннами и полукруглыми окнами — императорскому дворцу. Деревья по обе стороны от дороги, судя по необъятности их стволов и фантастической высоте крон, были очень старыми. Далеко вверху их ветви переплелись, образовав потолок исполинского коридора. В аллее было светло, как днём — её освещали не только фонари, но и гирлянды бледно-голубых и белых лампочек, накинутые на молодые деревца и кустарники в нижнем ярусе. На электричество в Мирколисе явно не скупились. Эрика присмотрелась внимательней: ей показалось, что к обычному свету примешивается магический. Автомобили медленно покатились по аллее, и свет гирлянд, то разгораясь, то угасая, волной покатился следом. 'Точно так же меня приветствовали фонтаны в поместье Тангрис!' — вспомнила Принцесса и утвердилась в мысли, что в украшении парка не обошлось без магии.