Если судьба выбирает нас...

Федечка идет грызть гранит науки в гимназию, чтобы по возвращении донимать меня просьбами 'рассказать про войну'. Братец постоянно уговаривает встретить его после учебы, тайно желая, чтобы однокашники лицезрели героического меня. Причем желательно, при полном параде с шашкой и орденами!

Матушка хлопочет по дому, разбирает бумаги от управляющего имением или идет в гости к подругам.

Хуже, когда ее подруги идут в гости к нам...

В этом случае мою скромную персону рекламируют, как самый чудесный из 'Чудо-йогуртов', с глубоко законспирированным желанием найти мне подходящую партию.

Я очень быстро научился избегать подобных презентаций, ссылаясь на какое-нибудь недомогание, дабы отправиться на прогулку или продолжить штудирование домашней библиотеки.

2

Кроме чтения, я веду эдакий кондуит.

'Секретную' тетрадку, которая хранится в запирающемся на ключ ящике моего письменного стола. По ночам, когда весь дом уже спит, я при тусклом свете настольной лампы чирикаю чернильным карандашом — кто, где, когда и какие изменения в истории, по сравнению с тем будущим, которого в этом мире уже не будет.

Например, нынешний комфлота — Великий Князь Георгий Александрович. Жив-здоров и замечательно этим самым флотом командует. Да и с чего бы ему помирать? Николая террористы ухлопали, а значит никакого кругосветного путешествия не было. И чахотки, от которой Георгий Александрович умер в 1899 году, тоже — не было.

Или Столыпин. Должность премьер-министра занимает вот уже двенадцать лет. И ничего — справляется. Тем более, что террористы на него хоть и покушались, но крайне неудачно. Царство им небесное.

С террористами тут тоже — отдельная песня. Все более или менее значимые фигуры, важные для укрепления государства Российского охраняются — будь здоров! Ни одного удачного теракта, даже частично удачного — в том смысле, что жертва не убита, а ранена.

А вот что касаемо фигур не важных. А то и вовсе сказать — вредных...

Так тут террористы были куда как успешны. Список впечатлял: Великий Князь Николай Николаевич-младший, Великий Князь Сергей Михайлович, Гучков, Милюков, Родзянко и множество других имен и фамилий тех людей, которых потомки добрым словом не поминали.

Информация к размышлению, не правда ли?

Все следы вели в замечательную контору, под названием Министерство Государственной Безопасности Российской Империи, созданное непосредственно Александром II через некоторое время после гибели любимого внука Николая 'Для охраны интересов России'.

Исходя из анализа газет, организация, по крайней мере, в нынешнем ее виде — весьма и весьма внушительная. Одни названия чего стоят: первый департамент — загранразведка, второй — контрразведка, третий — охрана. Еще в структуру министерства входят Отдельный Корпус Жандармов и Отдельный Корпус Пограничной Стражи. Ну и конечно Государственная Тайная Полиция — великая и ужасная.

Все это многообразие служб плодотворно трудилось под чутким руководством весьма часто упоминаемого, но совершенно мне неизвестного генерал-адьютанта графа В.И. Белоусова.

* * *

Надо хорошо заботиться о своем здоровье.

Тело у меня нынче не то чтобы 'супер', зато — молодое! А значит довести его до приемлемых кондиций — вполне даже в моих силах.

Что для этого нужно?

Желание, упорство, возможности и правильное питание. Со всем этим проблем нет. Есть проблемы с закаливанием. При моем ранении в ближайшие несколько месяцев подобные процедуры могут скорее повредить моему здоровью. Но это — издержки.

Намедни, я посетил 'Магазин товаров для охоты, спорта и путешествий' Биткова на Большой Лубянке с целью приобретения необходимых тренажеров.

