Слушаю и повинуюсь

И тихо, свистяще начал.

— С-с-с-султан, твой брат предлагал тебе подумать о войне с Гарибой. Мы, — он поймал взгляд Халиба, заставляя смотреть в глаза. В змеиные, немигающие глаза. — Мы поддерж-ш-ш-шиваем его предлож-ш-ш-шение.

— Мы? — переспросил Халиб, и тут же комната наполнилась тихими голосами, шепотком, смехом. Стены затянуло туманом, из распахнувшегося окна повеяло морским свежим ветром.

— Мы, — произнёс появившийся рядом с Амином ифрит, у которого Валид стащил чёрного коня для шехзаде.

— Мы, — хихикнули три джиньи из сада, пытавшиеся приятно провести с Амином время. До того, как их поймал Валид.

— Мы, — шепнул марид, изображавший царевича в городе пирамид Нури.

— Мы, — эхом раздалось со всех сторон. Зыбкие тени, гротескные чудовища, прекрасные до боли, до щемящего сердца, существа, обступив Амина, смотрели на побледневшего султана. — Мы.

— Мы, — улыбнулся Алиф. — Царс-с-с-ство джинов.

Халиб молчал — долго, и Амин отлично его понимал. Он бы сам сейчас не смог говорить. Смотреть, знать, что эти существа реальны, что они сильны, даже могущественны... что они неуправляемы — спокойно думать об этом можно было рядом с Валидом. Безобидный мальчишка, лопающий сладости не мог никому причинить вреда — хоть Амин и отлично понимал, что это не так. Понимал... но смотрел на веселящегося ребёнка — и не верил. И этот ребёнок так запросто общался с джинами, точно они часть его мира — и мира Амина тоже. Сейчас же...

Амин встретился взглядом с ифритом из пещеры у Бахры. Ифрит улыбнулся, подмигнув. И, повернувшись к Халибу, спокойным, совершенно человеческим голосом добавил:

— Мы очень обижены на султана Гарибы. Этот колдун решил, что может повелевать нас.

— Он охотится на нас, — зашумели у Амина за спиной. — Он развращает нашу природу, он даже замахнулся на то, чтобы создавать чудовищ из тех, кого он поработил.

— И он не остановится только на нас, — добавил ифрит. — Когда он соберёт себе армию уродов, армию гулей, он обратит свой взор на мир людей.

— Вы будете покорно ж-ш-ш-шдать? — добавил Алиф. — Мы предлагаем помощ-ш-ш-шь. Ваша помощ-ш-ш-шь нам. Наш-ш-ш-ша — вам.

— Мы предлагаем союз, — эхом откликнулись джины.

— Я, — выдохнул Халиб, и его глаза алчно заблестели. — Я благодарен...

— Не тебе, — с усмешкой прервал его ифрит. И кивнул на Амина. — Ибни. Он — один и немногих смертных, которым мы можем доверять.

— Он доказ-с-с-сал это — много раз-с-с-с, — кивнул Алиф, глянув на остолбеневшего Амина. — Я был с-с-с ним, я с-с-смотрел... Если ты примеш-ш-ш-шь наш-ш-ш-ше предлож-ш-ш-шение, поведёт нас-с-с-с он.

— А если... нет? — Халиб из последних сил старался не потерять лица.

— Тогда мы з-с-с-саберём его, — ответил Алиф. — И, когда Гариба завоюет Ямму, предлож-ш-ш-шим ему ваш-ш-ш-ш трон. И только тогда нападём на с-с-с-султана Гарибы.

— Потому что отказом ты обидишь нас, смертный, — улыбнулся ифрит. — Мы не любим, когда нас обижают... люди.

— Мы мстим, — эхом откликнулись за спиной.

— Да, и Гариба будет ослаблена войной с людьми. Хороший момент для нападения, — пожал плечами ифрит.

— Мы предлагаем тебе помощ-ш-ш-шь из милос-с-с-сти, с-с-с-смертный, — закончил Алиф. — Лиш-ш-ш-шь потому, что ты кровь от крови того, кто с-с-с-стал одному из-с-с нас-с-с другом. Прими нашу помощ-ш-ш-шь или умри.

Халиб открыл рот. Глянул на Амина. И вдруг рассмеялся.

— Что же, похоже, у меня не такой уж богатый выбор, — и протянул Алифу руку.

В полной тишине повелитель змей протянул в ответ свою, и, когда их пальцы соприкоснулись, туман, ветер и голоса исчезли. Комната снова обрела прежний вид.

