По крайней мере, никто из тех, кто видел ее в них, не мог усомниться в том, что она женщина.
Эти двое такие странные. Могли ли они действительно быть божественными существами? — снова задумался он, подавляя внезапное малодушное желание, чтобы патриарх Эфраим присутствовал здесь, чтобы он мог доверить это решение кому-нибудь другому. Однако, даже если это не так, очевидно, что они обладают экстраординарными способностями. Так...
Он мысленно глубоко вздохнул. Он уже выбрал осторожный, но уважительный тон.
— Сэр. Леди. Добро пожаловать. Пожалуйста, садитесь.
— Благодарю вас, генерал.
Мужчина положил руки на стол и опустился на ожидающий его стул со сдавленным вздохом облегчения. Женщина просто села с кошачьей грацией, скрестив ноги и сцепив руки на столешнице перед собой.
Велисарий уселся на противоположной стороне стола, в то время как Леонтий стоял у стены, настороженный, как лиса.
— Леди Теодора, — начал он, оказывая ей почтение, которого она явно заслуживала, — это я должен поблагодарить вас, а также извиниться за грубость, которую мои солдаты проявили к вам по прибытии. Сообщения из города обрадовали многих, и я отдал приказы всем людям, находящимся под моим командованием, о том, что вам должен быть разрешен свободный проезд в любую точку Антиохии.
— Все в порядке, генерал. Фома и Николас не знали, кто мы такие, и их... чрезмерная реакция, — она улыбнулась, — была понятна.
— Да, о ваших личностях. Если вы позволите задать вопрос?
— Конечно. Я полагаю, у вас их много.
— Действительно, — он наклонился вперед. — Надеюсь, вы простите мою откровенность, но кто?... или кто вы такие?
Она рассмеялась.
— Я вижу, сразу к делу, — сказала она.
— Ходит очень много слухов, — ответил он.
— Ну, в нас нет ничего божественного, если это то, о чем вы беспокоитесь.
Велисарий моргнул и откинулся на спинку стула. Он не ожидал столь прямого ответа.
— Как мы уже говорили брату Лаварентию, мы всего лишь иностранцы из далеких стран, — продолжила она. — Ничего более причудливого, чем это.
— Понятно. И какие это могут быть земли?
— Я родом из Европейского сообщества, государства в составе правительства Консолидированной системы, или сокращенно СисПрав.
— А я из Англии, — сказал ее спутник.
— Я никогда не слышал ни о том, ни о другом, — признался Велисарий.
— Я не удивлена, — леди Теодора пожала плечами. — Это очень далекие земли.
— Понимаю. Что привело вас в Антиохию?
— Наши мотивы должны быть достаточно ясны. У нас есть лекарство от чумы, слишком многие страдают здесь, в Империи, и мы не можем просто стоять в стороне и позволять этому случиться, если мы можем это предотвратить. Как собратья-христиане, вы должны понимать, что мы чувствуем.
— Христианство распространилось на ваши земли? — Велисарий попытался скрыть свое облегчение, хотя, судя по блеску в глазах леди Теодоры, он подозревал, что потерпел неудачу.
— Так и есть, — подтвердила она, но затем продолжила. — Я уверена, что расстояние между моим домом и вашим велико... и то, насколько позже христианство пришло ко мне, означает, что наши практики отличаются от ваших.
— Полагаю, это вполне естественно, — сказал он, подавляя дрожь и стараясь не думать о том, как Пентархия, пять старших патриархов Церкви, отреагировала бы на практику, которая "отличалась" от ортодоксии. Патриарх Эфраим был практичным и набожным человеком, но у него был короткий путь к ереси или расколу, как обнаружили монофизиты Сирии. И это даже не учитывало того, как отреагирует Юстиниан, сам увлеченный теолог, когда узнает об этом.
— Скажите мне, однако, леди, — сказал он, — все ли женщины здесь?... в СисПраве одарены так же, как и вы?