Конечно, был и еще один вариант: начать посещать Цандеровский институт механотерапии — местный аналог тренажерного зала. Но туда меня совершенно не тянуло, так как с некоторыми механизмами тех времен я ознакомился еще в своей прошлой жизни в славном городе Ессентуки. Представьте себе помесь заводского цеха и пыточной камеры с кучей 'станков', которые 'сберегают силы пациента и в то же время без всякого с его стороны напряжения действуют на мускулы механически путем трясения, валяния, толчков, глажения и вибрационного движения особых приборов...'. Причем все эти чудеса с приводом от паровой машины или на худой конец — электромотора.

Боже упаси...

Ассортимент магазина меня откровенно разочаровал. Помимо традиционных одно— и двухпудовых гирь в продаже имелись штанги, причем не с блинами, а с шарами на концах, булавы для жонглирования, диски для метания и боксерские груши на подставке. Нормальных тренажера было целых три: 'лодка' — имитирующий греблю, 'насос' — имитирующий понятное дело работу ручного насоса и обычная гимнастическая скамья с упорами и поперечной спинкой с подлокотниками.

Остальные товары для моих целей не годились: куча всякого барахла для верховой езды — от седел до жокейских шапочек, полнейшее разнообразие охотничьего и рыболовного снаряжения. Костюмы для всех видов спорта и активного отдыха. Сундуки и чемоданы вперемешку с коньками, лыжами и теннисными ракетками. Сабли, шашки, рапиры и широкий выбор пистолетов всех марок и моделей. Я даже присмотрел себе 'Браунинг' 1910 года — для коллекции.

Короче пришлось довольствоваться тем, что было. Заказал две гири-пудовки и штангу. Надо же с чего-то начинать.

* * *

Ну вот, опять — дождь!

Почему-то вспомнился монолог эстрадного артиста Велюрова, которого в фильме 'Покровские Ворота' сыграл Леонид Броневой: 'Осень, друзья мои! Прекрасная московская осень! На улице идет дождь, а у нас идет концерт!'

Так и хочется перефразировать: 'На улице идет дождь, а у меня идет время!'.

Хотя, мысль о концерте, точнее о музыке, можно признать своевременной — где там моя Гитара?

Взял в руки инструмент и, в очередной раз, восхитился его исключительным совершенством — просто шедевр!

Встав у окна, тихо перебираю струны, пытаясь подобрать мелодию наиболее созвучную нынешнему состоянию души. Наигрываю то одно, то другое, ищу и не нахожу — получается какое-то нескончаемое попурри на 'дождливую' тему...

Разве что...

Пальцы, будто сами, заиграли лирический мотив Кинчева:

Дождь

Выстроил стены воды.

Он запер двери в домах.

Он прятал чьи-то следы.

А мне хотелось дышать,

Дышать во всю грудь,

Но я боялся забыть,

Боялся уснуть.

Там, где вода,

И в небе вспышки ломаных стрел,

Я руки протягивал вверх,

Я брал молнии в горсть.

Там, где вода

Рисует на земле круги

Ты слышишь, слышишь шаги,

Идет дождь.

Будто впервые

Хохотал гром,

Он захлебнулся в словах,

Он рвал ставни с окон.

А я все видел,

Я небу смотрел в глаза.

Все очень просто —

Просто гроза.

За спиной скрипнула дверь...

Ну вот, опять меня застали врасплох за несвоевременными песнопениями!

Обернувшись, встречаюсь взглядом с мамой и с удивлением замечаю в ее глазах слезы!

— Мама?

— Сашенька... Эта песня... Откуда?

— Сочинил... Недавно... — Не хочется врать матери, но ведь приходится?

— Господи! Как же тебе должно быть одиноко, если в твоей душе рождается такое?

— О чем ты говоришь, мама?

— Я пришла позвать тебя к обеду, Федечка вернулся из гимназии. — Резко сменила тему матушка. — Ждем только тебя.

— Сейчас иду!

Ну вот, попал так попал... С какой стороны ни глянь... Теперь меня точно женят на какой-нибудь девице благородных кровей в целях борьбы с одиночеством духа.