— Да благос-с-с-словит Манат твой выбор, с-с-смертный, — спокойно произнёс Алиф. И, кивнув на Амина, добавил: — Мне каж-ш-ш-ш-шется, или моему другу нуж-ш-ш-ш-шен лекарь?

Это было последним, что ослабевший после подземелья Амин услышал, прежде чем потерять сознание.

* * *

Змея свисала с золочёного столбика кровати живой лианой, смотрел Амину в глаза немигающим взглядом. Юноша тоже замер, медленным, плавным движением нащупывая на поясе джамбию. Кинжал точно сам ткнулся в руку, приятно-тёплая рукоять заставила почувствовать себя уверенней.

И тут же, засвистев, змея вползла по столику в еле заметную трещину между стеной и потолком и исчезла.

— И вот так по всему дворцу, — вздохнул сидящий в кресле у кровати Халиб. — Следят, наблюдают, подслушивают.

Амин с трудом сел на подушках — голова кружилась, перед глазами стоял туман.

— А о тебе рассказывают сказки. Весёлые и страшные, — с улыбкой добавил султан Яммы. — Половина из них, конечно, выдумки, но если хотя бы вторая половина — правда... Ты с пользой провёл время, брат. Может, и мне тоже сбежать? Главенствовать на диванах и слушать визирей весьма неприятное и скучное занятие.

— Что тебе нужно? — выдавил Амин, мечтая о глотке воды.

Халиб, точно прочтя его мысли, поднялся, взял с изящного столика у окна чашу и, подойдя к кровати, подал её Амину.

Юноша взял дрожащими руками, с опаской понюхал.

— Не беспокойся, — усмехнулся Халиб, — мысль отравить тебя, конечно, искушает, но пока ты мне нужен. И к тому же, змеи, — добавил он, — пару раз в ней уже искупались. Так что пей, если не брезгуешь.

Амин с трудом сдержал смешок и приник к чаше. Прохладное, приправленное травами вино казалось высшим блаженством.

— Как тебе это удалось? — помолчав, словно невзначай спросил Халиб. — Как тебе удалось подружиться с джинами? Джамбия — в ней этот... змей? Мои колдуны осматривали её, но не смогли вызвать джина. Им он не подчиняется. А ведь должен — тому, в чьих руках сосуд в который джина заточили.

— Заточили, — с улыбкой, повторил Амин. И, не в силах смотреть на султана, уставился на узорчатое покрывало. — Я же не колдун, брат. Я не смог бы его заточить. Он сам выбрал этот... сосуд.

— Сам выбрал службу человеку? — вскинул брови Халиб.

— Не службу, — тихо поправил его Амин. — Дружбу.

— Дружбу? О нет, он тебя защищает — он тебе служит, — покачал головой Халиб. — Нет, Амин. Ты знаешь какой-то секрет, как подчинять джинов, — глаза султана загорелись. — Скажи мне. Скажи мне, что это. Какой-то магический фокус? Ну да, ты не колдун. Тогда что? Талисман? Но тебя обыскивали и кроме кинжала ничего не нашли. Что это? — голос Халиба охрип от еле сдерживаемой алчности. — Скажи мне, что это?!

Амин неосознанно схватился за рукоять джамбии, и на кровать рядом с султаном шлёпнулись сразу три змеи. Угрожающе зашипели, вытягивая плоские чёрно-жёлтые головы.

— Амин, — с трудом взяв себя в руки, улыбнулся султан. — Я позволю тебе... я позволю тебе остаться во дворце, даже сохраню титул, если хочешь. Только скажи, что это.

— Я не могу, — тихо произнёс Амин, и Халиб потянулся к висящему на поясе кинжалу.

Амин перехватил его руку, удивляясь, как неприятно дотрагиваться до умащенной розовой водой кожи брата — примерно так же, как раньше он не любил касаться змей.

— Подожди, Халиб. Ты хочешь знать, как я смог получить джинов в союзники? Я тебе покажу. Когда мы разобьём султана Гарибы.

Халиб пристально смотрел ему в глаза какое-то время, потом отвернулся, рассмеявшись.

— Ну конечно. Умно, брат. Очень умно. Джины да твоё знание, — всё, почему я терплю тебя. Заставишь меня пообещать что-нибудь эдакое в обмен? Давай, ты всегда был умненьким мальчиком, — и, поднявшись, направился к двери.

Амин с улыбкой покачал головой и тихо позвал:

— Халиб. Почему ты убил Зульфию?