— Одарены? — Она приподняла бровь, огонек в ее глазах теперь ни с чем нельзя было спутать. — В каком смысле? — невинно спросила она.
— Исключительной силой, — уточнил он, решительно отказываясь улыбаться.
— Некоторые — да, — ответила она более серьезным тоном. — Не все.
— А как СисПрав называет таких, как вы?
— Мой вид? Ну, я синт... — Теодора сделала паузу, нахмурилась, затем покачала головой. — На самом деле так не пойдет. — Она склонила голову, очевидно, напряженно размышляя, затем щелкнула пальцами. — Вот что я вам скажу, генерал. Я не чувствую, что здесь уместно слово вашего родного языка, поэтому собираюсь использовать другое. Вы можете думать обо мне как о валькирии.
— Ах! — ее спутник улыбнулся. — Да, это идеально.
— А... валькирия. — Велисарий попробовал на вкус последнее странное слово, пришедшее ему на ум. — Это имя или у него есть какое-то значение?
— Слово "валькирия", — ответила леди Теодора, — означает "выбирающая из убитых". Валькирии — легендарное воинство женщин-воительниц из одной части моей родины, которые спускаются на поля сражений и выбирают тех, кто живет, и тех, кто умирает. Хотя, — она подняла одну руку и помахала ею, — полагаю, что "битва" с чумой расширяет первоначальное значение.
— И все же, — сказал мужчина — Сэмюэл Пипс, — я думаю, это вам чудесно подходит.
— Спасибо. — Она склонила голову к нему, затем перевела взгляд на Велисария. — Вы хотели бы еще о чем-нибудь спросить, генерал?
— Конечно, хотел бы. — Велисарий покачал головой. — Да и как могло быть иначе? И, — он внимательно наблюдал за выражением ее лица, — я уверен, что патриарх Эфраим тоже захочет поговорить с вами.
— Без сомнения. — Если она и испытывала какие-то угрызения совести по поводу беседы с Эфраимом, то хорошо их скрывала, подумал Велисарий. — Пожалуйста, передайте патриарху, что, как я уже заверила брата Лаварентия, Сэмюэл и я будем в его распоряжении всякий раз, когда он пожелает взять у нас интервью. И мы глубоко ценим помощь, которую оказали брат Лаварентий, аббат Стилиан и его монахи.
Велисарий кивнул. По его опыту, монахи были двух основных разновидностей. Одна из них была воинственной, нетерпимой и верила, что правильную доктрину лучше всего внедрять, разбивая головы, чтобы впустить просветление. К сожалению, иногда это однообразие казалось обычным делом. Слишком часто, по мнению Велисария. Другая разновидность серьезно относилась к своим обязанностям заботиться о своих собратьях-христианах. Многие из них могли бы встретиться лицом к лицу со своими воинственными кузенами с дубинкой в руке, если бы возникла необходимость, но обычно у них были дела поважнее. Например, исцелять души и заботиться о больных.
И когда дело доходит до чумы, только самая сильная вера может помочь мужчине или женщине позаботиться о ее жертвах, — мрачно подумал он. — Мы потеряли слишком многих из них еще до того, как появились эти двое.
Действительно, они это сделали, и отчеты брата Лаварентия и — особенно отца Стилиана, настоятеля монастыря Святого Кирилла, были одной из причин, по которой патриарх Эфраим был готов отложить любые официальные богословские допросы на более поздний срок.
— Я передам патриарху Эфраиму именно это, — сказал Велисарий. Он помолчал, затем более деликатным тоном сказал: — Уверен, вы понимаете, что у патриарха все еще будет много собственных вопросов.
— Я была бы удивлена, если бы их не было, — серьезным тоном ответила леди Теодора. — На самом деле, мне так же сильно нужно поговорить с ним, как мне нужно было поговорить с вами.
— Поговорить со мной о чем, миледи? — осторожно спросил он.
— Нам нужна ваша помощь, — ответила она, и теперь ее тон был смертельно серьезен.