Хотя чего кривить душой? Есть оно, это самое одиночество: тяжелое и беспросветное.

Одиночество человека в чуждом для него мире...

Поскорей бы на фронт: там некогда задумываться о высоких материях. Выжил — и счастлив. Сыт, одет и с потолка не капает — и внутренний мир легко приходит в равновесие.

Там все намного проще. Или сложнее?

Да и к чему загадывать? Все равно эвакуационная комиссия через два дня.

3

Свершилось! Меня выписывают!

Привычная уже процедура комиссии закончилась тем, что все члены сего благородного собрания пришли к консенсусу по поводу моего выздоровления.

Меня похвалили, поздравили и попросили завтра утром зайти за выписным листом в канцелярию главного врача.

После чего мы распрощались, и я вышел в коридор. В очереди я был последним, по лазаретной традиции пропустив менее здоровых офицеров вперед. Так что спешить мне было некуда.

— Ну что, Саша? — поинтересовался Генрих, сидевший на колченогом стуле ожидая меня. Комиссию он прошел раньше и теперь грустил, огорошенный решением оставить его в госпитале еще на месяц. Он-то надеялся получить 'домашнее лечение'...

— Признан годным для несения службы. — Процитировал я вердикт. — Сказали, завтра зайти за документами и адью!

— Даже не знаю, завидовать тебе или сочувствовать?

— Сочувствовать? Что за упаднические настроения, господин поручик?

— Ладно! Идем! И не забудь с тебя 'отходная'.

— Предлагаю, дабы не прятаться от врачей отпраздновать мою выписку в каком-нибудь приятном месте!

— А ты уверен, что меня выпустят из нашего богоугодного заведения, дабы я смог насладиться твоим обществом?

— Не волнуйся! Со мной — выпустят! — Моя уверенность отнюдь не была показной, ведь с санитарами я договорился заранее...

* * *

Получив выписной лист, я направился отметить его у военного коменданта госпиталя капитана Патцена.

Капитан встретил меня весьма приветливо, и мы мило поболтали о всяких пустяках присущих лазаретной жизни. Зарегистрировав выписку, комендант забрал у меня выписной лист и под расписку вручил предписание. На этом мы и распрощались.

Перед уходом я зашел в палату к Литусу.

Генрих увлеченно играл в шахматы с доктором Финком. В последнее время они очень подружились, чему я был несказанно рад. Теперь моему другу будет не так скучно коротать время в нашей уютной маленькой палате. Все потому, что пока я долечивался на дому, к Литутсу подселили тяжелораненого офицера-пулеметчика. Бедняга был ранен в шею и для полноценного общения никак не годился ввиду временной неспособности говорить.

— Здравствуйте, господа!

— Здравствуй, Саша! — обрадовано вскинулся Генрих.

— Добрый день, Александр Александрович. — Поприветствовал меня Финк.

— Я вижу, что вы с толком проводите время?

— Да. Теперь у нас с Якобом Иосифовичем ежедневный турнир! — Похвастался Литус.

— И кто выигрывает?

— Двенадцать против семнадцати в пользу поручика! — С притворным сожалением посетовал доктор. — Но возможности для реванша я не исключаю!

— Получил предписание? — живо поинтересовался Генрих.

— Вот! — Я достал из нагрудного кармана свернутый листок.

— И что там?

— Полюбуйся сам! — ответил я, протягивая другу бумагу.

Едва выйдя от Патцена, я тотчас же развернул предписание с целью узнать свою дальнейшую судьбу:

'Ноября 1-го 1917 года, подпоручику фон Ашу А.А. прибыть в распоряжение штаба Московского гарнизона. Генерал от инфантерии П.Д. Ольховский'.

Никаких неожиданностей. Все банально и предсказуемо. Чего-то подобного я и ожидал, наблюдая дома преувеличенное равнодушие отца и спокойствие мамы в преддверии решения эвакуационной комиссии. То есть, подсознательно я чувствовал некоторую неестественность, но, занятый самокопанием и историческими изысканиями, не придал этому значения.