Султан остановился. Обернулся, удивлённо глядя на Амина.

— Зуль... А, твою наложницу, которая любила танцевать с саблей? У неё хорошо получалось.

— Почему ты убил её? — повторил Амин.

— До сих пор не понимаешь? — усмехнулся Халиб. — Странно. Она была твоей слабостью, брат. Единственное, что могло бросить тебя на колени передо мной. Какая-то девчонка-наложница! Ты был противен мне тогда — шехзаде, готовый умолять, чтобы эту раскрашенную дуру не трогали. Нет бы спасать собственную шкуру! Не будь тогда того мальчишки — как там его звали? — ты бы так и рыдал над её телом.

— Захир, — шепнул Амин, закрыв глаза. — Его звали Захир.

— Вот видишь, — рассмеялся Халиб. — Ты их помнишь. До сих пор. Это слабость, Амин, недостойная шехзаде. От слабостей необходимо избавляться. Странно, что я объясняю это тебе. Разве это не очевидно?

Амин, тяжело вздохнув, вспомнил, как день за днём, ночь за ночью после побега его держало только желание сначала отомстить старшему брату, потом — просто вернуться. И, наконец — доказать, прежде всего, самому себе, что он достаточно силён, чтобы защитить тех, кто ему дорог. Теперь силён — ведь раньше не смог.

А на самом деле не смог даже сохранить единственного со времени побега из Яммы друга -который привёл его в Гарибу, исполняя его желание, несмотря ни на что. Не смог — потому что слаб? Раньше Амин решил бы, что да.

Сейчас все его желания, отчаянные мечты о мести казались такими глупыми, такими мелкими. Сейчас он хотел бы оказаться далеко-далеко отсюда, где-нибудь в Бахре, в старой лачуге в компании объедающегося сладостями несносного мальчишки...

В давних воспоминаниях образы танцующей Зульфии и верного Захира прощально улыбнулись. Пора было отпустить их. И жить настоящим.

Когда дверь скрипнула, открываясь перед султаном, Амин тихо, не веря, что говорит это, произнёс:

— Я тебя прощаю.

Халиб или не расслышал, или сделал вид. Амину было всё равно.

— Человечнос-с-сть, — просвистел рядом голос Алифа. — Человеченос-с-с-сть, ибни. С-с-с-среди людей она в пос-с-с-следнее время так редка.

Амин промолчал, впервые в жизни понимая, какая пропасть лежит между ним и братом. И что бы Амин ни сделал, ему никогда, никогда не сократить её.

И этому человеку он что-то стремился доказать?

* * *

Ловкие руки марида-слаужанки порхали, украшая длинные косы замершей у окна красавицы. В тёмные до черноты, блестящие пряди вплетались жемчужины, алмазы — они звёздами загорались, как освещает Вадду дорогу его заботливая мать — Ночь.

Красавица молча терпела — видно было, что украшения, восхитившие бы иную царевну, её тяготят. Ни стоящие богатого порта жемчужные бусы, ни яхонтовые перстни, за которые пролилось достаточно крови, прежде чем они попали к султану Гарибы, ни браслеты благородного белого золота, — ничто её не радовало.

Гаджат, султан Гарибы, сидел в кресле неподалёку, перекатывал в руках — по-девичьи тонких, ловких руках колдуна — яблоко. И не сводил жадного взгляда с красавицы.

— Что же, хумай, не милы тебе мои дары?

— Я счастлива, хозяин, — равнодушно отозвалась красавица.

Колдун улыбнулся.

— Амани... Посмотри же, полюбуйся на себя. Ты прекрасна... Ты прекрасней Аллат!

Красавица покорно обернулась к зеркалу в полный рост — сверкнула богато расшитая золотом шёлковая галабея, брызнули светом вышитые алмазами бархатные туфли.

— Хумай. Моя хумай, — колдун покатал эти слова на языке, насладился — как изысканным лакомством. — А правду говорят, ты танцевала для того мальчишки из Яммы?

На мгновение лицо красавицы исказилось. В глазах мелькнула ярость вперемешку с тоской.

— Да, хозяин.

— Ты станцуешь для меня?

Красавица взмахнула ресницами, покорно склонив голову.

— Как вы пожелаете, хозяин.

— И пой, — добавил султан Гарибы, с интересом разглядывая хумай.

Та запела — тоскливо, горько, надломленно. Надломленным же, неловким получился танец — совсем не услада для глаз.