— Моя помощь? — Велисарий покачал головой. — Из всего, что я до сих пор видел, гораздо более вероятно, что мне нужна ваша помощь.
— Это потому, что вы еще не осознаете, насколько серьезна чума на самом деле. Не только в Сирии, но и по всему Средиземноморью, и особенно в Константинополе.
— И как получилось, что у вас информация лучше, чем у меня?
Его глаза сузились, и она пожала плечами.
— Кое-что мы собрали сами во время наших путешествий. Кое-что почерпнуто из рассказов, но многое мы видели собственными глазами. По пути сюда мы проезжали через Константинополь. Сотни людей умирают там каждый день, генерал. Сотни. Число погибших делает чуму здесь, в Антиохии, легкой неприятностью, и она будет только усиливаться, если ее не остановить.
— Тогда почему бы не вылечить больных в этом городе? Зачем вы пришли сюда?
— Потому что, несмотря на то, что у нас есть лекарство от чумы, у нас нет способа распространять его так широко, как это необходимо. Вот почему мы разыскали вас.
— Разыскивали меня? — Велисарий откинулся назад. — Почему меня?
— Как генерал, вы, как никто другой, должны понимать важность цепочек поставок — логистики. Что хорошего в лекарстве, если я не могу доставить его тем, кто в нем нуждается?
— Хм. — Велисарий почесал бороду. В этот момент Валькирия напомнила ему Антонину больше, чем когда-либо Ирина. Именно Антонина больше года занималась снабжением его осажденной армии в Риме.
— Я понимаю вашу точку зрения, — сказал он через мгновение. — Хотя то, что вы говорите, меня удивляет. Вы изучали военное искусство?
— Издалека. Я никогда не участвовала в сражении.
— Ваши наблюдения весьма проницательны. Действительно, они напоминают мне кое-кого другого.
— Это ваша жена, генерал? — спросила она почти нежно, затем покачала головой, когда его глаза сузились. — Я спрашиваю только потому, что сочла бы это большим комплиментом, основываясь на том, что я о ней знаю.
— Понятно, — медленно повторил он, затем пожал плечами. — Это действительно та, о ком я думал. Она и императрица — две самые замечательные женщины, которых я когда-либо встречал. Возможно, до этого момента.
— Благодарю вас, генерал. — Она улыбнулась ему, обнажив ослепительно белые, идеальные зубы. — Я считаю это огромным комплиментом. Но возвращаясь к моему замечанию о логистике, как вы уже видели, мы можем предоставить лекарства, эффективные против чумы. Нам просто нужна помощь, чтобы донести их до тех, кто в них больше всего нуждается.
— А как насчет инструментов, которые вы носите с собой? Если верить моим солдатам, вы пользуетесь необычными приспособлениями, когда ухаживаете за больными.
— Ваши отчеты точны.
— У вас их тоже достаточно? Ими трудно пользоваться?
И разрешит ли Церковь их использование? — добавил он про себя.
— Боюсь, у нас их всего несколько, — сказала она. — Но это не проблема. Наши дозаторы — это удобный способ введения лекарства, это правда, но не единственный. Мы можем развести лекарство в воде, чтобы его можно было легко пить. Результат будет более медленным, но не менее мощным. Но это не меняет того факта, что мы всего лишь один мужчина и одна женщина, идущие пешком. Масштабы этой чумы намного больше, чем все, с чем мы можем справиться самостоятельно. Вот почему нам нужна ваша помощь, генерал.
— Моя помощь. — Он нахмурился, когда она вернулась к этому вопросу. — Миледи, что вам нужно, так это помощь Церкви. И, если вы простите мою прямоту, также благословение Церкви на ваши усилия.
— Вы правы, — сказала она, — но также и неправы. Нам действительно нужно заверить Церковь в том, что мы не желаем ни вреда, ни зла добрым христианам. Это одна из причин, по которой я сказала, что мне нужно поговорить с патриархом Эфраимом так же сильно, как мне нужно было поговорить с вами. Но даже после того, как я заручусь поддержкой патриарха, я все равно так же сильно буду нуждаться в вас.