Вывод напрашивался сам: 'Папа похлопотал'.

4

Из здания Штаба Московского военного округа, на Пречистенке я вышел, будто заново родившись.

Авантюра моих родственников, призванная оградить меня от фронта, завершилась для меня наиболее благоприятным способом. По дороге сюда я более всего опасался, что именно здесь мне и предстоит служить, а штабы и штабных я еще с прошлой жизни на дух не переношу. Да и тянуться и щелкать каблуками с видом 'чего изволите' — это тоже не мое!

Казалось бы, пробыл тут всего каких-то полчаса, а уже рука устала честь отдавать — военных тут избыток, особенно начальников.

Слава Богу, что у меня теперь иная судьба — запасной батальон родимого 8-го Московского Гренадерского полка.

Несмотря на сильный холодный ветер, я решил прогуляться по Волхонке до Кремля, проветриться и поразмышлять.

Конечно, спасение меня от ужасов войны для родителей было задачей номер один, особенно в свете того, что за неполных два месяца на фронте я дважды был на волосок от смерти. То, что отцу было под силу решить мою дальнейшую судьбу, я нисколько не сомневался: статский советник, согласно 'Табели о Рангах' — это нечто среднее между полковником и генерал-майором. К тому же, папа — чиновник Военного министерства.

Удивительно другое — как он тонко меня просчитал!

Ведь очевидно, что служба при штабе у меня, скорее всего, не сложилась бы! Хотя с точки зрения любого родителя — сие есть предел мечтаний. Отец поступил мудрее и учел мой прошлый характер и те его изменения, которые он наверняка приписал нахождению во фронтовой обстановке.

Протекция вышла удачной во всех смыслах — я снова в строю, в своем полку и при этом дома.

Надо будет поблагодарить его, желательно тет-а-тет... Ведь маме ни к чему лишний раз волноваться!

Черт! Как же неудобно ходить с шашкой на боку! Приходится придерживать ее левой рукой, чтобы эта 'селедка' не путалась в ногах. Однако, придется привыкать — здесь не 'полевая обстановка' и ношение сего аксессуара теперь обязательно!

Зато выгляжу теперь, как на картинке: шинель с башлыком, шашка, фуражка и пистолет в кобуре.

Особенно резкий порыв ветра заставил меня поежиться — хорошо, что матушка заставила меня поддеть под китель безрукавку из козьего пуха. Мне еще простудиться не хватало!

Незаметно для себя, я дошел до Публичной библиотеки, которая размещалась в доме Пашкова, и остановился в нерешительности.

И куда бедному подпоручику податься? Разве что, в Александровский Сад, потом пройтись до Исторического музея и направо на Красную площадь? А там, у памятника Минину и Пожарскому — стоянка извозчиков.

Решено!

Итак, на чем я там остановился? Папа— молодец, а шашка — нахрен не нужна?

М-да... Глубока и извилиста мысль русского офицера, который к тому же и российский юрист...

Итак, что меня ожидает на новом месте службы?

Скорее всего, что очередной геморрой — в переносном смысле этого слова. Запасные части, по воспоминаниям современников — это редкостное болото. Старшие офицеры — сборище посредственностей, унтера — редкостные садисты, солдаты — угрюмое быдло, снабжение — в целом хреновое.

Мечта идиота!

Теперь опять, почему-то, начинаю думать, что фронт — это наилучший выход... Как вспомню пополнение, которое мы получили после взятия Штрасбурга, сразу хочется сначала напиться, а потом — застрелиться!

Можно и наоборот — сначала застрелиться... А ведь мне наверняка придется со всеми этими запасниками возиться! Типа, 'сено-солома-шагом-марш' и учить с какой стороны за винтовку держаться!

Ладно! Поживем— увидим!

Сейчас возьму 'лихача' и за Генрихом — на Грузинский!