Когда красавица замерла на коленях у кресла султана, тот, небрежно потрепав её за щёку, бросил:

— От твоих танцев хочется повеситься. Я хочу, чтобы ты была весела для меня.

Красавица послушно улыбнулась — но султан уже отвернулся. Встал, махнул рукой служанке-мариду.

— К ночи разберись в себе, милая Амани. Я хочу, чтобы ты пела для меня радостно.

Красавица склонила голову.

— Да, хозяин.

И так и осталась стоять на коленях, когда за колдуном и маридом захлопнулась дверь. Чёрный шёлк галабеи смешался с волосами, укрыв хумай от всего мира — всего, кроме хозяина.

— Амани.

Красавица не пошевелилась.

Насим выскользнул из-за сундуков с тканями и украшениями — подарком султана — замер перед девушкой.

— Амани, послушай. Верни мою силу, и я заставлю твоего нынешнего хозяина пожалеть о том, как он посмел обращаться с гордой хумай.

— Что, колдун, ты будешь обращаться со мной лучше? — не поворачиваясь, отозвалась красавица.

Насим, не сводя с неё жадного взгляда, торопливо кивнул.

— Конечно! Я верну тебе Амина, я отпущу тебя!

Амани-хумай не первый год жила на свете и отлично знала, чего стоят люди. Особенно колдуны.

— Возьми, — жемчужина упала в протянутую руку мальчика. — Она откроет тебе дворцовые подземелья. Там султан прячет свиток с твоим проклятьем.

Насим жадно схватил жемчужину и бросился к двери.

— Ночью, — добавила Амани. — Ты знаешь, что снимать проклятья лучше ночью.

Насим улыбнулся — очень похоже на султана Гарибы. И исчез за дверью.

Хумай знала, что всего лишь меняет одного хозяина на другого. Но не могла отказать себе в удовольствии посмотреть, как они станут убивать друг друга.

Человеческий род жаден до власти.

* * *

Аллат, последний раз полюбовавшись на своё отражение в куполе храма, набросила на роскошные волосы накидку, собираясь уступить небосклон брату. Длинные, как копья, и тонкие, как иглы швеи, лучи заглядывали на базарную площадь гарибского города Аббаса, граничащего с Яммой.

Сжимая кулаки, Амин смотрел вокруг. О жестокости джинов рассказывали страшные истории, он же видел её и воочию. Для джинов не существовало смерти, и все жизни людей — ведущих караваны бедуинцев, торговцев-побержцев, нахваливающих товар, стражников, скучающих у городских стен — все эти жизни не имели ценности. Ровно настолько, насколько не имели они и для султана Халиба, собирающегося напасть на город ночью.

— Ты не любиш-ш-ш-шь убивать, ибни? — просвистел возникший как обычно из ниоткуда Алиф. — Ты предпочитаеш-ш-ш-шь мир?

Амин глянул на него и опустил голову.

— Какая разница, что я люблю? — в вечерней сутолоке базара его голос звучал почти неслышно. Для людей, но не для джина.

— И ты не хочеш-ш-ш-ш быть мелкой фиш-ш-шкой в этой алатыри, — улыбнулся Алиф. — Но тебя не пос-с-с-слушает здешний эмир, даж-ш-ш-ше если ты з-з-захочеш-ш-шь предупредить его об опас-с-с-сности.

Амин быстро глянул на него.

— Ес-с-с-сть с-с-с-способ, — по-змеиному улыбнулся Алиф.

Вслед за его словами на базар упал туман. И гулкая, сонная тишина.

— Они с-с-с-спят, — сказал Алиф, когда туман рассеялся, и Амин изумлённо оглядел площадь. — Вс-с-с-се с-с-с-спят. Ведь у вас-с-с-с с-с-с-скоро ноч-ш-ш-шь.

Амин машинально кивнул и с трудом выдавил, когда лежащий у его ног мальчишка-побережец, отдалённо похожий на Валида, потянулся во сне:

— Разве ты господин и над сном, повелитель змей?

— Нет, — улыбнулся Алиф. — Но с-с-с-среди нас-с-с-с есть и повелитель с-с-с-сновидений... Ты хочеш-ш-шь мира, пус-с-с-сть так. Некоторые из нас-с-с-с не разделяют твоих... желаний... Но они с-с-с-согласны с-с-с-сохранить с-с-с-свою ярость для колдуна. Иди, ибни. Поговори с-с-с-с эмиром. Он прос-с-с-снётся. И выс-с-с-лушает. Теперь выс-с-с-слушает. Дай ему шанс-с-с-с-с выж-ш-ш-шить.