— Почему? — прямо спросил он. — И какую форму примет эта помощь?
— В идеале мы хотим распространить лекарство по всей Империи. Это означает, что нужно начинать с сути проблемы, а это Константинополь. С помощью вашей армии мы могли бы легко распространить лекарство по всей столице и быстро покончить с чумой в этом городе.
— Вы хотите, чтобы я повел свою армию обратно в сердце Империи?
— Это верно.
— Об этом не может быть и речи. — Велисарий хлопнул ладонью по столу. — Мне очень жаль, но у меня здесь свои проблемы. Персидская армия была замечена близ города Нисибис, и я веду свою армию на восток, чтобы отбросить их назад. Я не оставлю свой пост здесь, в Сирии!
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Императорский дворец, Антиохия
Византийская империя, 541 год н.э.
Его блаженство Эфраим, патриарх Антиохийский, отвернулся от окна, когда Яков Артинидис, его секретарь, ввел Теодору и Пипса к нему.
Это окно выходило из роскошной комнаты в императорском дворце Антиохии, построенном на острове в реке Оронт. Дворец сильно пострадал во время недавней персидской оккупации, когда большая его часть была сожжена. Но не весь, и Эфраим перенес туда свои офисы, когда Империя отвоевала город.
Теодора пересекла комнату, Пипс следовал на шаг за ней, и они оба опустились перед ним на одно колено. Он склонил голову набок, вопросительно глядя на них сверху вниз, затем осенил себя крестом правой рукой, которая снова легла на его нагрудное распятие.
— Пожалуйста, встаньте, — сказал он им удивительно глубоким, звучным голосом, и они поднялись.
— Присаживайтесь, — пригласил он, левой рукой приглашающе указывая на стулья, расставленные по дальней стороне его стола.
Теодора и Пипс подошли к стульям, но ни один из них не сел, и Эфраим едва заметно улыбнулся, направляясь к своему стулу. Они подождали, пока он сядет, прежде чем сесть самим, и пожилой бородатый патриарх положил сцепленные руки на стол, а его блестящие глаза рассматривали своих неожиданных посетителей.
— Леди Теодора, лорд Сэмюэл, — сказал он через мгновение. — Я так понимаю, вы хотели меня видеть?
— Действительно, ваше блаженство, — ответила Теодора. — Есть много вещей, которые мы должны обсудить с вами и прояснить.
— О, в этом я не сомневаюсь! — сказал Эфраим с чем-то подозрительно похожим на смешок. — И, — эти блестящие глаза заострились, — я не сомневаюсь, что одна из причин, по которой вы хотите обсудить их со мной, заключается в том, что у вас есть что мне предложить. И прежде чем вы это сделаете, вы хотите убедиться, что я одобрю... ортодоксальность, скажем так, того, чего вы желаете.
Теодора сумела не моргнуть от его прямоты и напомнила себе — снова — никогда не относиться к этому человеку легкомысленно. Его карьера была замечательной даже в эпоху замечательных карьер.
Он не всегда был церковником. На самом деле он был генералом при императоре Анастасии более четверти века, а затем служил императору Юстину I в той же должности еще десять лет. Именно Юстин в 522 году назвал его comes Orientis, графом Востока, губернатором одной из богатейших провинций Византийской империи.
Из него получился отличный губернатор, точно так же, как он преуспевал во всех других задачах, к которым его призывали. Его первым действием было решительное подавление "синих", группировки, участвовавшей в гонках на колесницах, чьи беспорядки терроризировали Антиохию, и в течение следующих двух лет он осуществлял крупные строительные проекты. Действительно, он преуспел настолько, что в 525 году Юстин пожаловал ему почетный титул comes sacrarum largitionum, графа священных щедрот, что одновременно сделало его одним из высших финансовых чиновников империи и позволило получить звание сенатора.
